Эндрю Каплан - Homeland. Игра Саула

– Я иногда с тобой говорю о таком, о чем не могу с отцом побеседовать, Николас, – признался Иса, когда они шли вдоль обочины.

– Твой отец бывает свиреп и яростен, как и положено отцу, – ответил Броуди, ощутив приступ боли, ведь беседа напомнила ему о родных детях. Дана и Крис… Бывал ли он с ними яростен? Нет, он ими почти не занимался, сбросил на Джессику. Ну и дурак же он был. Броуди мысленно поклялся себе: если выйдет живым из передряги, то изменится, станет лучше и чутче, терпеливее.

Сейчас он вдыхал чистый воздух, подставляя лицо теплому свету. Он выберется отсюда, обязательно. Просто так Аллах не стал бы хранить ему жизнь все это время. Аллах любит свои создания.

– Мы на войне, все из-за этого: отец потерпел поражение, – признался Иса. – Он не говорит ничего, но я чувствую…

– Вы еще сблизитесь, – пообещал Броуди. – Война не может длиться вечно.

– Ошибаешься, Николас. В мире полно неверных, которые нас ненавидят. – Мальчик взглянул на Броуди. – Надеюсь, мы с тобой будем воевать вместе. Ты хороший друг, Николас.

Броуди снова ощутил укол боли. Он ведь сам – его семья, страна – враги для Исы. Semper fi, да? О Аллах, что за чуждые слова. Бессмысленные и пустые. Особенно теперь, когда Броуди побывал в Муса-Лака, окунулся в благодать Всевышнего.

Мимо, каркая, пролетел большой черный ворон. Иса вздрогнул, а птица тем временем приземлилась неподалеку и снова закаркала.

– Все еще боишься воронов? – спросил Броуди.

– Я же убил одну из рогатки, помнишь? Так что больше нет, не боюсь.

Уверенности в его голосе Броуди не услышал.

– Пшлааа! – закричал он на ворона, размахивая руками, однако птица даже не думала улетать. Она продолжала зыркать на мальчика и мужчину черным глазом. «Дурной знак», – подумал Броуди, и по спине его побежали мурашки. – Вот глупая птица, – сказал он Исе, и мальчик рассмеялся.

Наконец они дошли до медресе, где у дверей Броуди пообещал встретить Ису после занятий. Он похлопал мальчика по плечу и ощутил, что тот дрожит.

– Забудь о вороне, – сказал Броуди.

– Ma’a salaama, – попрощался с ним Иса, приложив руку к груди. – Я понимаю, Николас.

Он скрылся в медресе, а Броуди еще долго стоял у входа, глядя на каменное сооружение, на сад, на звезду Давида над входом.

В тот день Броуди, дабы занять себя чем-нибудь полезным, работал в саду. Когда стало слишком жарко, вернулся в дом, и Насрин подала ему стакан финикового сока.

Он решил выпросить себе винтовку – чтобы научить Ису стрелять и перебить воронов в саду. Тогда Абу Назир будет гордиться сыном. Выслушав Броуди, Насрин ответила:

– Скоро, Николас. Мать мальчика сердцем чувствует приближение дня, когда сыну предстоит стать воином Аллаха. Я знаю: так надо, и все равно боюсь.

– Мы же только воронов стрелять будем.

– Поговори с моим мужем, – прошептала Насрин. – Но я чую: беда близко.

– Беда?

– Не знаю, что точно случится, однако надеюсь, что это место нам покидать не придется. Тут ведь так хорошо, ты согласен?

– Да, в Акре здорово, – ответил Броуди. Он почему-то подумал о Бетлехеме и Ганнере, о своем пленении – Вавилонском пленении, – о ссорах с Джессикой в те дни, когда они едва сводили концы с концами и все же радовались, оставаясь вместе… Однако мир, покой и благодать Броуди обрел только здесь, в плену.

Он уселся с Кораном под деревом. Пока в остальных частях Ирака солнце пекло немилосердно, здесь воздух оставался чист и свеж, просто идеален. Время забирать Ису из медресе еще не пришло, и Броуди поискал взглядом воронов. Птицы куда-то исчезли.

Ну и ладно. Ну и хорошо.

Только он успел так подумать, как прогремел оглушительный взрыв, и через сад пронеслась ударная волна. Земля содрогнулась. Поднявшись, Броуди увидел над деревьями столб черного дыма и сразу понял: горит мечеть. Распахнув ворота сада, он выбежал на улицу.

Пахло взрывчаткой. Рядом с медресе горело дерево. Броуди сначала и не понял, что произошло, а потом сообразил: «Хищник». Другого объяснения просто быть не могло. Беспилотник, это первейшее пентагоновское средство борьбы с террористами, нанес удар. Броуди прищурился и посмотрел на небо. Хотя какой смысл? Беспилотник все равно не увидеть, так он задуман: зависнуть над целью на высоте двадцать пять – тридцать пять тысяч футов, где его не увидеть и не услышать, и выпустить ракету «Хеллфайр» с осколочно-фугасной боевой частью.

