Владимир Шитов - Один на льдине
- Не-э-э! Только после свадьбы!
Облом, как говорят нынче телевизионные ведущие. Пропал вечер! Ну, сказал по пьяному делу "А", но дальше думать надо. Подумал: нам, султанам, и свадьба не помеха.
На другой день она мне помогала чуть не до вечера эти банки с краской таскать, шпаклевку, гвозди. Отвезли мы все это на вокзал в камеры хранения и - умывай руки. То есть приводи себя в порядок перед визитом к родителям невесты. Одет я был вполне прилично: костюм, галстук, свежая сорочка. Пошли.
Смотрю - дом в самом центре города, напротив кинотеатра, который называется не-то "Елки-палки", не то "Лес", а на их языке "Парма". Заходим, и я вижу на вешалке в прихожей офицерские шинели. Вижу белые кашне под парадную шинель, фуражки, папаху! Ёлки, думаю, палки, думаю: куда я попал и где мои чемоданы! И здесь менты!
Я шепчу Ирине: - А кто твой батька-то?
А батька-то, оказалось, бывший военный комиссар Усть-Вымского района Коми АССР Владимир Дмитриевич Савенков, именно того района которому подконтрольны Микунь с его пересылкой, а значит, и все зоны и поселения, так называемой микуньской ветки.
С одной стороны, совсем неплохо, если готовить себя к "мирной жизни". А с другой стороны, - какой же здравомыслящий подполковник отдаст дочку рядовому необученному!
Вот и женись, Коля Шмайс, проходимец, жулик, идейный борец с советской властью на представительнице крупной советской буржуазии из маленькой, но все же столицы страны Лесоповал. Повезло или не повезло - уже не могу влет разобраться. Вроде бы пора начинать взрослую иную жизнь, но как-то вот так, сразу...
Сидим смотрим семейные альбомы: Ира в детском садике, Ира на Черном море, Ира в выпускном классе. Входят взволнованные родители. А Ирина сразу говорит им:
- Знакомьтесь, это мой жених Николай Александрович Михалев. Работает на Вежайке.
- Очень приятно. Пожалуйте к столу - почаевничаем...
С их стороны лишних вопросов задано не было. Исходя из нашей скупой информации, отец, вероятно, принял меня за мента из режимной зоны. Чего греха таить? Столько лет работы в амплуа мента на всю жизнь оставили во мне характерные черты и нюансы. Он так и думал, что я, как минимум, начальник отряда. Или - бери выше - заместитель начальника колонии по оперативно-режимной работе. Иное ему, как я понимаю, и в голову не могло прийти, а только в дурном сне присниться! Жених с четырьмя судимостями за мошенничество и подделку документов - это же не фунт изюму. Но у него три дочки, старшей двадцать пять лет - вот это уже фунт лиха! Пора давно его избывать - сбагривать дочек.59
Расписаться решили в ближайшие дни, а сделать это можно было только на Вежайке, по месту отбывания срока. Какой же грамотей меня в городском ЗАГСе-то "распишет"? Не положено.
Я уехал. И там, на каторге, ее активно жду. Активность заключалась в том, что я говорю полковнику Шахову:
- Квартиру давай - женюсь!
- На ком? - оправданно интересуется он. - На медведице?
- Ирина Савенкова... - говорю. - Ничуть не похожа на медведицу.
- Что?! - достал платок и утер вспотевшие лоб и шею. - Уж не дочь ли подполковника Савенкова, военкома?!
- Она самая...
У того - мел в лицо. Потом октябрьский кумач. Гражданская война цвета на лице. Смотрю: пот со лба утер. Головой качает в большом разносе чувств:
- Ё-моё! Куда ж ты попал! А он знает, что ты сидишь? Нет? Вот обрадуется товарищ подполковник! Повезло-о-о!
Но быть или не быть - не в том вопрос, товарищ Гамлет. А вопрос в том, как бы получше накрыть свадебные столы к приезду невесты. Шестерки бегают, тузы повелевают, козырная дама в прикупе. И все знают прикуп, но наступает следующий и назначенный вечер, приходит по расписанию микуньский поезд. Все встречают всех, а будущей дамы нет. Осталась в своем девическом уюте. Ну что ж... Возвращаюсь.
На улице мороз. А наш "красный уголок", словно красный уголёк - жарко протоплены печи.
Столы ломятся. Коньяки, усыпанные звездами, шампанское во льдах, огненная вода под клюквенный морс да с грибками. На столах лосятина, оленьи губы, соленья-варенья! Рыба северная всех мастей, языки копченые, языки вареные, языки заливные! Сидят офицеры, сидят бандиты и воры, сидит вся братва - их дружные чувства я вряд ли смогу описать. Все собственные языки проглотили. Мне стыдно, неловко. Хозяин пришел. Сам, как поезд, - точно в назначенный срок. Тоже проявил выдержку.
