Евгений Федоровский - «Штурмфогель» без свастики
В Германии он был покорен «новым порядком» и в печати и по радио выступал в поддержку нацизма.
Теперь же, когда США воевали с Германией и немцы разоблачили себя перед всем миром, Линдберг отказался от прежних взглядов и, как знаток немецкой военной авиации, консультировал американские авиационные фирмы, выпускающие «летающие крепости», «мустанги», «айркобры», «тандерболты».
Но что бы ни делал Коссовски, о чем бы ни думал, его мысли постоянно возвращались к Марту, который жил в Лехфельде и, наверно, продолжал действовать. После гибели Ютты, исчезновения Эриха Хайдте, ареста и казни Перро-Регенбаха функабвер больше не перехватывал радиограмм с подписью «Март». Другой контрразведчик, очевидно, успокоился бы… Март ликвидирован — им могли быть Ютта или Эрих. Но Коссовски был абсолютно уверен, что Март жив. Судя по информации, которая адресовалась Директору, Март отлично ориентировался в деятельности люфтваффе и работах Мессершмитта над новыми машинами. Досадно было, что соперничество между службами безопасности, абвера, «Форшунгсамта», иностранного ведомства Риббентропа и других родственных учреждений часто выливалось в неприкрытую конкурентную борьбу. А это ослабляло усилия разведки и контрразведки, призванных оберегать высшие интересы рейха.
Коссовски поэтому не знал, по каким каналам действует СС, тоже информированное о Марте в Лехфельде. Пока штандартенфюрер Клейн был жив, он не допускал к своим делам никого из других служб. Зейц подчинялся Клейну непосредственно. Теперь же Клейна не стало, и Коссовски решил договориться о совместных действиях с его заместителем — оберштурмбаннфюрером Вагнером.
Они условились о встрече.
Вагнер обладал рыкающим басом. У собеседника по телефону мог бы сложиться образ некоего увальня-медведя. На самом же деле Вагнер был маленького роста, изящный, ухоженный. Из-под пенсне весело поблескивали глаза. Он постоянно улыбался, но подчиненные, видимо, его боялись: ругался он, как последний портовый бродяга.
Вагнер полуобнял приехавшего к нему Коссовски, угостил коньяком, уселся в кресло напротив, словно давно с нетерпением ждал этого визита.
— Вам, господин оберштурмбаннфюрер, разумеется, известно о некоем Марте в Лехфельде, — сказал Коссовски. — Поверьте, в его ликвидации заинтересованы и вы и мы в равной степени…
— Разумеется, майор, я всегда стою выше наших междуведомственных недоразумений, — поддакнул Вагнер, соображая, как бы получше обвести этого человека из «Форшунгсамта».
— Сейчас Март прекратил посылать телеграммы. Во всяком случае, функабверу еще не удалось нащупать новую станцию. Но Март не обезврежен. — Коссовски сделал ударение на отрицании «не». — Несомненно, он или нашел новый канал в передаче информации русским, или готовит какую-либо из ряда вон выходящую диверсию. Зейц же, по моему мнению, проявляет довольно странную пассивность…
— Э, бросьте майор. Зейц как раз не в меру энергичен, — полез в бутылку Вагнер.
— По своим каналам мы узнали о появлении в Лехфельде нового инженера — Хопфица, — продолжал Коссовски ровным голосом. — Мы договорились с Зейцем о совместных действиях. Однако сам Зейц не соизволил уведомить меня об этом.
— Возможно, у Зейца были свои соображения…
— В разговоре по телефону он сообщил, что господин Клейн незадолго до смерти послал в Лехфельд своего человека, чтобы заняться этим невидимкой Мартом.
— Да, господин Клейн, видимо, имел на это основания.
— Вот как! — удивился Коссовски. — Об этом, простите, я тоже не был информирован.
— Господин Клейн позаботился, чтобы о нем вообще никто не знал. — Вагнер, сложив руки, заиграл пальцами.
— Я не могу знать его имени?
Вагнер скосил взгляд на настольный блокнот, где был записан день, когда он разговаривал с Зейцем о Хейфице, но вслух проговорил:
— Знаете, я был в это время болен и не могу назвать этого человека.
— Но у вас, разумеется, хранится копия направления его в Лехфельд?..
— Мы, черт побери, сломали голову над бумагами покойного.
Когда Коссовски вышел, Вагнер вызвал своего адъютанта и приказал разыскать копию направления в Лехфельд этого треклятого Курта Хопфица.
Коссовски же, вернувшись к себе, начал розыски инженер-лейтенанта в списках личного состава офицерского корпуса люфтваффе.
