Семен Лопато - Искушение и разгром

Вспоминая, она, увлеченно заблестев глазами, приподняла голову.

— А в палате, уже после операции, когда от наркоза отходила, я почему-то всех там стала убеждать, что я сестра Пушкина. Что-то меня прям пробило. По-моему, кое-кто поверил даже. Я ж Наталья Сергеевна.

— Так у Пушкина ж вроде Ольга была сестра.

— Какая разница, я ж говорю, от заморозки отходила. Ты чего, я им там такой концерт устроила. Два часа им там стихи читала.

— Пушкина?

— Не помню, может, Пушкина, может, Лермонтова. «Поздняя осень, грачи прилетели» — это кто написал?

— Некрасов.

— Ну, значит, Некрасова. Знаешь, как меня слушали, полпалаты вокруг кровати собралось. Потом, на следующий день, когда выписывалась, на полном серьезе спрашивали: ты правда, что ли, Пушкина родственница?

Видя перед собой полноту ее грудей, мягким наплывом лежащих перед ним, одна на другой, он преданно приблизился к ней:

— Мне нравится, что ты такая большая. И что груди у тебя большие.

Радостно скосив глаза вниз, словно с любопытством проверяя его слова, она весело кивнула:

— Угу. И в стороны торчат, как у козы. — Внезапно отвлеченная новой мыслью, она привстала на локте: — Сейчас сколько времени?

Быстро приподняв голову, он нашел глазами будильник:

— Полдесятого.

— Понятно, — с хитро-удовлетворенным видом она опустила голову на покрывало. Словно радуясь чему-то, она быстро и заговорщически взглянула на него: — А наши-то дураки работают.

Радуясь любому разговору, который уводил бы его от чувственной тяги к ней, которую сейчас нельзя было удовлетворить, он с готовностью подался к ней:

— Вы с девяти начинаете?

— Угу, — посерьезнев, она повернулась к нему. — Открываемся с десяти, но приходить к девяти надо, все ночные поступления в базу занести, все оприходовать, фуры, они обычно по ночам приходят.

Беззаботно глядя перед собой, она открыто-увлеченно повернулась к нему:

— У нас фирма старается марку держать, у нас и ассортимент больше, чем у других, любой самый крутой гарнитур из Италии за две недели привозят, и сборка тут же. Другие мебель уже оплаченную по две недели держат, пока сборщиков пришлют, а у нас день в день собирают, у нас прямо клиенты охреневают: как это вы так, в тот же день собираете, сколько к кому ни обращались, нигде такого не видели.

Радостно слушая ее, сердцем угадывая, что она способна увлечься любой работой, какую ей поручат, он участливо подался к ней:

— А не скучно тебе там?

Весело глядя на него, она свободно пожала плечом:

— А что делать, все равно другой работы нет. Как в базу занесем, так, конечно, с девчонками скучаем, так, иногда кладовщики или грузчики заходят поприкалываться или за пивом сбегают, а так, конечно, фигня, с работой на студии не сравнить, — вспоминая, она смешливо дернула носом. — Как-то раз хозяин расщедрился, вместе с братом своим меня и еще троих девчонок в голландский бар пригласил, потом разговоров полгода было. Бар, правда, классный, фотографии потом получились прикольные.

Вспомнив, она вмиг заблестевшими любопытством глазами взглянула на него:

— А куда мы сегодня пойдем?

Тревожась, чтоб она не отказалась, он, придвинувшись, убеждающе кивнул:

— Вечером — в ресторан, самый лучший. А утром за город надо съездить, у меня там работа, одну штуку починить надо. Но это недолго, то есть ехать долго, два часа на электричке, но там я все быстро сделаю. Там красиво, походим по лесу, погуляем, тебе не скучно будет.

Словно чем-то развеселенная, она озорно вскинула на него глаза:

— А по лесу я в туфлях на каблуках пойду?

На секунду осекшись, он, быстро соображая, радостно взглянул на нее:

— Я тебе свои кроссовки дам, у меня с собой, в сумке. Тебе наверняка подойдут, в крайнем случае чуть велики будут. Загоревшись новой мыслью, он с готовностью повернулся к ней. — А давай тебе кроссовки купим. Нормальные, фирменные.

Посерьезнев, словно речь шла о чем-то важном для нее, она убежденно помотала головой:

— Я не ношу кроссовки. Я лучше старые вонючие туфли, раздолбанные, сто раз чиненные, носить буду, чем кроссовки надену.

Понимая ее, он кивнул:

— Но тут только раз надеть, никто не увидит. А туфли твои я себе в сумку положу, она здоровая, места хватит. А?

Улыбаясь, она хитровато-церемонно отвела взгляд:

— Я подумаю.

