Джон Ле Карре - Ночной администратор
Он различил металлические жалюзи, дробящие на полоски живой солнечный свет, и великолепные муслиновые шторы. Слегка повернув забинтованную голову, Джонатан увидел серебряный поднос, кружевную салфетку, кувшин апельсинового сока и бокал. За пространством, выстланным толстым ковром, как в тумане, маячила открытая дверь в большую ванную комнату с висящими в ряд полотенцами разных размеров.
Глаза его слезились, все тело замерло, как тогда, когда лет в десять он прищемил себе руку дверцей чьей-то машины. Под щекой он ощутил жесткий бандаж, укрепленный на поврежденной части черепа, которую восстановил доктор Марти. Тогда он повернул голову в прежнее положение, и его глаза стали наблюдать за движением вентилятора под потолком. Мало-помалу его внутренний армейский гироскоп начал выравниваться.
«Вот здесь тебе предстоит испытание», – говорил Берр.
«Они должны увидеть доказательства, – инструктировал Рук. – Ты не можешь просто выйти к ним с ребенком на руках и ждать аплодисментов».
«Перелом черепа и челюсти», – утверждал Марти. Сотрясение, восемь баллов по шкале Рихтера, десять лет в темной комнате.
Три сломанных ребра, а могло быть и тридцать.
Сильное кровоизлияние в ткани, угрожающее половой сфере, от удара носком тяжелого башмака.
Когда Джонатан свалился от ударов рукоятью пистолета, он получил удар в пах, и на внутренней стороне его бедра остался след ботинка сорок пятого размера – сомнительное развлечение для сиделок.
Перед его глазами мелькало черно-белое видение. Белый медицинский халат. Черное лицо. Черные ноги, белые чулки. Белые тапочки на резиновой подошве. Вначале он подумал, что все это принадлежит одной женщине, но потом сообразил, что их несколько. Они посещали его, как ангелы, молча убирая, стирая пыль, заменяя цветы в вазе и питьевую воду. Одну из них звали Фиби, и у нее были ухватки заправской сиделки.
– Здрасте, мистер Томас. Как вы сегодня? Я Фиби. Миранда, ступай-ка опять за щеткой и протри под кроватью мистера Томаса. Да-да.
«Итак, я Томас, – подумал он. – А вовсе не Пайн. Или, может быть, я Томас Пайн».
Он снова задремал, а когда проснулся, то увидел у свое кровати призрак Софи в белых брюках, стряхивающей пилюли в бумажный стаканчик. Потом он подумал, что, должно быть, это новая сиделка. Но тут заметил широкий пояс с серебряной пряжкой, умопомрачительную линию бедер и растрепанные каштановые волосы, услышал не терпящий возражений голос.
– Не может быть, Томас, – протестовала Джед. – Кто-нибудь наверняка вас без памяти любит. Родители, девочки приятели? Правда, никто?
– Правда, – упорствовал он.
– А кто такая Ивонна? – спросила она, нагибаясь совсем низко и подсовывая ладонь ему под спину, чтобы помочь подняться. – Она абсолютно неотразима?
– Мы были просто друзьями, – сказал он, вдыхая запах шампуня, исходящий от ее волос.
– Значит, не станем сообщать Ивонне?
– Не станем, – ответил он чересчур резко.
Она дала ему таблетки и глоток воды.
– Доктор Марти говорит, вам нужно долго-долго спать. Поэтому не думайте ни о чем, кроме того, что вам нужно медленно-медленно поправляться. Как насчет развлечений? Книги, радио или что-нибудь подобное? Не сейчас, а через день-два? Мы о вас ничего не знаем, кроме того что ваше имя Томас, так сказал Роупер. Поэтому сами говорите, что вам хочется. Рядом в большом доме есть целая библиотека с множеством ужасно умных книг. Корки скажет вам, что там можно найти, но, если хотите, закажем что-нибудь в Нассау. Только потребуйте. – И она взглянула на него своими огромными глазищами, в которых можно было утонуть.
– Спасибо. Я так и сделаю.
Она положила руку ему на лоб, определяя температуру.
– Мы никогда не сумеем толком отблагодарить вас. Роупер, когда возвратится, скажет лучше, чем я, но, честное слово, какой же вы смелый. Просто герой, – проговорила Джед уже у самой двери. – Твою мать, – прибавила монастырская воспитанница, зацепившись карманом брюк за дверную ручку.
* * *Он осознал, что это была не первая их встреча с тех пор, как он попал сюда, а, вероятно, третья. Две первые были вовсе не во сне.
"Во время первой ты просто улыбалась, и это было чудесно: ты молчала, а я мог думать, и что-то между нами произошло. Ты была в галифе и бумажной рубашке, с заложенными за уши волосами. 51 спросил: «Где мы?» А ты ответила «Кристалл. Остров Роупера. Дома».
