Тайна Орлиной сопки. Повести - Левин Минель Иосифович
Наутро мать допила начатую вечером бутылку.
— Слушай, — сказала она, силясь, чтобы ее слова дошли до Валентины. — Вот название улицы и номер дома. Живет там еще одна твоя сестренка, старшая — понимаешь?.. Катей зовут. Держались бы вы все вместе… А моя жизнь кончена.
И ушла из дома. В тот же день ее вытащили из-под колес автобуса.
Валя оказалась трудным подростком — была упря мой и дерзкой. Воспитатели с ней мучились, девочки ее боялись.
Их было много в детском доме. Одни только девочки.
Валя добывала где-то сигареты и тайком курила.
— Смотри, — говорили ей подружки, — отправят тебя в воспитательную колонию.
— А не все ли равно, где жить? — бравировала она.
Но Ирина к ней привязалась, жалела. Пыталась образумить.
— Что ты, дурочка, понимаешь? — насмешливо отвечала Валя.
Потом она стала перелезать через дувал, отгораживающий детский дом, и подолгу пропадала.
Шел уже третий год ее жизни в детском доме. С наступлением лета должны были перевести в ПТУ. Она тогда с грехом пополам заканчивала восьмой класс. Ирина была в седьмом. Но если она казалась еще совсем ребенком, то Валя выглядела старше своих неполных шестнадцати лет. Во всем ее облике было что-то вызывающее, вульгарное.
Однажды она вдруг вспомнила о старшей сестре, о существовании которой и не знала до последнего дня жизни матери.
— Что, если нам познакомиться?
— Зачем? — спросила Ирина.
Валя понимала, что скоро ей придется начинать самостоятельную жизнь, и старшая сестра могла пригодиться.
Ирине тоже захотелось познакомиться, и она, поколебавшись, согласилась.
— Давай мы ей напишем, — предложила Ирина.
— Нет, мы сделаем иначе.
Валя с того дня вдруг притихла, стала задумчивой. В детском доме сразу заметили перемену в ее поведении. Воспитатели возрадовались.
Спустя две недели Валя пришла к директору и стала рассказывать о старшей сестре.
— Так мы вызовем ее сюда! — был ответ.
— А что, если мы поедем к ней? — спросила Валя. — Ведь еще неизвестно, кто она и захочет ли с нами познакомиться.
— Ну что же, — согласились с ней. — Ты уже взрослая, Валя. И мы тебе доверяем. В самом деле, может быть, так будет лучше.
В следующее воскресенье девочки садились в рейсовый автобус на Душанбе.
Дверь открыла женщина лет двадцати трех, невысокого роста, с чуть раскосыми зеленоватыми глазами.
У девочек были такие же глаза.
— Вам кого? — спросила она, запахивая полы ситцевого халатика.
Девочки не знали, с чего начать.
— Вы — Катя? — спросила наконец Валентина.
— Да, Катя.
— А я — Валя.
— Ну и что? — удивилась женщина. — Да вы входите, не бойтесь.
В квартире больше никого не было, и это придало девочкам смелости.
Комната, в которой они оказались, была светлой. Красивая мебель импортного производства: сервант с хрусталем и дорогими сервизами, зеленый диван, стулья с высокими спинками.
— Прошу вас, — сказала Катя, показывая на диван.
Девочки сели и, перекинувшись взглядом, смущенно улыбнулись.
Катя тоже улыбнулась. Она еще не догадывалась, кто они и зачем пожаловали.
— Так я слушаю.
Валя набрала полные легкие воздуха и захлебнулась, закашлялась.
— Да вы что в самом деле? — рассмеялась Катя.
Девочки вдруг поняли, что она добрая. Торопясь, заговорили вместе.
Катя не сразу уловила, что они пытались ей втолковать.
— Погодите, погодите… Так, значит, вы — мои родные сестры?
— Разумеется.
— А где наша мать?
— Так мы же говорим — умерла.
— А вы живете в детском доме? — все больше удивлялась она.
— Правильно.
Потом Катя угощала девочек чаем с вареньем и домашними пирожками. Таких вкусных пирожков с мясом и рисом они еще никогда не ели.