Через несколько дней он узнал, что инженер-лейтенант Курт Иозеф Хопфиц, 1910 года рождения, выпускник высшей технической школы, служил в восьмом авиакорпусе резерва верховного командования, в третьей эскадре первой авиагруппы. После переброски корпуса с Крита и Греции под Сталинград и захвата нескольких аэродромов эскадры русскими судьба Хопфица неизвестна. Родителям в Киле — Вальдштрассе, 24 — сообщено о нем как о пропавшем без вести…
Коссовски запросил Киль, но там сказали, что отец Курта Хопфица был призван во время последней мобилизации в вермахт и направлен на фронт, мать умерла от туберкулеза в декабре прошлого года. Больше никого из родственников Хопфица в Киле не оказалось.
«И здесь что-то не то, — подумал Коссовски, бесцельно перекладывая бумаги с места на место. — Настоящий Хопфиц мог попасть к русским в плен, а вместо него в Германию проник агент, разумеется, на связь к Марту. Или Клейн сумел вырвать своего агента из окружения и действительно подключил к Зейцу с заданием обезвредить Марта?.. Все же мне надо снова выехать в Баварию».
2
Над «Штурмфегелем», по существу, работал один Вандлер. Вилли Мессершмитт давал лишь самые общие идеи. Их нельзя было недооценивать, но все же основные поиски лучших решений ложились на плечи профессора. Зандлер рассчитывал узлы и детали машины, ставя перед инженерами своего отдела более мелкие задачи.
И «Штурмфогель» летал. Правда, Вайдеман жаловался на сложность взлета и посадки, но Зандлер надеялся добиться лучшей управляемости и устойчивости в последующих испытаниях. Главное, обладая большой скоростью и сильным бортовым огнем, перехватчик быстро набирал высоту, мог успешно сражаться с «летающими крепостями».
Но вдруг из министерства авиации за подписью Геринга пришел заказ на «Штурмфогель» — бомбардировщик. Вилли Мессершмитт позвонил Зандлеру, едва сдерживая гнев.
Зандлер было заикнулся, что самолет с самого начала проектировался как истребитель-перехватчик, но главный конструктор перебил его:
— Я сам об этом говорил Мильху. Он и слышать не хочет ни о каком перехватчике. «Гитлеру нужен бомбардировщик», — твердит он. Боюсь, что и здесь фельдмаршал ставит нам палки в колеса.
По раздраженному, доверительному тону Зандлер понял, что Мессершмитту возражать бесполезно.
— Я попробую снять пушки и испытать «Штурмфогель» с подвешенными бомбами, — спокойно сказал Зандлер.
— Делайте, профессор, — разрешил Мессершмитт.
Один из самолетов разоружили, оставив лишь мелкокалиберный пулемет, к фюзеляжу прицепили две 250-килограммовых болванки, отлитых в форме бомб. Вайдеман кричал и ругался:
— Ты что-нибудь понимаешь, Гехорсман? Это же все равно, что на скаковую лошадь надеть воловью упряжь. Чудовищно!
Механик Гехорсман помалкивал. К стоянке подъехал Зандлер, молча осмотрел самолет.
— Я бы с удовольствием сбросил эти болванки кому-нибудь на голову, — пригрозил Вайдеман. Зандлер поморщился:
— Не наша вина, Альберт. Давайте посмотрим, с какой скоростью полетит самолет с этими штуками.
— Я не удивлюсь, если в один прекрасный момент от «Штурмфогеля» потребуют, чтобы он еще нырял, — проворчал Вайдеман, надевая парашют.
Погрохотав с минуту двигателями, Вайдеман спустил тормоза. Самолет пошел на взлет. Гехорсман заметил, с каким большим трудом пилот выдерживал направление на разбеге. Перекачиваясь с крыла на крыло, «Штурмфогель» оторвался от земли и начал набирать высоту.
Потом с неба донесся нарастающий грохот. Вайдеман пытался разогнать «Штурмфогель» на взлетном режиме работы двигателей. Но, видимо, это ему не удавалось. Он снова набрал высоту и снова ринулся вниз, выжимая из двигателей все силы. Над старым аэродромом, где на бетонке был вычерчен квадрат, он сбросил болванки, набрал высоту, перевернулся через крыло, пронесся над Лехфельдом на огромной скорости и нацелился на посадку.
Когда он открыл фонарь и спрыгнул с крыла, Гехорсман увидел, что Вайдеман находился в состоянии сильного раздражения. Он пнул сапогом попавшую под ноги струбцину, подошел к механику:
— Где машина, черт побери?
— Вы не просили машины, господин майор, — сказал Гехорсман, опуская руки по швам.
— Так вызови же! И зачехляй самолет, больше на кем я летать не буду.
По аэродромному телефону Гехорсман вызвал машину. Она увезла Вайдемана к Зандлеру. Как и предполагал профессор, результаты испытаний показали, что легкий, стремительный «Штурмфогель» никак не мог стать бомбовозом: с подвешенными болванками он терял почти двести километров скорости.
