Наивный человек среднего возраста - Райнов Богомил Николаев
— Но я… я… хочу вас, — произнёс я смущённо и тем не менее настойчиво.
— Надо же! Стоит ему меня захотеть, и я должна тут же ложиться! А ну, убирайся!
Но поскольку я не сдвинулся с места, она схватила меня за руку, стаскивая со стула:
— Ты что, не слышал, что я сказала? Что ты себе воображаешь, мальчишка? Ты думаешь, что если я разрешила тебе несколько раз поползать по мне, то ты имеешь на меня право! Уходи и больше не появляйся здесь!
И она вытолкала меня вон теми же самыми белыми полными руками, которыми так хорошо умела обнимать.
Но я уже тогда был из тех, кто не прощает, и, обезумев от злости, пообещал себе отплатить ей, а так как не мог придумать другого способа, то рассказал всё матери, хотя не любил с ней откровенничать. Она выслушала меня с разинутым ртом и принялась охать и ахать, сокрушаясь, что подлая соседка совратила её мальчика, и вообще мать очень близко к сердцу приняла всё это и пошла трубить обо всём соседям, а соседи, в свою очередь, с радостью восприняли эту новость и распустили уже такие сплетни, что тип с серьёзной физиономией чуть было не переменил своё серьёзное решение относительно брака. Но в конце концов соблазнительная самка перевесила худую молву, по крайней мере, на весах пожилого кандидата в мужья, так что моя победа оказалась не полной, но всё же это была победа!.. А через несколько месяцев я уехал учиться в спецшколу и забыл о своём любовном огорчении, первом и единственном, вызванном тоской по женскому телу, а не по одной, единственной женщине…
И всё же рана порой ныла, наверное, её бередили врезавшиеся в память случайно брошенные слова: «Если я разрешила тебе поползать по мне»… Я уже говорил, что был мал ростом, но, может, забыл добавить, что я таким и остался, во всяком случае, в глазах других, себе же я не кажусь низкорослым с тех пор, как стал носить ботинки на высоких каблуках. Сегодня, правда, я полагаю, что не нужно никаких высоких каблуков, что рост не имеет никакого значения и что Наполеон вряд ли был выше меня, и вообще умные люди чаще встречаются среди низких, чем среди высоких, которые часто наделены высоким ростом за счёт ума. Но когда-то, особенно в детстве, маленький рост был самым большим унижением для меня и причиной самых больших моих мучений, ведь рослого мальчишку не затолкаешь в шкаф…
Много раз я даже думал, что именно этот душный и тёмный шкаф виной тому, что я остался таким маленьким. Конечно, я не сидел всё время в нём, но, вероятно, когда я впервые испытал ужас перед замкнутым пространством и тем, что задохнусь в нём, что-то внутри меня оборвалось, и я вдруг перестал расти.
Окружающий нас мир вообще нередко оказывается весьма неуютным местом. Но когда ты мал ростом, он кажется тебе просто страшным. Всё больше тебя и особенно то, что враждебно тебе, и все эти подлецы вроде отца или Джефа и Эдда представляются прямо исполинами. И должно пройти немало времени, прежде чем ты поймёшь, что иногда маленький рост из недостатка превращается в преимущество, он позволяет тебе где-то пролезать, где-то прошмыгнуть незамеченным и быть в глазах окружающих совсем неопасным, безобидным карликом. Хотя рана всё-таки чуточку ноет.
За неимением другого, маленький рост и добродушное лицо — единственное оружие, которое дала мне природа. Остальное оружие я изготовил сам, чтобы как-то лавировать среди великанов как в смысле физическом, так и служебном, и преодолевать различные препятствия. Ведь есть препятствия, которые нельзя обойти и которые надо устранить раз и навсегда. Не обязательно из ненависти, а просто потому, что не можешь дальше продолжать свой путь. За что мне злиться на этого комара-проводника? Если бы всё зависело только от меня, я бы предоставил ему где-нибудь жужжать. Или лохматый с гитарой. Одним-двумя комарами больше — какая разница? Что касается меня, то раскаяние меня не будет мучить, ни до, ни после. В конце концов я не несу никакой ответственности ни за что. Именно этого никак не может понять моя секретарша. Тем и хороша наша система, что ты не несёшь никакой ответственности. И в этом наша сила.
