Чингиз Абдуллаев - День гнева
— Я все помню, — нахмурился Дронго, — ты приехала за мной, верно?
— Да, Руднев приказал, чтобы мы с тобой были в министерстве в десять ноль-ноль. Скажи, ты переспал с ней, чтобы сделать мне больно? За то, что я вчера тебе отказала?
— Ты становишься мнительной.
Он подошел, попытался коснуться ее, но она резко мотнула головой:
— Не нужно. Лучше не говорить об этом. Я, кажется, неправильно себя вела. Ты оденешься или так и будешь ходить в халате?
«Трудно понять логику женщины», — подумал Дронго и молча пошел одеваться.
— Я буду теперь называть тебя «графом», — с вызовом крикнула вслед ему Лена.
Он не ответил. Когда, одевшись, вышел из комнаты, она все еще стояла в коридоре.
— Извини, я сама не знаю, что говорю.
— Ничего, — улыбнулся он, — я, кажется, понимаю, почему ты так нервничаешь.
— Давай чаю попьем. — Она прошла на кухню, включила электрический чайник.
Он вошел следом.
— Только ничего не говори, — сказала она, не оборачиваясь. — Если ты думаешь, что это из-за тебя, сильно ошибаешься.
— Я знаю, что не из-за меня, — ответил Дронго, — и все понимаю.
— Что ты понимаешь? — Она все еще стояла к нему спиной, не решаясь повернуться и посмотреть в глаза.
— Вы были знакомы, я хочу сказать, ты была раньше знакома с полковником Виктором Слепневым? — тихо спросил Дронго.
Ее рука, державшая чашку, замерла. Елена вся натянулась, словно струна. Молчание длилось недолго.
— Да, — ответила она с вызовом, повернувшись наконец к Дронго, — мы были знакомы. Этого факта достаточно или хочешь еще что-нибудь знать?
— Вы были близки?
— Это не то, что ты думаешь, — усмехнулась Елена, — теперь, кажется, ты стал ревновать.
Он промолчал. Знал, чем она занималась раньше, и понимал, что лучше не спрашивать. Тем более что на ответ не приходилось рассчитывать.
— Извини, — сказала она, успокаиваясь, — меня постоянно что-то нервирует. Говорят, женщины в моем возрасте начинают тихо сходить с ума.
— Теперь ты говоришь о возрасте? — улыбнулся Дронго. — Странный у нас с тобой получается разговор.
— Все. — Она взглянула на часы. — У нас не так много времени. Машина внизу. Считай, что никакого разговора не было. Договорились?
День третий. Москва
10 часов 30 минут
На этот раз он приехал звонить за три квартала от дома, где находился. Набрал номер мобильного телефона Скороденко, и тот сразу ответил, будто ждал этого звонка.
— Все в порядке, — сообщил Скороденко, — я уже дал поручение. Так что не дергайся. Деньги будут в твоем австрийском банке только через несколько часов. Сам понимаешь, разница во времени. У них еще не начался рабочий день.
— Ясно. Значит, позвоню через три часа, — ответил Слепнев.
— Подожди, — крикнул генерал, — не клади трубку, ты ничего мне не сказал. Когда? Сегодня или завтра?
— А это уже мое дело, пенсионер, — ответил Слепнев, — когда надо, тогда и сделаю.
— Он не должен выступить, — напомнил Скороденко.
— Помню. Будь здоров, пенсионер. — Полковник положил трубку, вышел из будки и сел в машину.
— Давай домой, — приказал он Семену, — дел у нас сегодня полно. Нужно еще многое подготовить.
Семен был долговязым, с непропорционально длинным лицом и длинными руками. Он познакомился с Харчиковым еще в колонии и с тех пор верно ему служил. Пока они ехали к дому Арнольда Григорьевича, Скороденко направлялся на встречу с человеком, с которым ему меньше всего хотелось встречаться. На этот раз он сменил свой шикарный «Мерседес» на обычную «Волгу», чтобы не привлекать к себе внимания. Водитель повернул во двор одного из старых домов на прежней окраине, давно ставшей центром, и следом за их «Волгой» во двор въехала еще одна.
Из нее выскочили уже знакомые генералу два парня, сам он тоже вышел из машины и пересел в ту, что подъехала.
— Вы опять нас подвели, генерал, — мрачно сказал вместо приветствия сидевший в автомобиле. — Не слишком ли много неудач, генерал? Или это роковые совпадения?
— Мы делаем все, что можем, — растерянно ответил Скороденко. — Сначала доверились этому Слепневу, потом решили сами выполнить задачу. К сожалению, вчера в Лондоне сорвалось по не зависящим от нас причинам. Его кто-то успел предупредить и эвакуировать.
