Джесси Келлерман - Чтиво
— Я слышала. И отвечаю: сцена не вписывается в обшую канву. Интересно, не интересно — это не критерий. Вы пишете в другом стиле. Надо соблюдать предложенные рамки. — Она заглянула в листок. — И все эти вычурные словечки совсем не к месту.
— Ладно. — Пфефферкорн вырвал у нее листки. — Вы сказали, что ничего не поняли, так что лучше оставьте при себе свое мнение. Большое спасибо.
Женщина промолчала. Пфефферкорн вспомнил, что она жена премьер-министра.
— Извините, — сказал он. — Просто я болезненно воспринимаю суждения о незаконченной работе.
— Осталось всего два дня.
— Я помню. — Пфефферкорн нервно пошелестел страницами. — Может, подскажете, в каком направлении двигаться?
— Я не писатель, — ответила женщина. — Сужу просто: нравится, не нравится.
Пфефферкорн попытался скрыть огорчение.
— Ладно. Спасибо за конструктивную критику.
Женщина кивнула. Помешкав, Пфефферкорн спросил о вероятном отклике ее супруга.
Она пожала плечами:
— Он будет в восторге.
Пфефферкорн выдохнул.
— Правда?
— Драгомир не столь суровый критик, как я. Он уверен: все, что выходит из-под вашего пера, гениально.
— Ну и слава богу.
— Дело не в том, — сказала она. — Все равно перед праздником он вас убьет.
— Э-э… вот как?
Она кивнула.
— Я… вот уж не думал.
— Он считает, так будет драматичнее. Живые писатели теряют в романтичности.
— М-да.
— Вы доставите ему немыслимую радость. Всю жизнь он об этом мечтал.
Пфефферкорн молчал.
— Что это? — спросила женщина. Он проследил за ее взглядом на неотправленные письма. — Можно?
Пфефферкорн хотел отказать, но потом разрешил:
— Валяйте.
Пока жена Жулка читала письма, он в сотый раз прикинул вариант нападения. Если Жулк собирается его убить, это, наверное, последний шанс сбежать. Так, порядок действий: схватить цепь, обмотать вокруг шеи женщины и затянуть, упершись коленом в ее спину. Сердце бухало. Ладони взмокли. Он изготовился. И не шевельнулся. Не смог. Тренировки, мать их за ногу. Все впустую.
Женщина прочла письма. Глаза ее покраснели, на щеках блестели влажные дорожки. Она аккуратно свернула листки и положила на стол.
— Ведь можете, когда захотите.
Помолчали.
— Спасибо, — сказал Пфефферкорн.
— Не за что.
Помолчали.
— Конечно, я несчастлива, — сказала она.
Пфефферкорн промолчал.
— Я не могу иметь детей.
Помолчали.
— Всей душой сочувствую, — сказал Пфефферкорн.
Фартуком она отерла глаза и засмеялась. Смех ее походил на скрипучий клекот, в котором слышались разочарование жизнью и предчувствие новых несчастий. Она смяла фартук в кулаке.
— Не поверите, он заставляет это носить.
Пфефферкорн усмехнулся.
— Я жена премьер-министра, черт бы его побрал. — Она покачала головой и опять рассмеялась. Потом шагнула к Пфефферкорну. Он уловил знакомый запах прогорклого мыла и дешевой косметики. Обветренные губы женщины приоткрылись. Казалось, она готова его поцеловать. Пфефферкорн напрягся. — Идемте, если хотите жить, — сказала она.
99
Цепь не позволяла видеть все пространство за решеткой. Пфефферкорн был слегка разочарован, когда оказался в коротком бетонном коридоре, заканчивавшемся обычной деревянной дверью.
— А где охрана? — шепнул он.
— Нету.
Женщина открыла незапертую дверь. Они вошли в квадратный бетонный предбанник: винтовая лестница (никакой вычурности, обычные железные ступени, по спирали уходившие в узкую шахту), две деревянные двери справа, еще одна слева. Ничего похожего на узилище для мучеников пера.
— Сигнализация не сработает? — прошептал Пфефферкорн.
— Нету никакой сигнализации. Шептаться необязательно.
Жена Жулка открыла ближнюю правую дверь. Они очутились в небольшой, десять на десять футов, кладовке. Вдоль стен стояли безыскусные железные стеллажи. На полках лежали рулоны однослойной туалетной бумаги, стопки постельного белья гостиницы «Метрополь», коробка с мылом, пачки бумаги и упаковки шариковых ручек. На крючке висел сильно мятый белый спортивный костюм. В углу притулилась тачка. Присев на корточки, с нижней полки женщина достала сумку на колесиках и, выпрямившись, кивнула — мол, ваше, забирайте.
