Данил Корецкий - Эмблема с секрктом
Евсеев снова приставил бинокль к глазам. Его одинаково раздражали едкий сигаретный дым и проникновенный голос Зейналова. Скорее бы уже давали пуск.
– Я тогда сказал себе, что тоже хочу работать в ФСБ. Прямо на этой платформе поклялся… У нового начштаба рекомендацию выпросил в Академию ФСБ… Готовился, зубрил как проклятый… И поступил. Сразу после «срочки». На контрразведывательный.
Помолчали. Рация на подоконнике издала короткий хрипящий звук и снова замолчала. Евсеев взял ее, приложил к уху. Ничего.
– Так что вы, можно сказать, вроде крестного отца для меня, товарищ майор… – пробубнил Зейналов.
И спустя минуту спросил:
– А с Рогожкиным что было, не знаете? Его ведь в Москву вроде вызвали?.. И даже арестовали… Но потом он к нам приезжал…
Над стартовым столом вдруг взвилась красная сигнальная ракета, оставляя на сетчатке сверкающий дугообразный след. Монотонно загудела сирена. И в ту же секунду рация ожила:
– Всем службам и подразделениям! Учебно-боевая тревога!
*
«Утро 7-го дня.
Как только ракета ушла, меня вызвали в вертолет Генштаба. Там – Второй замминистра обороны, Главный эксперт комиссии Юрий Яковлевич и полковник РВСН из рабочей группы по контрольным пускам.
Взлетели сразу. Курс на Ашулук. Как куратор я должен лично проверить готовность изделий на всех стартовых площадках. Головой отвечаю.
В рассветном небе отчетливо виден белый инверсионный след “36-й”.
Здесь хорошая звукоизоляция и довольно комфортно. Юрий Яковлевич объяснил мне, что это новейший транспортно-боевой вертолет, на вооружение поступили всего три единицы. Он с увлечением рассказывал о модернизированных узлах и системах вооружения, но я слушал вполуха. Кураторские заботы не дают покоя. Но жалеть поздно.
На подлете к Ашулуку передали, что наша ракета самоликвидировалась в пределах 300-километровой зоны. Связался с Дичково, приказал своей опергруппе отправляться в зону крушения.
…Ашулук, полигон РК-13.
Брат-близнец Дичковского полигона.
К счастью, допоборудование уже установлено. Моя задача – проверить целостность пломб, поставить свою подпись в рапорте о готовности изделия. С точки зрения здравого смысла – полная бессмыслица. Зачем гонять для этого огромный девятитонный вертолет? С точки зрения бюрократической, формальной, это называется локализацией ответственности. Если обнаружится, что причиной сбоя послужила элементарная халатность, отвечать за все буду я один. Пожалуй, разумно. Не для меня, конечно.
В 15:00 – пуск.
В 15:04 небо на востоке осветилось зеленоватой вспышкой. Самоликвидация.
Молча грузимся в вертолет и – дальше, в Ужур…»
«День 8-й.
Пуск “36-й” с Ужурского полигона прошел без сучка без задоринки. Спустя двадцать пять минут ракета благополучно поразила цель на полигоне “Новая Земля”. Первый удачный старт за последние два месяца. Хоть что-то.
В Ужуре начинается работа по расшифровке телеметрии, а я возвращаюсь в Дичково. Там уже готовы первые результаты. И они обнадеживают. В том смысле, что появилась хоть какая-то зацепка.
Датчики на дичковской ракете непосредственно перед потерей управления зафиксировали поток электромагнитного излучения на гипервысоких частотах…»
Глава 11
Повод к войне
6 сентября 2011 г.
Москва
Человеку надо выделяться среди себе подобных. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения – то, что полицейские и контрразведчики называют «установочными данными», помогает это сделать. Но кроме официальных ФИО существуют неформальные обозначения индивидов – прозвища, отражающие черты внешности, манеры поведения, привычки, свойства характера или, наконец, фамилию. Буратино, Худой, Мямля, Жадина, Яблоко, Рыба… Детский сад, школа, университет. Иногда прозвище меняется или отмирает – это происходит при взрослении и смене социальной среды. Способствует избавлению от прозвищ продвижение по социальной лестнице, а также занятие атлетизмом, боксом и другими видами единоборств. Чаще всего после тридцати лет неформальное имя отпадает само собой и может «всплыть» только при встрече с однокашниками или друзьями детства.
