Джон Ле Карре - Русский Дом
– Эй, девочки! – сказал Бен, а мы с Недом ждали на тротуаре. – Вылезайте-ка.
– Сидите, сидите, я бы на вашем месте не вылез, – рекомендовал им Барли.
– Это не ваше такси, детки, а вон его, – Бен кивнул на Неда. – Выкатывайтесь, будьте умницами.
Барли замахнулся кулаком, целя в голову Бена, прикрытую черной фетровой шляпой. Бен отвел удар, словно смахивая паутину, и тем же движением бережно извлек Барли на тротуар и передал Неду, который столь же бережно взял его в охапку.
Не снимая шляпы, Бен нырнул в заднюю дверцу машины и вынырнул из нее с девицей под каждой мышкой.
– Почему бы нам всем не подышать свежим воздухом? – предложил Нед, а Бен вручил девицам по десятифунтовой бумажке, чтобы их духа здесь больше не было.
– Хорошая мысль! – сказал Барли.
И мы неторопливой процессией перешли мост – наблюдатели Брока замыкали тылы, а такси Бена Лагга еле ползло позади. Над доками занималась буроватая заря.
– Вообще-то, приношу извинения, – через некоторое время сказал Барли. – Но ведь никакой беды не произошло? А, Недский?
– Никакой, насколько мне известно, – ответил Нед.
– Будьте на страже, – посоветовал Барли. – Вашей Родине Нужны Настражеи. Верно, Недский? Просто захотелось немного поиграть, – объяснил он мне. – Вы на чем-нибудь играете, Гарри? Один мой приятель играл своей девушке по телефону. На рояле всего лишь, не на саксофоне, учтите, но, по его словам, и рояль свое дело сделал. Вот бы вы попробовали на своей хозяйке.
– Мы завтра уезжаем в Америку, – сказал Нед.
– Рад за вас, – отозвался Барли светским тоном. – Самое подходящее время года. Страна в наиболее выигрышном свете, на мой взгляд.
– Порадуйтесь и за себя, – сказал Нед. – Мы подумали, что неплохо будет и вас захватить.
– Неофициальный визит? – спросил Барли. – Или на всякий случай все-таки уложить смокинг?
* * *
Глава 12
На остров небольшой самолет доставил нас уже в сумерках. Самолет принадлежал знаменитой американской корпорации. Кому принадлежал остров, нам не сказали. Узкий, лесистый, он в средней части почти уходил под воду, а оба конца завершались коническими холмами, так что сверху мне почудилось, будто я вижу бедуинскую палатку, провалившуюся посредине в Атлантический океан. Длина его, по моей прикидке, составляла две мили. На одном холме стоял типичный для Новой Англии загородный дом с садом, а под другим виднелась маленькая белая пристань. Позже я узнал, что дом этот называли летней виллой, потому что зимой он пустовал. Его построил на рубеже столетия богатый бостонец – в те дни, когда почтенные люди обожали жизнь на лоне природы. Мы почувствовали, как качнулись крылья; задребезжали стекла, в кабине солено запахло морем. Мы увидели солнечные отблески, скачущие по волнам, как прожекторные лучи, увидели сражающихся с ветром бакланов. Увидели на западе вспышки маяка на мысу за проливом. Весь полет вдоль береговой линии штата Мэн занял по моим часам пятьдесят восемь минут. Справа и слева от нас поднялись деревья, небо исчезло, и внезапно мы запрыгали по неровностям поросшей травой просеки, в конце которой возле джипа нас ждал Рэнди со своими ребятами. Рэнди, пышущий нравственным и физическим здоровьем, доступным только привилегированным американцам, был в штормовке и при галстуке. Мне показалось, что я знаю его с детства.
– Джентльмены, вы мои гости на все то время, которое пожелаете провести здесь. Добро пожаловать на наш остров. – Первому он потряс руку Барли. Видимо, ему показали фотографии. – Мистер Браун, сэр, это большая честь! Нед? Гарри?
– Очень мило с вашей стороны, – сказал Барли.
Мы, петляя, спускались по склону, и сосны на фоне моря казались совсем черными. Ребята следовали за нами во второй машине.
– Вы, джентльмены, прибыли самолетом «Бритиш эруэйз»? Миссис Тэтчер прибрала эту компанию к рукам, ничего не скажешь! – заметил Рэнди.
– Пора уж ей пойти на дно вместе с кораблем! – отозвался Барли.
Рэнди засмеялся так, словно кончил курсы смеха с отличием. «Браун» была фамилия, выбранная для Барли на эту поездку. Даже в его паспорте, находившемся у Неда, он значился как Браун.
