Николай Шпанов - Лед и фраки
Однако Хаисен перебил и его:
— Давайте, друзья мои, отложим на несколько дней обсуждение недоразумений, имевших, по-видимому, место здесь в мое отсутствие… Не правда ли, вы согласны?
Хансен добродушно усмехнулся в сторону возбужденно наступающих друг на друга Зуля и Билькинса.
— Не стоит сегодня поднимать вопросов, могущих ослабить нашу волю к предстоящей интересной работе…
— Нет, вопрос должен быть решен немедленно, — в один голос заявили спорщики.
Глаза Хансена холодно сверкнули. Жестко рубанул:
— Я приказываю кончить спор!
Зуль насупился и пошел к себе в палатку.
Он уже не слышал того, что, поговорив с воздухоплавателями, Хансен все-таки решил произвести рекогносцировку найденного следа на санях. Поэтому Зуль, сидя у себя, ломал голову над решением дилеммы — лететь за людьми или оставаться здесь около угленосных участков и производить дальнейшие разведки.
После долгих колебаний он пришел к тому, что люди, кто бы они ни были, интересуют его значительно меньше, нежели уголь, и решил остаться на месте.
Зуль составил радиограммы на материк для вечерней передачи и решил соснуть. Но его внимание привлек оживленный разговор, шедший в повышенных тонах рядом с палаткой. Прислушался, но ничего не понял. Кто-то из немецких профессоров сыпал астрономическими цифрами и то и дело произносил слово «колоссаль». Ему восторженно вторил американский геолог. Зуль выглянул и увидел удаляющиеся спины ученых. От них отделились двое в затасканных малицах и пошли в сторону лагеря. Зуль узнал в них новоземельских проводников. Вылка, широко улыбаясь, оживленно говорил что-то Князеву, забегая вперед и снизу вверх заглядывая в лицо собеседнику. Михайло сосредоточенно скреб лохматую бороду. Остановились около палатки.
— А ну, дай сюды, — сказал Князев.
Он стал поворачивать на ладони что-то, переданное ему Вылкой.
— Играет вроде как алмаз, а?
— Верно, што играе, — кивнул головой самоедин.
— Н-да… вот загадка-то? А как ты думаешь, председатель, может надувают нас немчины-то? Ась? Может статься, самый что ни на есть алмазище и есть… Нет, впрочем, не может того быть. Тот вроде как твердой быть должен — им стекло режут.
— Верна, Михайла, алмазом стеклу резить мозна. А ну, глянь, эта ризанет ли стеклу, нет ли?
Михайло вынул часы и провел по стеклу кристаллом.
— Не, не режет… видать, верно, для мелкоскопов стек- лы делать из нево можно. А не алмаз… Экая жалость — ведь играет-то, играет, брат, как! Вот обманная штука-то! А все-таки деньгу стоит, видать, немалую. Уж больно немчура-то обрадовалась.
— Та деньга, — меланхолически покачал головой Вылка.
Зуль решил посмотреть.
Князев охотно протянул ему несколько кристаллов. Зулю не нужно было их долго рассматривать, чтобы понять причину радости немцев и американцев.
— А вы знаете, как это называется? — спросил он проводника.
— Сказывали сейчас ученые-то, да я не разобрал.
— Исландский шпат! — многозначительно произнес доцент.
Название не произвело на промышленников никакого впечатления.
«Тем лучше для меня», — констатировал Зуль.
— Знаете ли вы, сколько это стоит?
— А откуда же нам знать?
— Пять долларов за каждый килограмм.
— Гляди, председатель, тянет-то как, — весело заметил Михайло.
Илья ухмыльнулся.
— А только, товарищ ученый, нам это все-таки ни к чему, — подумавши, заявил Михайло, — потому мы мелкоскопов не делаем.
Зуль укоризненно покачал головой.
— Подождите минутку.
Он залез в палатку. Через минуту вылез удовлетворенный.
— Где вы его нашли?
— А вот как с начальником ездили. Как думаешь, Илья, сколько миль-то будет отсель?
— Я так думаю, миль с полста буде.
Зуль подбросил на ладони кристаллы.
— И много там такого прозрачного камня?
— Выходит наружу вроде как жилой с-под заструги; видать, длинная, а только достоверно сказать не можем, потому не проследили — ни к чему было.
— А разве доктор Хансен не видал этой жилы?
— Не, это мы с Ильей ходили случаем. А капитану и не говорили — невдомек было.
— Так-с, так-с, — покрутил Зуль бороду. — Вы знаете, конечно, что имеете право выставить там столб со своей фамилией, на месте этого открытия?