Случается, конечно, когда что-то делаешь и по своей воле. Как, например, с чёрным генералом. Но это, представьте себе, моя дорогая, не мешает мне спать спокойно. Мой шеф мог мне приказать убрать этого генерала. А поскольку я завтра или послезавтра сам стану начальником, то, значит, я заранее воспользовался своими правами. И никаких угрызений совести я не чувствую. Ведь этот несостоявшийся полководец был страшным мошенником. А мошенников надо строго наказывать.
И за то, что случилось с той женщиной, которая лежит в соседнем купе, освещённом тусклым светом ночника, я тоже не несу никакой ответственности. Она тоже ни за что не отвечает, потому что так устроена, но я не господь Бог, и не я создал её и всё то, что отравляет нам жизнь и мешает нам, так что незачем ей кричать на меня.
И за то, что должно будет произойти, я тоже не несу ответственности. И если есть какой-то риск, то он есть для всех. В конце концов меня тоже могут вышвырнуть на помойку, как старую тряпку, и никто не заплачет, и никто даже не вспомнит обо мне и не заметит моего исчезновения. Я исчезну, словно никогда и не занимал места в пространстве, в этом мире чересчур много хищников, и не успеешь ты освободить место, как они займут его.
Всё это не означает, что я сдаюсь. Положительное в нашей профессии то, что ты учишься предвидеть худшее. И хорошо, что ты всегда один и не рассчитываешь на других.
Сейчас пока всё предвещает, что я снова выплыву. Выплыву и утру нос этой Элен, которая после того, как три года обманывала меня с другими по два раза в неделю, за исключением небольших перерывов на время ежемесячных женских недомоганий, теперь имеет наглость возмущаться тем, что я её обманывал. Утру ей нос. Вызову её к себе, прежде чем уехать в Париж или Рим, покажу ей свой новый дом, свожу в шикарный ресторан, проведу с ней оставшуюся часть ночи, а потом скажу: — Я вызвал тебя для того, чтобы решить вопрос о нашем разводе!..
А если меня заставят уйти в отставку… Ну, если я уйду в отставку, то пошлю ко всем чертям эту дочку лавочника. В конце концов, на этом свете столько мерзавок, что со всеми не расквитаешься. В любом случае не соглашусь, чтобы меня понизили до архивариуса в филиале нашей организации где-то в провинции. Удалюсь в какой-нибудь тихий городок, вроде того, где я жил, но только не в мой, там на каждом шагу меня будут подстерегать грустные воспоминания, и моя мать станет постоянно выпрашивать у меня деньги. Укроюсь в каком-нибудь городке, куплю себе домик с садом, если понадобится, буду ходить по воскресеньям в церковь. Зато буду окружён славой человека из секретных служб, и люди будут снимать шляпу при встрече со мной и немного побаиваться меня. А это самый верный, если не единственный признак настоящего уважения. Наполеон, может, и выглядел маленьким в ночной рубашке у постели Жозефины, но в пороховом дыму при Аустерлице он совсем не казался таким!..
* * *Поезд прибывает в обед. Андрей ждёт нас на площади в машине, и я первым делом отвожу Мэри в её девичью светлицу — квартиру, расположенную в мансарде посольства. Она в полной апатии, просто в полусонном состоянии, поскольку я приглушил её нервозность очередной дозой морфия. Приказываю боксёру на пенсии отвести секретаршу в её комнату, а сам иду к Бенету. Его нет на месте. Однако я не расположен сейчас отчитываться перед послом или болтать с душкой Адамсом и решаю съездить домой, принять ванну и отдохнуть.
Смыв усталость, выхожу на балкон, чтобы дать возможность глазам отдохнуть на зелени огромного парка. В этом городе дышится гораздо легче, чем в знойном Стамбуле.
И всё же это только видимость. Даже на ставшем уже привычным таком мирном маршруте от посольства до моего дома я чувствовал, что кто-то едет за нами. Может, это совпадение, но чёрная «волга» сопроводила меня до самого подъезда. Обычная протокольная вежливость, из-за которой я тем не менее побоялся хотя бы перемолвиться с Андреем парой слов на интересующую меня тему.