Переполненный желанием что-то немедленно сделать для нее, он быстро взглянул в сторону столика:

— Тебе поесть в кровать принести?

Перевернувшись на спину, забросив руки за голову и потянувшись, она весело помотала головой:

— Да ладно, сейчас вместе поедим.

Притянутый открывшейся ему бесконечно белой линией от кончиков ее пальцев на ногах до локтя заброшенной за голову руки, он вплотную придвинулся к ней, накрыв рукой ее живот. Быстро скосив глаза вниз, она, комично шевельнув носом, чуть приподняла голову:

— Сейчас описаюсь.

Мгновенно сдвинув руку от ее живота вниз, он обеспокоенно приподнялся на локте:

— Так чего же ты?

С выражением комичной изнеженности она шевельнула плечом:

— Чего, чего, ну не все ж так сразу.

Уже зная, что делать, он, быстро вскочив с кровати, протянул ей руки. С довольной улыбкой поднявшись с его помощью и на секунду с размаху прижавшись к нему, она, упруго ступая, прошла в ванную. Не дожидаясь, пока она вернется, он нарезал бутерброды; выйдя из ванной, во весь рост освещенная солнцем, она упруго-летящей походкой быстро прошла через комнату; радостно усевшись в кресло, обрадованно-довольной улыбкой отозвавшись на то, что он приготовил еду для нее, она быстро отпила сока из стакана. Соединив бедра, голая, в воздушно-солнечном облаке, она сидела в кресле с бутербродом в руке; стоявший между ними столик закрывал ее ноги, быстро поднявшись, он передвинул его, чтобы видеть ее всю; мгновенно поняв его, она легко откинула волосы, полузакрывавшие плечи, с удовольствием давая ему любоваться собой; привстав, чтобы снова налить ей сока, он заметил капельку воды, остававшуюся на ее бедре, потянувшись, он вытер ее пальцем. Благодарно улыбнувшись ему, весело покосившись на влажно поблескивающую полоску на бедре, она радостно-довольно тряхнула волосами:

— Классно, что у вас тут горячая вода есть. Я под теплым душем постояла, кайф такой.

Встревоженно насторожившись, он быстро поднял голову:

— А у тебя дома разве нет?

С небрежным сожалением она помотала головой:

— Не-а. Еще в апреле отключили. У нас как отключат, так точно месяца на три, дай бог, если теперь летом дадут, ни под душем постоять, ни в ванне поваляться.

Быстро соображая, как выйти из положения, он с надеждой взглянул на нее:

— Но можно же в тазике согреть.

Словно ожидая этих слов, она с легкой обидой передернула плечами:

— Знаешь, как я уже зае…сь в этих тазиках согревать…

Полный сочувствия к ней, понимая ее, он серьезно посмотрел на нее:

— Горячая вода нужна для девушки.

Согласная с ним, она с достоинством кивнула:

— Конечно.

Снова отпив сока из стакана и поставив его на столик, она откинулась к спинке кресла, сильным, широким движением закинув ногу на ногу. Ее ноги, ничем не закрытые, без напружинивающей подпорки каблуков, потеряв идеальную тугость линий, казались более плотно-широкими, крестьянскими; схваченный этой красотой, в которой было не следование классическому канону, а какое-то сладко-гармоничное отступление от него, он с надеждой взглянул на нее:

— А вечером тебе уже можно будет?

Словно весело видя его насквозь, она легко пожала плечами:

— Наверно.

С любопытством наблюдая его, словно угадывая то, что он только собирался сказать ей, она весело-понимающе взглянула на него:

— Ну что, собираемся?

Поспешно кивнув, благодарно и виновато взглянув на нее, он встал из-за стола. Почувствовав, что не может просто так отойти от нее, быстро сделав шаг и склонившись к ней, он поцеловал ее колено, чтоб не терять связи с ней; вновь поднявшись, он торопливо прошел в ванную. Вернувшись через несколько минут, увидев, что она, уже одетая, но еще босиком, стоя у окна и одергивая юбку, оглядывает комнату, он быстро подобрал сброшенные ею вчера у кровати туфли и принес ей. Обрадованно кивнув ему, сев в кресло и подогнув ногу, она озабоченно осмотрела темно-красную полоску на щиколотке над пяткой.

— Блин, туфлями этими все-таки ногу стерла себе.

Присев у ее ног на корточки, чтобы рассмотреть стертое место, он обеспокоенно поднял на нее глаза:

— Так они ж вроде бы разношенные были?

Кивнув, она беззаботно потерла раненое место послюненным пальцем.

— Разношенные, только каблуки очень высокие, ноги отвыкли, давно не надевала.

— А что ж ты те не надела, в которых в первый день была?

— Так в этих каблук выше.