Мы запрыгали по дамбе к сторожке у ворот, которые открылись и сразу же закрылись, пропустив нас. Теперь мы находились на нашем собственном мысу. Венчавший его дом был озарен прожекторами, скрытыми в кустах. Вниз от него убегали лужайки и потрепанные ветром живые изгороди. Из моря ступеньками торчали сваи разрушенного причала. Рэнди остановил джип и, взяв чемоданы Барли, повел нас по освещенной, обсаженной гортензиями дорожке к лодочному домику. Во время полета до Бостона Барли дремал, пил и, пока шел фильм, страдальчески вздыхал. В небольшом самолете он хмурился на пейзажи Новой Англии, словно их красота его смущала. Но когда мы приземлились, он как будто вернулся в свой собственный мир.
– Мистер Браун, сэр, мне дано распоряжение поместить вас в апартаменты для новобрачных.
– Что может быть приятнее, старина? – вежливо ответил Барли.
– Нет, вы правда пользуетесь этим обращением, мистер Браун? Старина!
Рэнди провел нас через прихожую с каменным полом в капитанскую каюту. Интерьер под старину. В углу поддельная старинная латунная кровать и поддельный старинный письменный стол из дуба у окна. На стенах корабельные причиндалы неясного происхождения. В алькове, где помещалась сугубо американская кухня, Барли тотчас опознал холодильник, распахнул дверцу и оптимистично заглянул внутрь.
– Мистер Браун любит вечерком иметь под рукой бутылку шотландского виски, Рэнди. Если в вашем рундуке найдется такая, он будет весьма благодарен.
Летняя вилла была музейным хранилищем реликвий золотого детства. На веранде крокетные молотки медового цвета прислонились к пыльной тележке, в которую запрягались козочки; она была нагружена плетенками для ловли омаров, подобранными на пляже. Пахло воском и кожей. В холле вперемежку с портретами молодых мужчин и женщин в широкополых шляпах висели старомодные картины маслом, изображавшие китобойные шхуны. Следом за Рэнди мы начали подниматься по натертым ступенькам широкой лестницы. Барли плелся позади. На каждой площадке полукруглые окна с цветными стеклами по краю напоминали облицованные драгоценными камнями ворота в море. Мы вошли в коридор голубых спален. Самая большая предназначалась Клайву. С наших балконов открывался вид на сады, тянущиеся до лодочного домика и дальше – на берег за проливом. Сумерки сгустились в тьму.
В столовой с белеными потолочными балками лэнглиевская весталка умудрилась подать нам мэнских омаров и белое вино, ни разу на нас не взглянув.
Пока мы ели, Рэнди ознакомил нас с правилами внутреннего распорядка.
– Никаких разговоров с обслуживающим персоналом, джентльмены, будьте так любезны. Ну, там «с добрым утром» или «спасибо», но ничего больше. Все, что вам понадобится им сказать, передайте через меня. Охрана здесь для вашей безопасности, джентльмены, и она к вашим услугам, но мы предпочли бы, чтобы вы не выходили за ограду. Будьте так добры. Благодарю вас.
Когда обед и объяснения завершились, Рэнди увел Неда в комнату связи, а я пошел проводить Барли до лодочного домика. Яростный ветер трепал сад. Когда мы оказывались под очередным конусом света, Барли словно бы бесшабашно улыбался. Мы шли под взглядами ребят с портативными радиотелефонами.
– Как насчет партии в шахматы? – спросил я возле двери, жалея, что не могу как следует вглядеться в его лицо: оно перестало быть мне понятным, как и его настроение. Он пожелал мне спокойной ночи, и я ощутил легкое похлопывание по плечу. Дверь открылась и сразу закрылась за ним, но я успел различить сквозь мрак призрачную фигуру часового в двух шагах от нас.
– Мудрый юрист, краса и гордость Службы, – на следующее утро почтительно прожурчал по моему адресу Рассел Шеритон, обволакивая сильными мягкими ладонями мою руку и не считая меня ни тем, ни другим. – Один из истинно великих. Гарри, как поживаете?
Он мало изменился со времени своей инспекционной поездки в Лондон: круги под глазами, чуть более по-собачьи грустными, синий костюм на один-два размера больше, тот же животик под белой рубашкой. Тот же лосьон, как у содержателя похоронного бюро, и шесть лет спустя умащивал щеки самого последнего главы советского отдела Управления.
В почтительном отдалении от него стояла группа его молодых людей, которые крепко сжимали дорожные сумки, точно застрявшие пассажиры на аэровокзале. Клайв и Боб расположились на его флангах, образуя сплоченную когорту. Боб выглядел постаревшим на десять лет. Виноватая улыбка сменила недавнюю старосветскую самоуверенность. Он поздоровался с нами слишком уж сердечно, словно получил инструкцию держаться от нас подальше.
Островная конференция, как ее эвфемистически назвали, должна была вот-вот начаться.