- Может, она опоздала на поезд? - предположил он. - Идем звонить в мой кабинет!
Идем. Звоню. Ирина плачет. Ее решительно не пустили родители. И Валентина Артемьевна, моя будущая теща и товарищ, говорит мне:
- Папа думал, что вы офицер! Но мы навели о вас справки: вы мошенник, аферист, проходимец, диссидент и антисоветчик! Вы от нас все это скрыли и еще хотите, чтобы мы вам отдали свою дочь?!
- Да что вы, что вы! Нет так нет, пусть будет по-вашему! Дайте Ирине трубку, пожалуйста!
Она дает дочери телефонную трубку. Нет нужды пересказывать наш разговор - Ирина ведь знала все, от нее я ничего не скрывал. Мы говорили не более двух-трех минут.
Комедия кончилась.
На другой день она приехала.
И была свадьба, и был пир, и я там был. И стала Ирина моей законной женой.
Клоповник мой преобразился. Она старается, как птичка, вьющая гнездо. Приезжает по субботам, привозит какую-то домашнюю утварь, еду, вино. Телевизор привезла. Шторы на окна повесила. Утром в понедельник ей надо на поезд и - в институт. И у нее уже невидимые чужому взгляду признаки беременности в облике.
Жить постоянно вместе не получалось. Строительство бани близится к завершению, а я как-то серьезней становлюсь.
Но время идет, а лихо не спит.
Или, как еще говорят: не гони старую беду - придет новая.
4
Была ли моя женитьба счастьем или несчастьем? Вопрос кажется некорректным даже наедине с самим собой. Это судьба. Многие помнят татуировку, гласящую: "НЕТ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЯ". Может, его и нет, как чего-то из области иррационального. Но скажу, что счастье - это та цепочка радостей, которые дает человеку жизнь. И если он утратил способность радоваться, то счастлив не будет никогда. Счастье - чувство живое и ускользающее от того, кто слишком много хочет и кто не бывает доволен тем, что имеет.
Ирина Вологодская, как я уже говорил, несколько не соответствовала всем моим представлениям о моей жене-невесте. У меня были красивые женщины. Она была простая. Я считал и считаю до сих пор, что был королем в любой ситуации, что у меня могла быть любая другая жена, но только не такая. И вот живем уже 25 лет. Без большого восторга женился, без большого восторга строил семью, был деспотичен, груб, несдержан. Все наслаивалось: зоны, отсидки, поселение, сопротивление тещи с тестем. Вообще, зоны и лагеря это не место для семьи. Браки совершаются, как говорится, на небесах. Поселения, ссылки, лагеря - это слишком резкий контраст с небесами. Скажу лишь, что благодарен Ирине и склоняю перед нею свою отчаянную седую голову. И понимаю, почему говорят о небесности брака: он определяет судьбу. Или ломает или рихтует ее. То есть, определяет всю дальнейшую и оставшуюся жизнь.
5
И вот вызывают меня как-то по холодку в оперативную часть.
- А что это вы построили?
- Баню для поселенцев.
- А где же это вы такие деньги взяли?
А им бдительная агентура донесла, что я брал деньги со своих бригадников, что прикрывал их беспечное житье, что подженился, а сам пью-гуляю, в свою очередь прикрытый "хозяином". По результатам этакой моей жизнедеятельности надо сажать меня в СИЗО. За хищение государственного имущества.
- Да я ж нужное дело сделал!
- Мы тебе срок и тут еще добавим, коли ты такой волшебник! Без рук, без топоренка построена избенка - это как?
А это уже пятый срок, которого я смертельно боялся. Это ООР - особо опасный рецидивист. И я глупо спросил:
- Вы что, всерьез?
- Да уж куда серьезней.
Ведут в ШИЗО.
Плотно усаживаюсь. Мысли в голову не идут - шок. Наконец говорю знакомому дневальному, чтоб пошел и сообщил "хозяину": дела мои - табак.
"Хозяин" рвет и мечет:
- Кто посадил? Выпустить Михалева! И чтоб срочно ко мне!
Меня выпускают. Я уже иду по трапу докладывать, что и как, а навстречу - "кум".
- Михалев! Тебе надо в цирке фокусником работать! Я ж тебя посадил, а ты на свободе!
- Шахов, - говорю, - приказал меня выпустить!
Не-е-ет, дядя Авдей, никаких гвоздей! На нары!
И так несколько раз. Только я выйду:
- О-о! Такие люди и без охраны!
Оказывается, между хозяйственниками и оперчастью всегда идут войны. "Кум" не подчиняется напрямую начальнику колонии по оперативной работе, а принадлежит с потрохами Республиканскому управлению в Микуне . Об этом мне, играя желваками, сообщил полковник Шахов, выцарапав меня ненадолго из штрафного изолятора. Он обычно допоздна в зоне, пока свежий лес не рассортируют.
