Юрий Новосельцев - Новые крылья
Капитан довольно основательно постучал по спине друга кулаком.
– Сон, говоришь? Я тебе покажу, как на вахте спать!... Но ты погляди, Назарыч, лед и впрямь будто тоньше стал.
В рубку торопливо вошел вахтенный матрос и доложил:
– Повыше перевального столба темнеет что-то. Не то снег ветром сдуло, не то...
Ермилов схватил бинокль и, едва приложив его к глазам, недоуменно воскликнул:
– Что за диво! Глянь-ка!
Помощник тоже взялся за бинокль. Далеко впереди узким, постепенно расширявшимся клином темнела свободная от ледяного покрова вода. Буксировщик приближался к странной полынье. И уже без бинокля стало видно, как над темным, терявшимся вдалеке пространством воды призрачными полосами стелется легкий парок.
Скрежет льда и содрогание корпуса постепенно прекратились. Буксировщик, быстро увлекая за собой караван, вышел на свободную воду. На палубе шумели голоса. Все свободные от вахты люди поднялись наверх.
– Митя, ты только погляди, Митя! – тормошил молодой моторист приятеля, так же, как и он, налегке, только в брюках и тельняшке выбежавшего на палубу. – Ведь не иначе, как земная ось сдвинулась!
– Земная ось... – усомнился матрос. – Ты, брат, через край хватил. Скорее наши ученые атомную энергию в реку пустили!
С верховьев внушительно и деловито донесся предупреждающий гудок. Летом никто бы не обратил на него внимания, но в зимнем воздухе он зазвучал так удивительно, непривычно, что все невольно всполошились.
– Встречный! – закричал капитан и, засуетившись, как неискушенный новичок-практикант, кинулся в штурвальную рубку. – Скорее! Отмашку дайте встречному. Слева. Только не флагом, а огнем. Ах ты, батюшки мои... Под Новый год в этих-то местах!...
Мимо, шумя высоким буруном под форштевнем, стремительно пронесся грузовой теплоход «Комсомолка». С высокого мостика, распростертого, как крылья гигантской белой птицы, раздалось громкое приветствие Ермилову:
– Федору Егорычу почтение! С зимней навигацией вас!
Ермилов схватил рупор и прерывающимся от радостного волнения голосом закричал в ответ молодому капитану «Комсомолки»:
– Спасибо, спасибо, Миша!... И вас всех с тем же!
В течение последующего часа встретили еще один грузовой теплоход и два буксировщика с большими караванами груженых барж. Ледяные оторочки с обтаявшими закраинами отступали все дальше к занесенным снегом берегам, открывая широкое зеркало реки. Слоистую пелену рождавшегося над водой тумана относило к западному берегу ровным ветром, прилетевшим из далеких степей.
7. Куда исчез Вершинин
Молодой лейтенант вошел в кабинет Перегудова и, с трудом сдерживая улыбку, доложил:
– Как по расписанию все вышло, товарищ майор. И машина та же самая, и автогенные аппараты на ней, и автогенщики. Полностью вся шайка, которую по вашему приказанию я отпустил в ночь на пятое ноября. Остановились между сорок седьмой и сорок восьмой установками за холмиком. На автомашину стали маскировочный чехол натягивать из белой парусины.
– Никто не бежал?
– Двое пытались. Отстреливались из бесшумных пистолетов. У них у всех оказались эти игрушки.
– Раненых нет?
– Нет, товарищ майор. И все бандиты тоже в полном здравии. А у шофера опять путевой лист на доставку из ремонтной мастерской десяти автогенных аппаратов с оборудованием и кислородными баллонами.
– Садыхова среди арестованных нет?
– Нет.
– Это хорошо, – с удовлетворением произнес Перегудов. – Я, по правде говоря, очень беспокоился за него. Думал, что, потерпев неудачу, он теперь полезет сам.
После ухода лейтенанта Перегудов долго сидел в раздумье, устремив невидящий взгляд в окно, на стеклах которого крепкий мороз изобразил целую пальмовую рощу. Серьезное дело приближалось к концу, хотя предстояло еще немало поработать.
Приняв решение, Перегудов поднялся и вышел из комнаты. Дежурный у кабинета полковника предупредительно распахнул перед ним тяжелую, высокую дверь.
Сообщив начальнику подробности поимки банды «автогенщиков», Перегудов попросил разрешения выехать на место. Полковник разрешил и спросил:
– Может быть, захватите с собой в качестве экспертов Рябчинского и Гвоздакова?
– Пока не собираюсь, но я говорил им, что обязательно еще прибегну к их помощи.