В отличие от бытовых прозвищ, которые никакого практического значения не имеют, смысловая нагрузка теневых имен уголовного мира – кликух, погонял, погремух – очень велика. Кликуха заменяет блатному имя, среди своих она более известна, чем записанная в паспорте фамилия. Она никуда не исчезает и сопровождает своего обладателя всю жизнь, хотя может со временем меняться. Например, вертлявого пацана, стремящегося к воровской науке, прозвали Бесом, но, когда он вошел в силу и набрал авторитет, кликуха стала ему мала, да и по масти не подходила: чертями и бесами обзывают уголовную мелочовку, шелупонь. Сменить погоняло сложнее, чем поменять фамилию, хотя процедура эта не связана со сбором справок и хождением по инстанциям. Просто в один прекрасный день в локальной зоне своего отряда в ответ на обращение «Бес» он воткнул гвоздь в глаз обратившегося. «Теперь я – Бескозырка», – негромко сказал он, бросая окровавленный гвоздь на «запретку». И вся процедура. Причем все кому надо об этом молниеносно узнали, а бывший Бес без всяких заявлений, ходатайств и объявлений в газетах стал Бескозыркой.
В разведке дело обстоит совсем по-другому. Здесь прозвище называют оперативным псевдонимом, или псевдо, оно не имеет широкого распространения, а наоборот – засекречено и известно очень узкому кругу людей, допущенных к конкретной операции. Из соображений конспирации псевдоним не должен каким-либо образом связываться с личными или профессиональными свойствами своего носителя, он меняется от одной операции к другой или при перемещении из страны в страну, чтобы контрразведка противника не могла за него ухватиться.
На этот раз прибывший в Москву офицер имел оперативный псевдоним Техник. Псевдо не было привязано к фамилии прикрытия – Кински так, как кликуха Бес-Бескозырка привязана к фамилии Бескудников, носителя которой Техник завербовал в 2007 году на случай необходимости выполнения «мокрых дел». Бес-Бескозырка проходил под этими погонялами всю жизнь, и его знали все – от профессиональных преступников до сотрудников уголовного розыска и исправительных колоний. Знали и чем он занимается: в прошлом – разбойными нападениями на квартиры, а потом – рэкетом и руководством крупной ОПГ в Тиходонске. Если кличка где-то «засветится», от нее легко перейти к самому Бескозырке. Произойдет громкий налет – по «почерку» тоже обязательно «отработают» известного фигуранта. То есть кликуха, способ совершения преступлений и личность гражданина Бескудникова образуют равнобедренный треугольник и от каждой его вершины можно легко добраться до двух остальных.
Другое дело – псевдоним Техник. Он никогда ранее не существовал и был присвоен только для проведения данной конкретной операции. Его знал лишь ограниченный круг тех, кто был непосредственно в ней задействован. После завершения операции он перестанет существовать. Если бы даже псевдоним стал известен русской контрразведке, это бы ни на шаг не приблизило ее к Роджеру Кински. Вычислить его по совпадению псевдо с родом занятий было нереально. Кински не имел никакого отношения к гаражу, кондиционерам, шифровальным машинкам или другим техническим системам, а занимал скромную должность политического обозревателя пресс-службы посольства США в Москве.
Сидел в крохотном кабинете на пятом этаже нового здания посольства в Большом Девятинском переулке. Годовой оклад, даже с учетом традиционного рождественского бонуса, весьма скромен по нынешним московским меркам. Круг его обязанностей в трудовом контракте очерчен довольно смутно: освещать в печати политическую обстановку в России, давать комментарии событиям российско-американской политики и способствовать взаимопониманию двух народов. Довольно общо для политического обозревателя с дипломатическим иммунитетом. Даже странно…
А может, ничего странного и нет. Может, просто так надо.
Справедливости ради надо заметить, что Техник не слишком усердствует на ниве международной журналистики. В кабинете своем бывает редко. Если он на месте, из-за двери слышится негромкая музыка – как правило, это европейские композиторы начала – середины XVIII века. Техник любит музыку. Только звучит она недолго, и он опять куда-то надолго исчезает.
Где он бывает все остальное время, с кем встречается, чем занят – об этом мало кому известно. У него нет друзей среди сотрудников посольства. Он как бы вне круга их интересов и проблем. Иногда даже кажется, что он подчеркнуто дистанцируется от этой среды. Например, ездит на «фокусах» российской сборки, что в посольстве считается непатриотичным. Одевается словно на выставку высокой моды, будто дает коллегам уроки вкуса и чувства стиля. А однажды явился на работу в шортах, майке и скромных теннисных туфлях стоимостью с хороший костюм.
