Чингиз Абдуллаев - Три цвета крови
Груодис повернул обратно. Ворвался во второй салон, где сидела Инга и лежали парашюты.
— Быстрее! — закричал Груодис, показывая в сторону переднего салона. — Там Дронго.
В этот момент они почувствовали, как голодный ветер врывается в салон лайнера. Стюардессы в панике закричали.
— Уходим через багажное отделение, — крикнул Груодис. — Надевай парашют и бери деньги.
— А как остальные? Как Мирослав, Никита? — спросила Инга.
— Уходим, — разозлился Груодис, — там нет никакого Никиты. Это подставка, блеф, обман.
Он толкнул женщину назад, к парашютам, не забыв взять чемодан с деньгами.
Второй подняла Инга.
Дронго, с трудом держась на ногах, почти дополз до врача.
— Спасибо вам! — закричал он. — Надеюсь, мы еще с вами отметим нашу поездку.
Женщина закрыла глаза. Воспоминание об этом выстреле она теперь сохранит на всю жизнь.
Дронго пошел к другому салону. Осторожно выглянул. Там были только стюардессы и бортпроводник, лица у всех были белее полотна.
— Где они? — спросил Дронго. Одна из стюардесс показала рукой в конец самолета.
— Они надели парашюты и взяли деньги, — добавил бортпроводник.
— Передайте капитану, чтобы садился немедленно, — попросил Дронго, надевая один из парашютов.
Затем он ввалился через заднюю дверь в багажное отделение. Люк был раскрыт, и Груодис уже готовился прыгнуть. Увидев Дронго, он захрипел от ярости, поднял свой пистолет. Дронго спрятался за дверной выступ. Два выстрела ни к чему не привели. Груодис подождал, пока прыгнет Инга, и, сделав еще один выстрел в сторону назойливого преследователя, прыгнул следом. Дронго, не раздумывая, прыгнул вслед за ним.
— Господи, — прошептал Дронго, — как я не люблю самолеты и высоту.
Лайнер с ревом шел на снижение. Черными точками кружились Груодис и его спутница. Дронго закрыл глаза. Он прыгал с парашютом последний раз много лет назад. И помнил еще те достаточно неприятные ощущения.
Внизу раскрылся один из парашютов, и Дронго, выждав еще немного, чтобы гарантировать точность приземления, раскрыл свой. Груодис спускался совсем близко, можно было видеть выражение его лица. Он что-то кричал, потрясая рукой.
Стрелять он не мог, в правой руке был тяжелый чемодан.
Местность под ним была неровная, с высокими холмами, и он, приземлившись в лощине, потерял из вида два других парашюта. Отцепив свой парашют, он бросился в ту сторону, где вроде бы мелькнул белый купол. И почти сразу услышал выстрел в свою сторону. И уже в падении сам выстрелил несколько раз. А потом была долгая тишина.
Не понимая, что происходит, Дронго встал и осторожно пошел на звук.
Слышалось какое-то завывание. Сомнений не было, кто-то громко кричал. Он осторожно подошел ближе. Рядом со стоявшим на коленях Груодисом валялся пистолет. На камнях лежало тело молодой женщины. Той самой, которую Дронго видел в Бад-Хомбурге. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что именно произошло. Ее парашют зацепился за высокое дерево, и она, неудачно приземлившись, ударилась головой о камни. Очевидно, сказалась неловкая координация, неизбежная при таком . тяжелом грузе, как чемодан с деньгами. От виска тянулась густая черная струйка крови. Женщина была мертва. Рядом выл от горя Груодис. Он даже не посмотрел в сторону Дронго. Он даже не стал поднимать оружия. Просто сидел и кричал от боли.
Было достаточно светло. Стояла полная луна и сияли звезды, кажется, высыпавшие сегодня, чтобы увидеть эту ужасную картину. Один из чемоданов тоже упал на камни, раскрылся от удара, и теперь легкий ветерок лениво перебирал пачки денег, словно решая, что с ними делать.
Горе было настолько страшным и неподдельным, что Дронго опустился рядом.
Просто сидел и молчал. Так они и просидели почти пять часов. А когда наступил рассвет, как-то разом постаревший, поникший Груодис встал, чтобы вырыть могилу.
Дронго начал помогать ему. Может, он вспомнил о Натали. Или просто был потрясен горем этого человека. Груодис не сказал ни слова, но не стал отвергать помощь Дронго.
Вдвоем руками и ножами они вырыли могилу для Инги Струмилиной и бережно опустили в нее погибшую. А потом тщательно выровняли землю и еще долго носили камни, чтобы соорудить достаточно высокий холм. Было девять часов утра, когда они наконец закончили. И оцепеневший Груодис кивнул, словно расставаясь с прошлым.