Из самого центра развороченного взрывом медресе вырывались языки ревущего пламени. В небо поднимался черно-серый гриб дыма. Броуди остановился. Он смотрел и не верил глазам: древнее каменное здание, простоявшее здесь века, в мгновение превратилось в горящие обломки на опаленной земле. Всюду лежали книги, детали мебели, оторванные части тел: руки, ноги, лужи крови… Откуда их здесь столько?!

– Иса-а! – закричал Броуди, вспомнив о мальчике.

Он, озираясь по сторонам, вбежал на горящие руины. Перепрыгнул через охваченную пламенем деревянную балку. Всюду он видел тела: почти одни мальчики, разных лет и комплекции. Многих сожгло, опалило. Одного разорвало пополам, осталось безголовое туловище. Не это ли Иса? Борясь с тошнотой, Броуди подошел ближе, но и тогда не смог опознать труп.

Испачкав ноги в крови, перебрался через кучу тел вперемешку с каменными обломками. Кругом лежали руки, ноги, даже голова – неповрежденная, она смотрела в пустоту удивленным взглядом. Наступив на что-то мягкое, Броуди отпрянул – это была раскрытая детская ладонь.

О Аллах, что ты наделал? Как допустил такое?!

– Musaad’eeda! – закричал Броуди. (Помогите!) Он перебегал от тела к телу, от одной кучи изувеченных трупов к другой. Зарывался в них, переворачивал мертвых мальчиков, вглядывался в лица. Исы среди них не было. Куда же он подевался?

– Иса! Иса! – звал Броуди, проходя мимо ребенка, спина которого выгнулась под неестественным углом. Он еще был жив и стонал, но позвоночник ему перебило. Потом Броуди заметил под опрокинутой партой темноволосого мальчика. Откопал его… Иса.

Казалось, он не пострадал. Может, его просто контузило? Броуди затряс юного друга.

– Очнись! Очнись, Иса! Это Николас!

Тут он заметил у него на шее кровоточащую рану. Броуди коснулся затылка Исы, и ладонь его тут же сделалась влажной и липкой. Пульс не прощупывался. Тогда Броуди прижал Ису к себе.

– Не умирай, – молил он. – Не надо.

Но Иса умер. Броуди вынес его на дорогу. К месту взрыва со всех концов деревни сбегались люди. Женщины кричали, закрывая глаза ладонями; мужчины мчались к медресе, некоторые из них даже прихватили «АК-47». Они тоже не могли поверить в то, что видят. Люди громко звали детей по именам.

Женщины выли; еще никогда Броуди не слышал в женском плаче столько горя, отчаяния. Так, наверное, стенают проклятые души в аду. Броуди вдруг вспомнил, как в детстве слушал проповедь в католической церкви – проповедь о преисподней.

Он встряхнулся, прогоняя воспоминания.

Людей прибывало, они облепили дымящиеся обломки медресе, выносили тела, складывали их в ряд. Искали раненых, выживших. Броуди, впрочем, сомневался, что кто-то пережил прямое попадание ракеты в медресе.

Неся на руках тело Исы, он плелся вдоль дороги. Навстречу выбежали Абу Назир и его люди; и женщины: Насрин и остальные. Жена Далиля Хеба, увидев труп своего сына, принялась причитать:

– Аллах, Аллах, Аллах…

Броуди, тяжело дыша, остановился, протянул тело Исы Абу Назиру.

– Видит Аллах, я пытался, но не смог… Мне жаль, очень жаль.

– Мой сын погиб, Николас? – потрясенно спросил Абу Назир.

Броуди кивнул, и Абу Назир буквально вспыхнул от гнева.

– Теперь-то ты видишь, Николас?! Теперь тебе ясно, кто враг? Кто воюет против детей? Убивает их! Кто убил моего сына!

Броуди сам не мог поверить в происходящее, его мутило. Это ведь его страна совершила такое. Америка. Кто-то, сидя в кабинете за тысячи миль отсюда, нажал одну кнопку. Просто потому, что мог. Как? За что, во имя любви Аллаха, за что?

Он отдал ребенка Абу Назиру, и тот упал на колени, баюкая труп сына, приговаривая на арабском:

– Теперь ты подле Аллаха, мой прекрасный сыночек. Не бойся. Ты молодец. Ты всегда был умницей.

Броуди огляделся. Все вокруг – и небо, и дорога – переменилось. Он сам – на корню, до последней молекулы в теле – преобразился. Будь у него под рукой зеркало, и загляни он в него, то не узнал бы себя. Всю свою жизнь он играл какие-то роли: Броуди-футболист, Броуди-семьянин, Броуди-морпех… И вот игра завершилась. Броуди переполняла ненависть, какой он не испытывал с самого детства, когда всеми фибрами души желал смерти отцу, Ганнеру Броуди. Он снова превратился в кипящий котел. Аллах неспроста сохранил ему жизнь, теперь-то Броуди понял зачем. Америка сбилась с пути, и Аллах желает, чтобы он, Броуди, помог ей вновь прийти к Богу.

Наконец он нашел свое место.

29 июля 2009 года