Александр Василевский - Люди молчаливого подвига
Да, здесь, в тылу врага, все было против них, даже солнце. И, кажется, впервые Дмитришин был не рад солнцу. Но какая сила вела их к выполнению поставленной задачи? Что помогало им идти на любой риск? Ответить можно коротко: веление долга.
В тылу противника, где в любую минуту можно оказаться в лапах врага, чувство долга и совести обнажается особенно четко.
Ответственность перед самим собой, перед своей Отчизной, перед своими боевыми друзьями — этому все подчинено у разведчика. В тылу врага разведчик ведет особенно строгий анализ своих поступков и поступков боевых товарищей. Здесь все, решительно все под властью единственного контроля — совести. Совесть. Она, как второе зрение, следит за движением твоей души изнутри, она осуждает тебя за робость и тем формирует в тебе мужественный характер. Не щадя тебя, по традиции старших товарищей.
Нам есть за что бороться и есть кому подражать. Наши деды и отцы не отдали на поругание родную землю, не отдадим и мы. Грудью защитим Страну Советов!
Думая об этом, Дмитришин посмотрел в бинокль и сразу отнял его от глаз. Так близко были лица фашистов. Танки, неуклюже переваливаясь с боку на бок, уходили за складки гор, в сторону Севастополя.
Надо было двигаться дальше, но опасно. Не только гитлеровцы, но и партизаны могли взять на прицел группу солдат в немецкой форме.
С наступлением темноты снова двинулись вперед.
Все время надо было быть настороже. Дозорные противника встречались всюду. Они стерегли выходы из лесов, чтобы не дать возможность партизанам связаться с населением.
Подняли свежую листовку, выпущенную геббельсовскими пропагандистами. К несчастью, в ней была правда:
«Преодолев упорное сопротивление красных, германские войска заняли город Феодосию».
Тяжело было читать такое сообщение.
На окраине одного селения фашисты выставили фанерный щит с надписью:
«За антигерманские убеждения и за клевету на германскую армию расстрелян гражданин Николай Грошилин, проживавший в городе Симферополе по улице…»
Со стороны Севастополя методически били наши пушки. С мыса Херсонес бросала тяжелые снаряды 35-я батарея. Спасаясь от обстрела, разведчики укрылись в овраге перед Итальянским кладбищем. Там наткнулись на телефонный провод и перерезали его. Один конец оттянули в кусты и там привязали, другой закрепили на прежнем месте и стали ждать.
Из-за горы выглянула луна. В овраге показались две фигуры. Связисты: где-то близко находится штаб противника.
Условились действовать так: первого взять живым, второго прикончить.
Сработали точно. Без звука прикончили одного и схватили того, который шел впереди, держась за провод. Но он рванулся с такой силой, что потянул державшего его Дмитришина за собой. Помогли друзья: зажав голову пленного, воткнули ему в рот кляп. Вот и все…
В тылу легче взять «языка», чем на переднем крае. Но очень сложно доставить его к месту назначения.
Вели пленного с завязанными глазами. Спешили к линии фронта. Много раз смотрели смерти в глаза. Вернулись домой лишь на третьи сутки. Задание было выполнено.
«Язык» был немедленно доставлен в штаб бригады. На допросе рассказал все, что знал, и даже посетовал, что «черные дьяволы» — русские матросы — ведут войну без каких-либо правил. Разве можно ночью врываться в чужие траншеи? А убивать из засады солдат фюрера? А рукопашный бой? Разве все это не варварство?
На допросе пленный помог нашему командованию уточнить, что перед 7-й бригадой морской пехоты сосредоточилась 117-я немецкая дивизия. Против высоты 154,7 — на левом фланге нашей обороны — изготовилась к наступлению горно-стрелковая дивизия противника. На правом фланге скапливалась еще одна, моторизованная, дивизия. Между 7-й бригадой и соседом справа действовала 72-я дивизия.
Тогда же стало известно, что под Бахчисараем установлены две мощные мортиры «Карл» и экспериментальное орудие «Дора».
Вскоре два снаряда «Карл» упали в районе 30-й батареи, но не взорвались.
Там, на заводе, где снаряжали такие гигантские снаряды, вероятно, были люди интернационального долга, люди, делавшие все, что от них зависело, для победы над ненавистным фашизмом.
8. Бинт на яблоне
Наступили дни самых грозных испытаний. Защитники Севастополя ждали нового наступления войск Манштейна. По расположению танков и пехоты, которые были подтянуты к исходным позициям, Иван Дмитришин чувствовал, что не сегодня так завтра враг начнет яростные атаки. Но вот проходит день, второй — тишина на переднем крае становится все глуше и глуше.
