Вадим Пеунов - Последнее дело Коршуна
— Большой у вас филиал в Рымниках?
— Об этом знает только резидент.
— Дробот?
— Он. Я только поддерживал связь с заграницей.
— И не только связь. Письма Дубовой из Рымник вы же выкрали.
— Я работал по заданию.
— За что вы с Коршуном убили Дубовую?
— Она была привлечена к разбору архива гестапо в Рымниках, а там было дело Коршуна. Он боялся провала.
— Расскажите подробнее.
Бывший капеллан опять помолчал, прежде чем начать.
— Это было лучшее и самое продуманное дело Коршуна…
Хотя Дубовую вызвали телеграммой, Граф выехал навстречу ей в Рымники. Дробот в этом время делал алиби в Пылкове. На обратном пути из Рымник Граф постарался попасть в одно купе с Дубовой. На вокзале они дружески распрощались.
С вокзала Нина Владимировна вышла через главный выход. На улице хлестал проливной дождь. Она остановилась на ступеньках. В это время к ней подъехала «Победа». Дробот открыл дверцу машины. Несмотря на осеннюю погоду, он был в одном костюме.
— Я за тобой.
— А как ты узнал о моем приезде?
— Я же давал телеграмму.
— Не получала.
— Хорошо, что вышло такое совпадение, а то бы пришлось тебе без меня мокнуть под дождем. Едем скорее. У нас дома гости, и Маруся тебя ждет.
Ему показалось, что Дубовая колеблется. Но это продолжалось всего одно мгновение. Она села. «Победа» рванулась с места. В стекла хлестал дождь. Видимость была отвратительная.
В конце вокзальной улицы машину остановил какой-то человек. Это был Граф. Он ждал Виталия Андреевича.
— Шофер, подвези. Собачья погода, до костей промок. Я хорошо заплачу.
— Я не шофер. Закажите себе такси, — Дробот уже хотел было захлопнуть дверцу.
Нина узнала приветливого спутника по вагону и взяла его под свою защиту:
— Виталий, подвези человека. Он мой знакомый по купе.
Дробот согласился.
— Где вы живете?
Мирослав Стефанович обрадовался:
— Не очень далеко. В конце Сталинградской.
Присутствие постороннего человека успокоило Нину Владимировну.
Машина подпрыгивала на выбоинах и разбрызгивала грязь. Вот и конец Сталинградской улицы. По существу конец города. Темно. Не видно ни зги. С левой стороны глухой сад, с правой — двухэтажный дом. Вокруг развалины.
Нина забеспокоилась.
— Неужели вы здесь живете?
Она сидела на переднем сиденье, рядом с Дроботом. Мирослав Стефанович вышел из машины и открыл переднюю дверцу, желая на прощанье поцеловать руку спутницы.
Неожиданно он возле подножки уронил ключ от своей квартиры, который держал в руках. Прося тысячу извинений у «дамы», он принялся копаться в грязи под машиной, но найти ключ не мог. Дубовая не вытерпела и решила помочь ему.
Коршун ждал этой минуты. Он поднес к затылку Нины пистолет и, когда она наклонилась, чтобы выйти из машины, выстрелил. Дубовая упала в объятия Графа.
— Чехол. Не забрызгай машину.
Делалось все быстро и расчетливо. Труп привезли на улицу Романюка. Коршун надел боты и вынес его в кювет. Граф занялся ликвидацией одежды, а Виталий Андреевич через десять минут был уже снова на улице Козака.
Когда капеллан окончил рассказ, полковник некоторое время не мог продолжать допроса. Образ Нины Владимировны встал перед ним как живой. Наконец он спросил:
— Где сейчас Коршун?
— Не знаю. Он очень осторожен. Летал в Сочи. Потом вернулся, участвовал в покушении на одного майора… Потом куда-то исчез.
* * *Дробот был обеспокоен тем, что Зиночка не пришла к нему в намеченный час. «Пять дней не виделись. О том, что я приеду, знала, и вот… Уж не случилось ли с ней чего-нибудь?»
В Сочи он летал самолетом. Вернулся оттуда разбитым и подавленным. Должно быть, воздушный полет действовал утомляюще на нервную систему. Потом, эта неудачная операция в Рымниках с майором.
Последнее время он чувствовал себя вообще неважно. Вздрагивал, заслышав шаги под окном, где проходила тропинка, во сне скрежетал зубами.
— Глисты завелись, — убеждала его хозяйка квартиры. — Квашеной капусты надо бы побольше есть и по утрам пить огуречный рассол. Все как рукой снимет.