– Ну, поезжайте сами. Кстати, там с движением судов осложнения. Как только ударили большие морозы, от теплой реки пошел густой туман. Из пароходства сообщили, что все суда вынуждены были стать на якорь. Неприятная весть. Ведь запланировано перевезти очень много грузов. Эти грузы сняты с плана железных дорог и либо завезены на пристани, либо уже застряли на реке в тумане. Где сейчас Вершинин? Вся вина за это ложится на него.
– Мне сообщили, что Вершинин сейчас в одной из лабораторий института связи. Говорят, очень расстроен. Ведь трудно было предусмотреть, что от нагрева реки его способом туман над ней в сильные морозы будет столь густ. При восемнадцати-двадцати градусах, я сам это видел, туман стлался по реке низкой пеленой, в которой совершенно не было видно бакенов, створов, перевальных столбов... Вот незадача-то!
– Новое дело, – задумчиво проговорил полковник. – В каждом новом деле бывают неожиданности, которые трудно вначале предусмотреть. Но так или иначе, – решительно заключил он, – помогайте коллективу Вершинина.
Через полчаса к аэродрому подъезжала машина, в которой сидели Перегудов, академик Викторов и Николай Иванович Фадеев.
В самолете Перегудов с надеждой сказал академику:
– Николай Иванович при всем желании мало чем сможет помочь речникам. Его специальность – ветродвигатели. Но вы, я думаю, найдете и подскажете какое-нибудь хорошее решение.
– Может быть, радиопеленгаторы и радиомаяки, – задумчиво ответил Викторов. – На новых морях-водохранилищах они уже есть. Но на этой трассе... Там – простор моря, а здесь – сплошные извилины естественного русла реки. Нужны сотни радиомаяков...
После часа полета Перегудов с явным огорчением показал на проплывающий далеко внизу необозримый снежный ландшафт. Реку скрывал клубившийся над нею непроницаемый туман. Вдалеке, утонув до половины в молочной пелене, вставали из-за горизонта смутной вереницей великанов ветроустановки Вершинина.
Самолет пошел ниже. И Перегудов с тоскливым, щемящим чувством увидел сквозь разрывы облаков темные силуэты надстроек десятков судов, застигнутых туманом на реке и на рейде порта Молодежный. Темные, продолговатые тела барж то появлялись, то бесследно тонули в теплых испарениях реки.
Резкий северо-восточный ветер вращал мощные ветродвигатели. И миллионы киловатт – часов электрической энергии шли по кабелям в установленные на дне реки нагревательные батареи. Перегудов вспомнил свое ночное посещение завода, где изготовлялись установки, способные нагреть зимой воду в большой реке. Он вспомнил, как Вершинин с юношеской горячностью говорил ему:
«– Это не моя специальность. Но такие вещи понятны каждому, товарищ Перегудов! Над рекой навстречу злому восточному ветру будет вставать завеса теплого, влажного воздуха. Ветер станет теплее, а завеса испарений ляжет на поля слоем инея. Ученые говорят, что слой будет к весне достигать двух-четырех метров. Вы понимаете, какие накопятся запасы влаги для посевов! Я этого и не предполагал, а оказывается, наша оросительная система и зимой будет вовсю работать, накапливая влагу. В восточном районе у нас еще нет каналов и насосных установок. Но подует зимой западный ветер – и на «мертвую землю» тоже будет оседать толстый покров инея... Какие неожиданности, какие счастливые совпадения являются при решении новых вопросов техники!»
Это, бесспорно, было счастливым совпадением, позволявшим сразу и зимнюю навигацию открыть и накопить за зиму влагу.
...Но если работа ветроустановок зимой нецелесообразна и они обречены на простой, то обвинение, предъявленное Вершинину Рябчинским и Гвоздаковым, приобретает грозную реальность. Рябчинский и Гвоздаков – преступники, но с их материалом следователю Перегудову придется считаться.
Летчик уже вторично спросил Перегудова, садиться ли на маленький аэродром за новым городом порта Молодежный. Перегудов поморщился, как от сильной физической боли, и приказал лететь обратно.
Отвезя обоих ученых с аэродрома по домам, Перегудов в отвратительном настроении приехал к себе на службу. Секретарь отдела сообщила ему, что три раза звонил профессор Рябчинский. Послав в душе Рябчинского ко всем чертям, Перегудов хмуро кивнул, прошел к себе в кабинет и позвонил на квартиру Вершинину. Тонкий детский голос доверчиво сообщил:
– Папы четвертый день нет дома. Мама говорит, что он совсем запропастился. Скажите, запропастился – это очень долго получится?