Во второй раз мне показалось, что ты моя бывшая жена Изабелла, которая ждет меня, чтобы ехать в ресторан, потому что тебе вздумалось вырядиться в нелепый брючный костюм с золотыми галунами на лацканах. «Если понадобится, звонок прямо за кувшином с водой», – сказала ты. А я ответил: «Ждите вызова». Но все это время я думал, почему, черт побери, ты так по-клоунски одета?"
"Ее отец разорился, боясь уронить свое дворянское достоинство, – с презрением говорил Берр. – Он подавал к столу марочное вино, когда ему нечем было платить за электричество, и ни за что не послал бы свою дочь учиться на секретаршу, потому что считал это унизительным".
Лежа на подушке здоровой щекой, лицом к гобелену, Джонатан без малейшего удивления узнал на нем даму в широкополой нарядной шляпе. Это была поющая тетушка Энни Болл.
Она была замечательной женщиной и пела отличные песни, вот только ее муж-фермер все время напивался и всех ненавидел. И вот однажды Энни надела свою шляпу, посадила Джонатана позади себя в фургон с его вещичками и сказала, что они едут отдыхать. Они ехали до позднего вечера и все время пели песни, пока не остановились у дома, над дверью которого была на гранитной доске выбита надпись «МАЛЬЧИКИ». Энни Болл принялась плакать и дала Джонатану свою шляпу в знак того, что она скоро за ней вернется, и Джонатан поднялся наверх в спальню, полную таких же, как он, мальчишек, и повесил шляпу над своей кроватью, чтобы тетушка Энни не перепутала, кого отсюда забрать. Но она больше не вернулась, и, проснувшись наутро, Джонатан обнаружил, что мальчики из его дортуара по очереди примеряют тетушкину шляпу. Он отбил ее, победив всех, завернул в газету и отправил в красном почтовом ящике без адреса. Он, пожалуй, предпочел бы сжечь ее, но у него не было спичек.
«Сюда я попал тоже ночью. Белый двухвинтовой „бичкрафт“, внутри все голубое. И Фриски с Тэбби, а не приютский сторож, осматривают мой багаж в поисках запретных сладостей».
* * *"Я ударил его за Дэниэла, – решил он. – Я ударил, чтобы все выглядело, как надо.
Я ударил его, потому что до смерти устал ждать и притворяться".
* * *Джед снова была в его комнате. Обладая профессиональным нюхом, он не сомневался в этом. Хотя определил ее присутствие не по запаху и не по звуку. Он не мог видеть ее, но шестое чувство подсказывало: она здесь. Так всегда бывало, когда он знал, что враг близко, но вот откуда он знал это?
– Томас?
Притворяясь спящим, он услышал, как она приближается к нему на цыпочках. Мелькнули ее светлые одежды, гибкое тело, распущенные волосы. Она отбросила волосы назад и приложила ухо к его рту, чтобы проверить дыхание. Не почувствовать тепла ее щеки он не мог. Джед выпрямилась и скользящей походкой скрылась за дверью, затем ее шаги раздались во дворе.
«Говорят, что, попав в Лондон, она здорово растерялась, оказалась в веселой компании и совсем завертелась там. Потом удрала в Париж, чтобы прийти в себя. Встретила Роупера» – так рассказывал Берр.
Он прислушивался к крикам чаек, отзывавшимся долгим эхом за завешенным окном, вдыхал соленый йодистый запах водорослей и понимал, что сейчас, должно быть, отлив. На мгновение ему представилось, что Джед забрала его обратно в Ланион и сейчас стоит босая перед зеркалом, занимаясь тем, чем обычно заняты женщины, готовясь лечь в постель. Потом он услышал стук теннисных мячей и переговаривающиеся между собой во время игры голоса. Один из них принадлежал Джед. Разговор шел по-английски. До него донеслись гудение газонокосилки и визг непоседливых английских детишек, вечно ссорящихся между собой. Он предположил, что это отпрыски Лэнгборнов. Электрическое жужжание, возможно, означало, что чистят поверхность бассейна. Затем он заснул снова, вдыхая во сне запах древесного угля. Розоватый отсвет на потолке подсказал Джонатану, что наступил вечер, и, повернув голову, он через щели жалюзи разглядел Джед, всматривающуюся в полумрак комнаты, на фоне уходящего дня. Вечерний свет обрисовывал ее фигуру под теннисным костюмом.
– Ну, Томас, как насчет еды? – сказала она тоном классной дамы, вероятно, заметив, что он шевельнулся в постели. – Эсмеральда приготовила вам мясной бульон с хлебом и маслом. Доктор Марти велел гренки, но они совершенно раскисают в здешнем климате. Есть также грудка цыпленка и яблочный пудинг. В самом деле, Томас, полно всего, – добавила она с немного тревожными нотками в голосе, к которым, впрочем, он начал уже привыкать. – Только свистните.