Он пил огуречный рассол, но знал, что это не поможет. Чувство неотвратимого конца преследовало его по пятам, ни на шаг не отпуская от себя. Оно охватывало его в квартире, поэтому он тщательно запирался. Оно следило за ним на улице, пугая всеми встречными и поперечными. Оно являлось в образе Сидорова, Зиночки, хозяйки квартиры, жены, капитана — в образе всех знакомых и чужих. Он был окружен врагами.
К вечеру этого тревожного дня к нему прибежал Сидоров. Не постучал, а забарабанил в дверь.
— Забрали!.. — с порога ошарашил он Дробота.
От всего его вида, а главное, от стонущего крика, у Виталия Андреевича похолодело в животе.
— Кого?!
— Твою Зиночку… Из Пылкова специально приезжал полковник Иванилов. Чего он от нее хотел, я так и не мог узнать. Увел ее в парк, а потом и совсем. Слова не дал у нее спросить…
Дробот зарычал и так тряхнул за плечи своего партнера, что у того клацнули зубы и с головы слетела шляпа.
— Какого чёрта ты мне не сообщил сразу?.. Почему не послал ко мне человека?.. Идиот! Все дело испортил…
— Я не мог…
Коршун отпустил его.
— Чёрт!.. Рассказывай… по порядку, да не юли…
Сидоров поведал своему духовному наставнику всю горькую правду.
— Что они сумели выведать? — не на шутку испугался Дробот. — Может быть, дело связано с Графом? Тогда это не опасно. Она у него работала машинисткой. Может быть, только щупают.
— А может быть, Граф проговорился?
— Ерунда. Он-то знает, что за измену петля или пуля, а за спекуляцию только тюрьма.
— А может быть, мы где-то ошиблись… Может, там уже знают…
— Ошиблись? — зло усмехнулся Дробот. — Ошиблись, что не тебя, а Крижача подсунули. Тот хоть что-то руками мог делать, а ты… только языком чесать.
Он лихорадочно искал причину провала, но не мог ее найти. «Зинку только проверяют, — решил он окончательно. — Из Лобанова пока можно не уезжать».
Но чувство опытного конспиратора подсказывало, что квартиру все-таки надо сменить.
— Что же делать?.. — испуганно спрашивал Сидоров. — Я не вернусь на курорт, пусть пропадает все…
— Пойдешь на свое место и будешь читать лекции об украинских буржуазных националистах. Против нас улик нет. Когда вернется Зиночка, приведешь ко мне. Понял?
Тон приказания немного успокоил директора.
— Понял…
— Иди. И чтобы сидел на месте… Иначе доберусь до тебя, будь хоть под землей.
Сидоров знал, что в этом отношении Коршуну можно верить на слово.
Когда директор курорта отправился восвояси, Дробот решил, что оставаться на этой «даче» опасно. Уехать из Лобанова он не мог. Зиночка сейчас ему была нужна, как поводырь ослепшему. Сам он не мог явиться в город. А там были связи, деньги. Там было спасение.
Поговорив с хозяйкой квартиры, он перебрался на квартиру к ее зятю. Вдовушка что-то объяснила дочери, и дело было улажено.
— Если придет Зиночка, отправьте ее ко мне. Если придет директор курорта, ничего не говорите. Только вызовите меня.
* * *Иванилов давал последние указания капитану:
— Посылаю на квартиру Коршуна вас, так как надеюсь, что вам удастся привлечь на свою сторону жену Дробота. Она может во многом помочь нам.
— Она поможет, товарищ полковник, я в этом уверен.
Оформив все необходимые документы для обыска и возможного ареста, Иван Иванович отправился в сопровождении младшего лейтенанта Звягина на квартиру Дробота. Мария Васильевна встретила пришельцев с обычной приветливостью.
— Обстоятельства сложились так, что я вынужден буду осмотреть вашу квартиру, — вместо приветствия сообщил капитан.
— А что… случилось что-то? Да? Иван Иванович…
Капитан только с участием пожал ей руку. Разговаривать на эту тему он не имел права.
— Отпустите вашу домработницу погулять.
— Хорошо, — тихо проговорила Мария Васильевна.
Когда Одарка с Танечкой ушли, капитан и младший лейтенант приступили к осмотру кабинета. Если что и суждено было найти, то только здесь. Дробот господствовал в кабинете безраздельно и мог рассчитывать, что без его разрешения не передвинут с места на место даже книгу, лежащую на столе.
Капитан начал с того, что снял картины, которые были оправлены в тяжелые рамы, и выстукал стены в поисках тайного шкафчика, который мог быть у прежних хозяев. Затем он перетряхнул все вещи, какие имелись в кабинете. Оставалось осмотреть книжные шкафы.
— Мария Васильевна, ключи у вас от них есть? — спросил он.
— Нет. Он их всегда носит с собой.
Капитан заметил, что Мария Васильевна избегает называть мужа по имени, а пользуется только местоимением «он».
