Лен Дейтон - Рассказ о шпионе

Шлегель должен нас найти. Я был в этом уверен. Несмотря на его скотский характер, он нас не бросит на произвол судьбы.

— Ферди! — Он зашевелился и застонал. — Луна была на северо-востоке, так, Ферди?

Ферди попробовал кивнуть головой, но не смог. На его лице отразилось, что он со мной согласен. Я снова посмотрел в небо. Сквозь просветы в низких облаках проглядывала луна. Было видно даже несколько звезд. Осталось только найти созвездие Большой Медведицы и по нему найти правильное направление.

— Подводная лодка, Ферди.

По его лицу было видно, что он понял.

— Ты хочешь сказать, что подлодку нужно искать в этом направлении?

Он не отрываясь смотрел на луну и на мою руку, которую я поднес к его глазам. Ветер гудел так громко, что мне пришлось придвинуться ухом к самому его рту, чтобы услышать его слова.

— Дальше, — видимо, сказал он. Держа свою руку перед его глазами, я стал поворачивать ее, пока он глазами не подтвердил правильное направление. Потом я медленно поднялся на ноги и осмотрел себя и Ферди. Он был в полубессознательном состоянии, но его лодыжка была, по-видимому, единственным повреждением, которое я смог обнаружить. Поставить Ферди на ноги оказалось делом трудным и долгим, но боль в лодыжке постепенно вернула его в реальный мир.

— Оставь меня, — прошептал Ферди, когда я начал почти волоком тащить его, стараясь поднять на руки. Своими руками он ухватился за мою шею и изредка пытался помочь идти своей здоровой ногой.

— Оставь меня и дай мне спокойно умереть, — твердил Ферди.

— Послушай, Ферди, — разозлился я, — ну-ка соберись, а то я тебя сейчас так соберу!

— Оставь меня, — сказал Ферди и издал долгий стон боли и утомления.

— Правой-левой, правой-левой, правой-левой, — громко командовал я. Он вряд ли был в состоянии слушать меня, тем не менее мои усилия не пропали даром, и он время от времени стал опираться на левую ногу.

Я ошибся, считая, что нужно идти до видимого горизонта.

Дотащившись до этого места, я убедился, что подводной лодки нигде не было. Я остановился. Но удерживать Ферди прямо оказалось намного сложнее, чем я ожидал.

— Шлегель наверняка нас уже ищет, — сказал я. Ферди застонал, словно отвечая, что лучше умереть здесь, чем быть спасенным этим отвратительным Шлегелем.

— Правой-левой, правой-левой, правой-левой, — продолжал я. Иногда влажный густой туман окутывал нас так, что приходилось останавливаться и ждать, пока ветер раздует его с нашего пути.

— Ради бога, Ферди! Ты хоть иногда перекладывай свой вес на здоровую ногу.

— Булочки с корицей… — прошептал Ферди.

— Ты совершенно прав, — ответил я, — это все из-за проклятых булочек с корицей.

Иногда мне приходилось останавливаться не только из-за тумана. Я останавливался перевести дыхание, и по мере нашего продвижения мои остановки становились все чаще и чаще. Но во всяком случае Ферди уже не требовал оставить его в арктических просторах. Это было хорошим знаком, думал я. Тем более что он еще пробовал шутить о булочках с корицей.

Со временем становилось все темнее и темнее, и я стал опасаться, что теряю чувство ориентации, так же как и чувство времени.

Однажды мне показалось, что кто-то свистит. Я остановился:

— Слушай, Ферди! Свистят! — Но это был всего лишь свист ветра в ледяной гряде.

— Правой-левой, правой-левой.

Я говорил не столько Ферди, сколько самому себе. Я давал команды своим собственным ногам давить этот бесконечный снег.

Становилось все темнее и темнее. И я все чаще натыкался на ледяные глыбы, которые вдруг выступали из мглы. Словно корабли, плывущие сквозь туман.

— Тут еще одна глыба, Ферди, — сказал я. — Правой-левой, правой-левой, правой-левой. Только бы не отклониться с пути. Вот так, молодчина.

Когда я видел ярко-красные вспышки впереди себя, то это, видимо, был еще один корабль. «Правой-левой, правой-левой, правой-левой». А свистел только ветер. Ферди и я упорно продирались вперед. Даже когда ледяные глыбы делали боевой разворот, чтобы протаранить нас. Или когда ледяные корабли цеплялись и рвали нашу одежду.

— Правой-левой, правой-левой. Да убери же ты свою чертову ногу! Ферди, ты — последняя скотина! Ты мог бы для разнообразия свой вес перекладывать и на здоровую ногу. Это же целый центнер булочек с корицей.

