Джон Ле Карре - Наша игра

Северная Осетия относительно спокой… вщину конфликта.

Агентство новостей ИТАР-ТАСС (иновещание Московского ра… …на русском, 11.06 по Гринвичу 31 октября 1993 года

Текст сооб…

Владикавказ, 31 октября. Печальная годов… трагедии 31 октября 1992 года, ког… вооруженное столкновение началось в зон… ч… осет… ингушского конфликта… быть смягче…

Трагический итог (для… икта): 1300 убитых… сторон, более 400… домов разрушено и… без крова. 

Я перевернул несколько обгоревших страниц. Подчеркивание продолжалось: Ларри или Эммы – неважно, потому что я знал, что безумие у них общее. 

…ассовые беспорядки и межэтн… конфликты сопровождались применением войск, оружия и бронетехники…

…положение беженцев… катастрофическое, причем больше 60 000… становка разыгравшейся трагедии усугубляется тем, что эти люди никого не интересу… русские войска в зоне действия чрезвычайного положения на территории Северной Осетии и Ингушетии, получили приказ ликвидировать бандитские формирования с… властей, сказал генерал… временной администрации в зоне осетино-ингушского конфликта. 

Слева на полях сердитыми печатными буквами рукой Ларри было написано: 

ВМЕСТО БАНДИТСКИХ ЧИТАЙ ПАТРИОТИЧЕСКИХ

ВМЕСТО ФОРМИРОВАНИЙ ЧИТАЙ АРМИЯ

ВМЕСТО ЛИКВИДИРОВАТЬ ЧИТАЙ УБИВАТЬ, МУЧИТЬ, КАЛЕЧИТЬ, СЖИГАТЬ ЖИВЬЕМ 

Мою грудь перехватил спазм.

Мою грудь перехватил спазм, но я полностью контролировал себя.

Я стоял, и моя спина кричала мне, что ей больно, и в ответ я кричал ей, но я нашел-таки ту папку, которую искал. На ее обложке печатными буквами в своем бюрократическом стиле я когда-то написал: «ЛП: Последние собеседования». Несмотря на все мое нетерпение, мне пришлось проковылять вдоль стены подобно раненой вороне, чтобы положить ее на мой самодельный стол.

Я взгромоздился на стул и склонился над столом, стараясь перенести вес со спины на руки, насколько это было возможно. Локтем левой руки я оперся на подушечку, как учил меня мистер Дасс. Однако боль в спине была ничем по сравнению со стыдом и гневом, наполнявшими мою душу по мере того, как я получал все больше и больше доказательств своей преступной слепоты:

Спросил ЛП, не может ли он вежливо отклонить предложение ЧЧ о поездке на Кавказ, на которой тот так настаивает. Я этого не сказал, но интерес заказчика к этому региону очень низок и полностью удовлетворяется данными спутниковой разведки, сообщениями агентов, радиоперехватами и потоком докладов от американских нефтеразведочных компаний, обследующих этот район. ЛП воспринял мою просьбу без энтузиазма:

ЛП: я обязан ему, Тимбо. Я уже много лет обещал ему и все не ехал. Он болеет за них. Он один из них.

Послюнявив пальцы, я с трудом листаю страницы, пока не добираюсь до своего отчета о беседе, состоявшейся три недели спустя:

ЛП очень возбужденно реагировал на вопрос о кавказской поездке – это понятно, если учесть его взвинченное состояние. Он не может воспринимать вещи в их истинном масштабе. «Самое печальное, самое волнующее, самое трогательное и трагичное впечатление за всю мою карьеру и т. д., о многом можно будет сообщить, бурлящие события, взрыв вот-вот произойдет, всюду этническая, племенная и религиозная напряженность, русские оккупанты – олухи, бедственное положение ингушей – зеркало бедственного положения всех угнетенных малых мусульманских народов этого региона». 

Примечание к отчету: неофициально глава отдела анализа постсоветских стран сообщила мне, что отчет вряд ли будет приобщен к делу.

Но Крэнмер приобщил его к делу.

Приобщил и забыл о нем.

В своей преступной близорукости он отправил в мусорную корзину истории дело ингушского народа, а с ним и ЛП, и погрузился своей глупой головой в тихий рай Сомерсета, хотя знал, что ничто, абсолютно ничто в жизни Ларри и в собственной Крэнмера идеализированной ее имитации никогда не проходит бесследно:

«…потому что я их видел, я видел их небольшие селения в долинах и в их горах… В жизни, как мы оба знаем, может повезти или не повезти, все зависит от того, кого и когда ты встретишь, и от того, что ты можешь отдать другому. Но бывает момент, когда ты говоришь себе: к черту все, вот отсюда я начинаю свой путь, вот на этом самом месте».

Открытка с репродукцией картины. Разорвана один раз по вертикали. Адресована Салли Андерсон на Кембридж-стрйт. На картине одетая пара лежит посреди поля. Почтовый штемпель: Макклсфилд. Художник: некто Дэвид Макферлейн. Описание полотна: «Тихий полдень», 1979, смешанная техника, 18 х 24 дюйма. Источник: мусорная корзина Эммы.