Пфефферкорн раздернул молнию. Невероятно, все на месте. Он взглянул на спутницу. Та пожала плечами:
— Драгомир никогда ничего не выбрасывает.
Она прикрыла глаза, пока Пфефферкорн облачался в наряд злабийского козопаса. Все было впору, но шестидюймовые каблуки не особо годились для побега из тюрьмы. Он отпихнул башмаки и вновь надел тапки.
— Сносно, — сказала женщина, окинув его критическим взглядом.
Дезодорант-электрошокер и зубную щетку-нож Пфефферкорн спрятал в карманы рубахи. Мыло-контейнер и одеколон-растворитель — в задние карманы штанов. Денежную скатку и не отслеживаемый телефон засунул в гетры. Фальшивый паспорт приладил в трусы.
Женщина подала ему неотправленные письма и не дописанный финал поэмы:
— Не забудьте.
Пфефферкорн пристроил их к мылу. Он раздумывал, что делать с мятными леденцами, но женщина забрала у него жестянку.
— Там вовсе не конфеты, — сказал Пфефферкорн.
Она опустила жестянку в карман фартука:
— Я знаю.
Пфефферкорн взглянул на нее.
— Поспешите, — сказала она. — У нас мало времени.
Соседняя комната оказалась кухней. На прилавке стояли плетеная корзина с корнеплодами, большая терка в засохших овощных струпьях и стопка грязных подносов. Женщина заставила Пфефферкорна выпить две чашки чая. Потом усадила его на табурет, а сама раскрыла набор с наклейками и пробежала инструкцию.
— Главное, не забыть ватную палочку, — сказал Пфефферкорн.
— Я умею читать.
На грим ушли весь лак и все наклейки. Женщина потерла кухонную лопатку о фартук и вместо зеркала поднесла Пфефферкорну.
Усы бросали вызов усам Блублада.
Вернулись в кладовку. Женщина сняла с крючка белый спортивный костюм, оказавшийся защитным комбинезоном. Пфефферкорн собрался расстегнуть молнию, но его остановили:
— В туалет не нужно?
Пфефферкорн прислушался к себе.
— Пожалуй.
Комната за третьей дверью была точной копией его камеры: тюфяк, параша, слив. Только вместо книг на столе жалкий набор дешевой косметики и пластмассовый гребешок с застрявшими волосками. Смятая засаленная подушка, сбитое одеяло.
Все это время жена Жулка обитала по соседству.
Пфефферкорн воспользовался парашей и вернулся в кладовку. Женщина уже расстегнула безразмерный комбинезон. Пфефферкорн забрался в штанины и продел руки в рукава.
— Где ваш муж? — спросил он.
— В пентхаусе «Метрополя». — Женщина угрюмо усмехнулась и, вжикнув молнией комбинезона, затянула «липучки». — Занят подготовкой к празднику. Раньше утра не вернется. — Она подняла капюшон, хранивший ее запах, и закрепила его липучей застежкой. — Вот и все. Дальше сами.
— Понял, — из-за визира прогудел Пфефферкорн. — Спасибо.
— Удачи, — кивнула женщина.
Он шагнул к лестнице, но обернулся.
— А с вами что будет? — спросил Пфефферкорн.
На лице ее появилась та же угрюмая усмешка. Женщина достала из фартука жестянку с мятными леденцами. Встряхнула. Одна конфета — и через три минуты смерть.
— Освежусь мятой, — сказала она.
100
Казалось, он был на милю под землей. Температура воздуха поднималась вместе с ним. Выяснилось, что воздухопроницаемость не входит в число достоинств комбинезона. Крестьянская рубаха липла к телу, оконце в капюшоне запотело. Ноги дрожали. В карманы словно кто-то насыпал дроби. От сумрачной тесноты шахты накатывала паника. Пфефферкорн представил жену Жулка, которая карабкалась здесь, обремененная грудами книг, корнеплодов и полотенец. Стиснув зубы, он продолжил подъем.
Наконец винтовая лестница бесцеремонно перешла в пожарную, привинченную к стене. Пфефферкорн уперся головой в люк. Тот, лязгнув, открылся. В центре круглого бетонного зала, освещенного голыми желтоватыми лампочками, высился резервуар футов десяти в поперечнике, похожий на огромную проржавевшую орхидею. Маслянистые лужицы выдавали щербатость пола. Повсюду были черные трехлистники на желтом фоне — символ радиации. На стене висели плакаты. На первом улыбчивый контурный человечек трогал резервуар. На втором коленопреклоненный контурный человечек делал предложение контурной даме сердца. На третьем контурный человечек переживал за контурную жену над раздвинутыми контурными ногами которой склонилась контурная акушерка. Четвертый плакат завершал устрашающую историю: контурные родители в ужасе смотрели на контурного младенца с тремя глазами и гениталиями обоих полов.