— Ну начинайте же, сволочи!..
Но они не начинали, чего-то ждали. Лишь авиация наращивала удары. Небо покрылось разрывами зенитных снарядов. В воздухе шли схватки наших истребителей с гитлеровскими пиратами. Как потом стало известно, именно в эти дни в Крыму было сосредоточено огромное количество бомбардировщиков типа «юнкерс» и «хейнкель». Над участком, простирающимся от Мамашая до Балаклавы, появлялось до двухсот самолетов одновременно. Все они вываливали до десяти бомб разного калибра, но ни танки, ни пехота в атаку не переходили. Дело шло на выматывание нервов, велось, так сказать, психологическое сражение.
Разведчики зря времени не теряли. Они вместе с саперами и пиротехниками готовились к очередной операции.
Стрелковые отделения одной роты занимали оборону по гребню северо-восточного отрога Телеграфной высоты. Отсюда в свое время скатывались «живые камни». Теперь разведчики решили использовать такую возможность в другом плане.
Целый день бойцы снаряжали железные бочки порохом, бензином, мазутом, затем присоединили к ним запальные шнуры, и получилось что-то вроде огневых колесниц. Каждой бочке предстояло преодолеть свой путь и взорваться в разное время: запальные шнуры были поставлены различной длины.
Перед началом «наступления» горящих бочек было приготовлено достаточное количество камней-валунов, а две бочки с гремящими камнями — просто для шума.
В полночь над гребнем взвилась красная ракета. Сначала на головы гитлеровцев покатились валуны, затем — бочки с камнями, а потом уж и горящие. Вражеские пулеметчики открыли по «колесницам» бешеный огонь. Бронебойные пули пробивали бока бочек, и пламя увеличивалось: из пробоин вылетали языки огня. Это окончательно убедило фашистов, что русские применили новое оружие: какие-то самоходные огнеметы.
Почти до рассвета продолжалось «наступление» горящих бочек, которые в конце своего пути взрывались, разбрасывая во все стороны воспламенившийся мазут.
Дмитришин, все его боевые друзья, все защитники Севастополя были уверены — Севастополь выстоит.
Разведчики считали, что главный удар гитлеровцы нанесут непременно на их участка, потому что нет более грозных и более опасных для врага защитников Севастополя, чем взвод Дмитришина. Это не преувеличение. Так думали тогда севастопольцы о себе и своих боевых друзьях.
— Я почти физически ощущал, — говорит Дмитришин, вспоминая ту пору, — сколько орудий, пулеметов, автоматов нацелено на наш участок, в мою грудь. Значит, не такая уж она у меня узкая. В ней вместился весь Севастополь, стойкий и непреклонный.
Тогда, 6 июня 1942 года, он не знал, что против осажденного гарнизона Севастополя, насчитывавшего в своем составе чуть более 106 тысяч изнуренных в боях воинов, 600 орудий и минометов с ограниченным количеством снарядов и мин, 38 танков и 53 самолета, Манштейн бросит более 200 тысяч солдат и офицеров, 2045 орудий и минометов, 450 танков и 600 самолетов…
Наконец стало известно, в какой день и в какой час начнется новое наступление гитлеровских войск. Был перехвачен приказ Манштейна:
«Начать штурм Севастополя 7 июня в 3 часа 00 минут».
Наши артиллеристы упредили противника: они открыли ураганный огонь по исходным позициям гитлеровских войск в 2 часа 55 минут. Всего лишь на пять минут получилось упреждение, больше не могли: истощился бы запас снарядов. Но и эти минуты дорого обошлись гитлеровцам.
Как и в декабре прошлого года, враг рвался к Севастополю через Мекензиевы Горы и через район Камары к Сапун-горе. Этот участок находился в полосе обороны 7-й бригады.
В воздухе стоял беспрерывный гул. Кружилась голова. Сотни «юнкерсов» сбрасывали на позиции морской пехоты фугасные и осколочные бомбы. Солнце потонуло в дыму и пыли.
После авиационного и артиллерийского удара по участкам, где, казалось, уже все было стерто с лица земли, бешено застрочили длинными очередями пулеметы, а затем… Затем поднялась пехота врага. Поднялась и тут же была встречена огнем морских пехотинцев, которые будто ожили из мертвых. Из дымящихся руин, из разбитых траншей в гитлеровцев полетели гранаты.