— Куда мне идти? — спросил он у Дронго. Тот стоял и молчал. Потом, ни слова не говоря, пошел собирать деньги из первого чемодана. Принес, поставил оба чемодана рядом. И вдруг услышал, как за его спиной раздался характерный звук передернутого затвора пистолета. Он медленно обернулся. Груодис держал пистолет в руках, словно раздумывая, что ему делать. Оружие было направлено не в сторону Дронго, нет. Для ненависти у Груодиса уже не было сил. Он быстро приставил пистолет к виску, и в этот момент в падении Дронго выбил у него оружие. Груодис ошеломленно посмотрел на него.
— Зачем? — спросил он.
— Это самое легкое, что можно сделать, — честно ответил Дронго.
И тогда Груодис беззвучно заплакал.
— Все, — сказал он, — у меня отняли все. Родину, страну, работу, семью, любимую женщину. Мне не оставили ничего. Ничего.
— Ты мог бы вернуться в Литву, — сказал Дронго. Груодис покачал головой.
— Они меня не пускают обратно, — ответил он с какой-то жалкой детской улыбкой, — говорят, что им не нужен бывший чекист. У меня больше нет моей страны. Я везде чужой. И в Москве, и в Вильнюсе.
Дронго ничего не сказал. Только встал и поднял оба тяжелых чемодана.
Потом, подумав немного, открыл чемодан, достал из него пачку денег.
— Здесь сто тысяч, — сказал он.
— Я хочу остаться здесь навсегда. Дронго поднял чемоданы и, уже не оборачиваясь, пошел в сторону видневшейся дороги. Он прошел достаточно, когда Груодис, смотревший, как он уходит, закричал изо всех сил:
— Будь ты проклят!
Дронго повернул голову. Хотел что-то сказать. Но не вымолвил ни слова, пошел дальше. Откуда Груодису было знать, что он проклят почти так же, как и сам Груодис.
Через полчаса он вышел к автобусу, который направлялся в Тебриз. А еще через пять часов он прилетел из Тебриза в Баку с двумя чемоданами денег. И сдал их по назначению, вызвав немалое удивление сотрудников Министерства финансов и Национального банка, не привыкших к подобной честности.
Эпилог
Они сидели друг против друга в большом кабинете величественного белого здания, которое раньше называлось Центральным Комитетом, а теперь зданием президентского аппарата. По непонятному закону рока это здание возводилось много лет и строилось в период правления Гейдара Алиева. Но после его отъезда в Москву здесь первым обосновался его преемник. А самому Алиеву судьба, казалось, уготовила другие кабинеты. Но все встало на круги своя, и он теперь сидел в этом большом кабинете, выходящем окнами на море, и смотрел в глаза сидевшему напротив него Дронго.
Алиев был не просто руководителем КГБ, назначенным, как Андропов, переводом из партийных органов. Он был профессиональным сотрудником КГБ, выросшим в этой системе за более чем двадцать лет работы до руководителя КГБ республики. И он понимал, что именно произошло вчера и какова была роль сидевшего перед ним человека. Он осознавал масштабы всей операции, завершившейся глубокой ночью.
Дронго с личностями подобного масштаба приходилось встречаться редко, и он сидел, несколько нахмурившись, словно ожидая подвоха.
— Вы неплохо сделали свою работу. — В устах чрезвычайно скупого на похвалы президента это было высшее признание профессионала.
— Спасибо.
— Мы могли бы предложить вам работу у нас. Мне говорили, что вы достаточно серьезный специалист. Нам необходимы такие профессионалы. Мы давно хотели вывести разведку из Министерства национальной безопасности, создав самостоятельную структуру.
— Я уже давно на пенсии, — позволил себе сказать Дронго, — но все равно благодарю вас за эти слова.
— У вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания? — спросил президент.
Дронго посмотрел ему в глаза. Не каждый человек осмеливался смотреть в эти серо-голубые стальные глаза президента. Не каждый мог выдержать их взгляд.
— Еще раз спасибо. Мне ничего не нужно. Я просто выполнял свой долг.
— Долг? — заинтересованно спросил президент. — Перед кем? Вы ведь не российский гражданин.
— Перед своей совестью. Я все время задавал себе только один вопрос. Если вы разрешите, я задам его и вам.
— И какой это вопрос?
— Я все время думал, что произойдет с этой республикой и этим народом на следующий день после удавшегося покушения? Примерно то же я думал и о Грузии.
Извините меня, но, надеюсь, вы меня поняли.
На этот раз выдержать взгляд президента он не сумел и первым отвел глаза.
— Когда вы уезжаете из республики? — сухо спросил президент.