— Это нам, конечно, известно, — степенно заявил Михайло, — только нам…
— Постойте. Я вам сейчас скажу, как здесь нужно сделать. Мы с вами вместе поедем на место, сегодня же я оценю там жилу и завтра сделаю перевод на ваше имя в любой банк. Если хотите, сегодня же аванс могу внести… ну, хотя бы в тысячу долларов. А вы напишите расписку в том, что все свои заявки на месте найденного вами исландского шпата вы продали мне и никаких претензий на разработку его больше не имеете.
Михайло усиленно заскреб бороду.
— Н-да… конешно… столбики оно почему не выставить. А между прочим, насчет аванса погодить придется.
— Чего же ждать, господин Князев? — непринужденно сказал Зуль. — Вы все равно заняться разработкой не можете. Да и вообще, я рискую своими деньгами — ведь очень трудно предположить, чтобы кто-нибудь смог еще попасть на этот остров ради такого пустяка, как эти кристаллы… А ведь я вам заплачу по сто долларов за каждый шаг жилы, выходящей на поверхность. Это очень большая сумма, господин Князев. Я советую вам не раздумывать… Итак, по рукам?
Он протянул Михайле руку. Князев нерешительно царапнул ее теркой своей ладони.
— Как сказано, мистер, столбики выставим. А насчет расписочки погодить придется.
— Сколько же времени вам нужно на размышления?
— Вот уж это сказать совершенно затруднительно.
— Хорошо, я даю вам срок до завтра… Только я вас попрошу ни с кем другим об этом деле не говорить, — вкрадчиво сказал Зуль, заглядывая в глаза Князеву.
Но глаза промышленника лукаво блестели, укрывшись за кустами седой щетины.
Вылке надоел разговор. Он решительно сунул руку Зулю, и проводники ушли.
Вокруг их палатки, как правило, царили шум и грызня. То и дело приходилось проводникам выскакивать из спальных мешков, чтобы разнимать беснующихся псов.
Но сегодня псы дрались вволю. Никто не выглядывал из-под засаленного полога и твердый, как палка, хлыст не гулял по вздыбленным собачьим хребтам. Проводники отсыпались после долгой дороги. Хотели отоспаться. Но отоспаться им не дали. Когда лагерь затих, полог палатки поднялся и длинный худой немец в роговых очках, тот самый геолог, что называл астрономические цифры, увидев кристаллы шпата у Михайлы, осторожно разбудил Князева:
— Господин проводник… Господин проводник, мне нужно с вами поговорить.
Михайло с трудом стряхнул тяжелый сон и опознал немца. Он сопя скреб под малицей грудь, пока немец, торопясь и путаясь, излагал ему свое предложение купить у него право на открытые им участки шпата.
— Чай, завтра время будет поговорить-то, — недовольно протянул Михайло.
— Нет, нет, это дело очень спешное, его нужно решить теперь же… Вы, господин, должны пон…
— Я понимаю, я очень даже понимаю, товарищ профессор; я даже, может статься, так понимаю, что вам и невдомек. Но, между прочим, позвольте вам отселе выйти, — я спать хочу.
Михайло натянул повыше мешок и отвернулся. Немец недоуменно развел руками. Попытался еще раз объяснить. Сладкий присвист ответил за проводника.
Уже значительно менее мирно встретили здесь следующего посетителя. Американский геолог Вильсон, влезши в палатку, сослепу наступил на собаку, примостившуюся у ног Вылки. Пес с визгом вскочил и вцепился в пим американца. Илья спросонок, не разобрав, в чем дело, полоснул в сторону визга всегда готовым к действию хлыстом. Кнут со свистом резнул воздух и обвил ноги Вильсона.
Разговор о шпате длился после этого еще меньше, нежели с немцем. Вильсон ушел разочарованный и обозленный неимоверной тупостью проводников.
3. Уголь или шпат?
«Уголь или шпат?» — Зуль ни на минуту не мог отделаться от этого вопроса. Даже во сне его тревожили сумбурные видения, в которых он то задыхался под грудами черных жирных осколков угля, то зарывался головой в полость мешка, стараясь спрятаться от ослепительного сияния огромных глыб исландского шпата, разбрасывающего вокруг себя целые каскады солнц.
«Уголь или шпат?.. Уголь или шпат?..» — непрестанно долбило в мозгу. Долбило до того, что Зуль не выдержал и проснулся. Однако, открыв глаза, он не сразу сообразил, что видения были только сном. Все вокруг сверкало и искрилось. До рези в глазах. До боли в мозгу. Зуль зажмурился и весело рассмеялся. Как не смеялся уже давно. Вопрос был ясен. Разве может быть сомнение? «Уголь или шпат? — Конечно, оба». Зуль произнес это почти вслух.