Катя то смеялась, то плакала:
— Бедные вы мои…
Потом она рассказала о себе. Было ей три года, когда мать отправила ее к своим родителям в Куйбышев. Там Катя выросла. Но мать ни разу не вспомнила о ней. Старики печалились — непутевая. Окончив восемь классов, Катя вдруг заявила, что поедет к матери в Душанбе. Ее отговаривали, но она настояла на своем. Тем более что в это время шел набор в техникум, куда ей хотелось поступить.
Она разыскала мать через справочное бюро. Но та ей не обрадовалась. Злая, спившаяся женщина вызвала полное отвращение. Больше Катя не могла заставить себя прийти к ней.
Катя закончила техникум и работала в хлопчатобумажном производственном объединении.
— А ты замужем? — спросила Валя.
— Замужем.
Тут на лицо старшей сестры набежала тень, но она быстро прогнала ее.
Вечером, провожая девочек, Катя сказала:
— Вы заходите, родные ведь. — Поцеловала искренне. — Это хорошо, что вы объявились. Очень хорошо. А то ведь я совсем одна здесь.
Следующая их встреча произошла спустя месяц.
Катя обрадовалась:
— Молодцы, что приехали!
И принялась потчевать домашним.
— Да вы ешьте, не стесняйтесь. В детдоме-то небось такого не дают.
Они стали защищать свой детский дом:
— Он ведь у нас образцовый!
Когда пили чай, Ирина спросила про отца:
— Какой он из себя?
Катя замялась, не сразу нашлась, что ответить. Потом сказала, словно извиняясь:
— Так ведь я вашего отца не знаю.
— Ну тогда расскажи про своего, — не сразу поняла ее Ирина.
— Своего знала. Он музыкантом был, на скрипке замечательно играл. Одно время жил у нас с бабушкой. Только хворал часто, и вот уже лет пятнадцать как умер.
— Пятнадцать? — не поверила Ирина.
— Так ведь у нас разные отцы, девочки, — попыталась мягко объяснить Катя…
Она пришла к ним в детдом в январе. Принесла огромную банку вишневого варенья. Но была грустная, и девочки это сразу подметили.
— Просто голова болит, — уронила она. Однако, прощаясь, вдруг попросила пока к ней не приезжать…
Перед Восьмым марта они получили от Кати поздравительную открытку и десять рублей в конверте.
Тогда они сами сняли запрет и поехали к ней с тортом и цветами.
Катя открыла дверь, обрадовалась:
— Ах вы, мои дорогие сестрички!
— Мы поздравить пришли.
— Спасибо!
В тот день наконец они познакомились с ее мужем. Он сидел на диване в полосатой пижаме, читал газету. Увидев девочек, снял очки с толстыми стеклами и, близоруко щурясь, поднялся навстречу.
— Давно пора познакомиться. Меня зовут Павлом Афанасьевичем.
Он был среднего роста, худощав. Протянул руку с длинными, цепкими пальцами.
— Угощай сестренок, Катюша, — оживленно сказал он жене и помог ей накрыть стол.
Обед прошел весело. Павел Афанасьевич шутил и все больше смотрел на Валентину. Она ему откровенно улыбалась, и под конец он стал обращаться только к ней.
Прощаясь, Павел Афанасьевич тоже просил девочек обязательно заходить.
Катя вернула торт, который принесли сестры:
— Пожалуйста, съешьте там сами.
Она проводила их до троллейбусной остановки.
— В тот раз мы немного повздорили. Характер у моего мужа крутой. Вот я тогда и просила повременить.
Затем сестры приехали в город летом, сразу после экзаменов. Катя была в положении и чувствовала себя неважно.
Павел Афанасьевич сводил девочек в цирк, а когда представление закончилось, повел в павильон «Мороженое»…
В самом конце июня Валя переехала в город. Спустя месяц прислала письмо. Устроилась хорошо. Общежитие, правда, далековато, но какое это имеет значение? Назначила свидание у Кати на ближайшее воскресенье.
Ирина приехала утренним рейсом. Катя была дома.
— А Вали еще нет? — спросила Ирина.
— Нет, — устало ответила Катя.
— Ты лежи, лежи, — сказала Ирина и, весело напевая, приступила к генеральной уборке в ее квартире.
Валя так и не пришла.
— Она хоть к тебе заходит? — спросила Ирина.
— Заходит. А несколько раз даже оставалась ночевать…
Через две недели Катя родила сына. В день выписки приехала Ирина. Валя, оказывается, по настоянию Павла Афанасьевича жила теперь в квартире старшей сестры.