Со всех сторон нас окружили торчащие глыбы льда. Пройти между ними стало еще труднее. Я вытянул вперед руку, чтобы удержаться на ногах. Как вдруг почувствовал, что лед сам встал перед моими глазами.

— Еще немного, Ферди, — подбадривал я его, — я уже чувствую запах этих чертовых булочек.

— Они оба сошли с ума. — Это был голос капитана.

— Правой-левой, — твердил я, прокладывая свой путь по льду. Но он не давал мне идти. И я почувствовал, что топчусь на одном месте.

— Помогите мне снять здоровяка. — Это был голос доктора.

— Он мертв, причем уже давно.

Голос Шлегеля:

— Был без очков — вот и ослеп от снега, да еще контужен. Доктор, у вас шприц с собой?

Где-то неподалеку от меня я увидел еще одну сигнальную ракету. И увидел совершенно четко. Я вырывался, чтобы освободиться.

— Зря старался, — послышался голос Шлегеля, — тащить его все это время. Представляю, в каком он состоянии.

— По всей видимости, он еще был жив, когда они пошли.

— А может, и нет, доктор.

— Отцепись от Фоксуэлла! — Это опять рявкнул голос Шлегеля, а его лицо появилось всего в нескольких сантиметрах от меня. — Я кому говорю, дубина! Отцепись от него!

Глава 21

«Распечатка (на листах розового цвета) производится в конце военной игры. Второстепенные, общие и непрерывные действия, не включенные в распечатку, не являются частью военной игры».

Несколько раз я почти возвращался в туманный белоснежный мир эфира и антисептических средств. Через окно яркое солнце освещало темно-зеленые сосновые леса, деревья, осевшие под снежным покровом.

Кто-то приспустил шторы, и комната наполнилась мягким светом без теней. На столике в передней лежали фрукты, цветы и газеты. Читать газетный шрифт было трудно. На краю кровати сидел человек, которого я узнал. На нем был темный костюм, а лицо казалось постаревшим и немного расплывчатым.

— Он пришел в себя.

— Патрик!

Я застонал. Теперь еще одна фигура попала в поле моего зрения, выплыв из-за очертаний спинки кровати, словно сонное, туманное солнце поднялось над бескрайними просторами Арктики.

— Просыпайся, любезный. У нас еще и других дел полно.

— Я налью ему немного чая, — сказал Доулиш. — Ничто так не взбадривает, как добрая чашка чая. Разве здесь могут готовить настоящий чай?

— Где я? — спросил я. Мне не хотелось говорить, но я хотел узнать, где я нахожусь.

Шлегель ухмыльнулся.

— В Киркенесе, в Норвегии. Норвежский вертолет доставил тебя с подводной лодки несколько дней тому назад.

— Это правда? — спросил я у Доулиша.

— Да уж мы постарались, — ответил Доулиш.

— Еще бы вы не постарались, — сказал я, — я застрахован правительством на десять тысяч фунтов.

— Ему уже стало лучше, — заметил Шлегель.

— Если ты хочешь, мы уйдем… — предложил Доулиш.

Я очень осторожно помотал головой, словно боясь, что она упадет и закатится под кровать, и ее придется выкатывать оттуда палкой.

— Где Ферди?

— Ты знаешь, где Ферди, — сказал Шлегель. — Ты сделал для него все, что смог. Но Ферди умер.

— За что? — спросил я. — Черт возьми, во имя чего?

Доулиш разгладил английскую газету. Я увидел заголовок большими буквами: «ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ, КОГДА КРАСНАЯ КАТЯ ВЫШЛА ИЗ ИГРЫ».

Доулиш сказал:

— Вчера утром люди Стока арестовали сестру Ремозивы. Единственное, что они смогли сделать.

Я переводил свой взгляд то на Доулиша, то на Шлегеля.

— Так вот из-за чего была заварена вся эта каша — из-за воссоединения Германии.

— Они загубили все дело, — сказал Доулиш. — Они никак не могли поверить, что адмирал собирается перейти к нам, пока не увидели труп, который вы туда притащили. Все они циники. Совсем как ты, Патрик.

— Бедный Ферди.

— Скажи спасибо полковнику Шлегелю, что тебя спасли, — ответил Доулиш. — Это он додумался подключить к поиску локатор. Да еще заставил капитана пойти на риск и использовать локатор прямо под носом у русских.

— Грубое нарушение мер безопасности, полковник, — заметил я.

— Мы принесли тебе фрукты, — сказал Шлегель. — Хочешь виноград?

— Нет, спасибо, — ответил я.

— А я вам говорил, что он не захочет, — сказал Шлегель.

— Он все равно еще поест, — ответил Доулиш. — А я, пожалуй, все же попробую. — Он быстро отправил в рот одну за другой две виноградины.