Эмм. Очень важно. AM нужно 50 000 на его счет к полудню пятницы. Тоскую по твоим глазкам. Л.

PS: Теперь он Натти[18], пишется как название кекса, знаешь, орехи когда-то там, крепкий наш орешек.

Я сделал короткую передышку, потому что в моей голове начали всплывать старые воспоминания. AM, который теперь Натти, который крепкий орешек. Орехи в мае[19]. Человек, который говорит, как мистер Дасс, и у которого новый телефон в машине. Воспоминания всплыли, выстроились в порядке и отплыли в сторону, дожидаясь своего часа.

Я взял в руки желтый листок из казенного блокнота, смятый Эммой и разглаженный мной. Источник: ее бюро в Ханибруке.

Эмм. Очень важно. Я встречаюсь с Натти завтра в 10 в Бате. ЧЧ прислал с бородатым другом список закупок, который я должен забрать. Он сейчас В ЛОНДОНЕ, в Королевском автомобильном клубе на Пэл-Мэл. Позвони в клуб, скажи им, что ты моя секретарша, и попроси с рассыльным доставить письмо мне сюда к завтрашнему дню. В моей жизни сейчас самое лучшее время. Спасибо тебе за него, спасибо за жизнь. Натти говорит, что в расходах мы должны предусмотреть двадцать процентов на взятки. Оден говорит, что мы должны любить друг друга или умереть. 

Л.

Еще одна папка с выпусками службы наблюдения Би-би-си, на этот раз нетронутая огнем, и помеченные куски подобны похоронному маршу любой войны из-за границ: 

1 ноября военные действия в Пригородном районе продолжались… Огневые точки ингушских нерегулярных формирований подавляются… Много жертв, как убитыми, так и ранеными, зарегистрировано во многих селениях… В зоне конфликта продолжаются перестрелки… Воздушно-десантные войска встречают упорное сопротивление… Против ингушских деревень используется реактивная артиллерия… Российский премьер-министр возможность пересмотра существующих границ… Колонна русской бронетехники вступает в Ингушетию… Ингушские беженцы уходят в горы… Наступление зимы не снижает остроту конфликта… 

Крэнмер, ты выдающийся, редкий, величайший идиот, подумал я. Как насчет твоей близорукой невинности, как насчет слепоты того, кто всегда гордился тем, что не прозевает фокуса?

Наверное, это гнев заставил меня так быстро поднять голову. Я поднял ее и прислушался. Не знаю, что я услышал, но что-то услышал. Цепляясь руками за стену, я еще раз прокарабкался вдоль всех шести бойниц моего убежища. Тучи разошлись. Половинка луны кое-как освещала окрестные холмы. Постепенно я различил три мужских силуэта на примерно равных расстояниях друг от друга вокруг церкви. Между ними было ярдов по пятьдесят, а от них до меня – ярдов по восемьдесят. Каждый, как часовой, стоял на середине склона своего холма. За то время, пока я наблюдал за ними, человек в середине сделал перебежку вперед, и его товарищи повторили ее.

Я посмотрел в сторону своего дома. У освещенного крыльца увидел четвертого, стоящего возле моей машины. На этот раз паники у меня не было. Я не побежал наверх и не позабыл телефонные номера. Паника, как и боль в спине, осталась в прошлом. Я бросил взгляд на разбросанные по полу бумаги, на свой колченогий стол, на свой беспорядочно разбросанный архив, на свой школьный ранец, брошенный на папки. Сдержав смехотворный порыв навести порядок, я быстро собрал самые важные бумаги.

Портфель с аварийным комплектом Бэйрстоу стоял открытый у двери. Я запихнул в него отобранные бумаги, добавил запасные патроны к своему пистолету, а сам 0,38 засунул за пояс. Когда я делал это, мой инстинкт напомнил мне о письме Зорина в моем кармане. Вернувшись к ранцу и порывшись в нем, я отыскал папку с надписью ПИТЕР. Я вынул из нее листок с личными данными Зорина и добавил его к важным бумагам в портфеле. Потом я выключил свет и в последний раз выглянул наружу. Кольцо вокруг церкви сжималось. С портфелем в руке я спустился по винтовой лестнице в ризницу. Задвинув за собой шкаф, я взял коробок спичек и шагнул в церковь.

Я опережал их. Лунный свет помогал мне, я отпер южную дверь и быстро пробрался к украшенной тонкой резьбой норманской кафедре. По четырем скрипучим деревянным ступеням я взобрался на нее и спрятал портфель за ее передней стенкой, где были бы ноги проповедника, будь он на кафедре. Потом я спустился к алтарю и зажег свечи. Спокойно, без дрожания рук. Выбрав скамью с северной стороны, я опустился возле нее на колени, погрузил лицо в свои ладони и, если нужно описать то, что происходило в моей голове, стал молиться о своем спасении, потому что только оно давало мне шансы спасти Эмму и Ларри от их безумия.