— Меня это не интересует. Мы, кажется, договорились, что это ваши проблемы.
— Да, — упавшим голосом сказал Скороденко, — но в любом случае вы должны знать о наших трудностях.
— Я начинаю жалеть, что связался с вами, генерал, — зло заметил собеседник. — Мне казалось, вы хотите реабилитировать себя, заставить нас всех поверить в вас как в настоящего профессионала. А тут провал за провалом. И нет времени, чтобы вас кем-нибудь заменить.
— Мы все сделаем, — сказал Скороденко. — Вот счет в австрийском банке, надо на него перевести деньги.
— Вы еще ничего не сделали. О каких деньгах идет речь?
— Слепнев настаивает на таком варианте. Опасается, что его обманут. Если деньги сегодня будут переведены в австрийский банк, он обещает решить все наши проблемы до завтрашнего дня.
— А если он заберет деньги и сбежит?
— Нет. Он предложил вариант для нашей страховки. Мы переводим деньги с указанием разблокировать их после двух часов дня. Сообщаем ему код и номер счета. Если все пройдет как надо, он сможет забрать свои деньги завтра после двух часов. В противном случае отзываем деньги через неделю.
— Если он такой предусмотрительный, почему сорвались все его попытки?
— У него была только одна попытка, — напомнил Скороденко, — и по большому счету она удалась. Не хочу его оправдывать, но машина нашего объекта была взорвана. По нелепой случайности в ней не оказалось хозяина.
— Если он промажет, тоже будет нелепая случайность? — спросил собеседник. — А как вы объясните ошеломляющий провал в Лондоне? Все газеты сегодня об этом пишут. Сотрясание воздуха. Может, там вместо бомбы был камуфляж?
— Я пока не знаю подробностей, — виновато ответил Скороденко. — Но это был стопроцентный вариант. Она прилетит через час, и, я думаю, мы все узнаем.
— Вы будете ждать, пока Слепнев получит деньги? — насмешливо спросил приехавший.
— Мы постараемся его опередить, — пообещал Скороденко.
— В общем, как хотите. Деньги мы переведем. Но учтите, это уже третья неудача. Если до вечера вы ничего не сделаете, завтра я прекращаю с вами все дела. Тогда нам придется рассчитывать только на вашего полковника. До свидания, генерал.
Скороденко уже взялся за ручку дверцы, чтобы вылезти из машины, когда собеседник напомнил:
— Если провалите операцию, можете забыть о своем возвращении, генерал. С завтрашнего дня станете пожизненным пенсионером.
Скороденко вздрогнул и, взглянув на собеседника, понял, что все его разговоры прослушивались. Как только он вылез из автомобиля, заждавшиеся снаружи парни быстро сели в него, и автомобиль выехал со двора. Генерал на ватных ногах пошел к своей «Волге».
«К чертовой матери, — зло подумал он, — пусть слушают. Пусть делают что хотят».
Он достал из кармана телефон, набрал номер и заорал:
— Родион, собери всех наших. Всех, кого сможешь. Не будем ждать, пока этот ублюдок что-нибудь предпримет. Ты меня понял?
— Стилягу позвать? — спросил Родион Александрович. Скороденко молчал. — Позвать?
— Не нужно, — ответил генерал, — скажи, что я разрешил ему действовать по своему усмотрению. И чтобы наш друг не добрался до Австрии. Если даже все будет в порядке. Ты меня понял?
«Пусть слышат, — с ненавистью подумал Скороденко, — пусть знают, что я приговорил этого сукина сына. А деньги он все равно не получит. Ни за что не получит».
День третий. Москва
11 часов 20 минут
Он сидел, склонившись над папкой, выданной ему по личному указанию директора ФСБ. Несмотря на его звание и многолетнюю безупречную службу, на допуск к особо секретным документам, на крайнюю необходимость для дела изучить досье Слепнева, Корниенко выдали только половину материалов, остальные были изъяты из папки офицером, который ее принес. Офицер отдал папку и сел напротив Корниенко, к немалому удивлению полковника. Он хорошо знал, что комнаты, где можно ознакомиться с разного рода документами, оборудованы скрытыми видеокамерами. Но досье Слепнева, даже в усеченном виде, наверное, представляло такую ценность, что к Корниенко приставили еще и офицера.
Офицер внимательно следил за полковником, словно опасаясь, как бы тот не украл или не уничтожил какой-нибудь документ. По мере того как Корниенко просматривал бумаги, раздражение его все росло. Все важное из досье было изъято. Все связи «ликвидатора» либо замазаны, либо вытащены из папки. Данные о произведенных за рубежом операциях хранились в особом фонде, и их мог затребовать только директор ФСБ, для себя лично, и обязательно в форме письменного запроса.
