Андрей Троицкий - Операция «Людоед»
– Что произойдет, если нейролептики в течение пяти месяцев колоть здоровому человеку? – спросил Колчин.
– У нас девочки медсестры колют себе инсулин, чтобы похудеть, – сказал Кожевников. – Инсулин в небольших дозах даже полезен, он разлагает сахар. Если вам, здоровому мужчине, сделать сорок единиц инсулина, простите, вы дуба врежете. У вас случится инсулиновый шок. То же самое с антибиотиками. Они убьют всю микрофлору организма. А про психотропные средства и говорить не стоит.
– Конкретнее, если можно…
– Через некоторое время, скажем, через три-четыре месяца после начала регулярных инъекций наступает слабоумие, – ответил Кожевников. – Происходит токсическая энцефалопатия с признаками снижения памяти и интеллекта. От хронического отравления нейролептиками может наступить смерть.
– Например, вследствие сердечно-сосудистой недостаточности?
– Совершенно верно.
Колчин закрыл историю болезни.
– Да, не хотел бы я стать вашим пациентом, – сказал он.
– Вам это не угрожает. Если вы интересуетесь этой Людович, то надо покопаться в архивах областной администрации, где она работали, а сидеть не здесь, – посоветовал врач. – Там вы найдете…
– Там я уже был, – покачал головой Колчин. – Ни черта не нашел.
Кожевников придвинул табурет, сел к столу.
– Слушайте, мне до фонаря, что происходило в этой больнице до моего появления, – усмехнулся он. – Я вообще за свое место не держусь. Окончил институт, попал сюда по распределению, год назад стал заместителем главного. Потому что других кандидатов на должность не оказалось. Но никаких перспектив тут не светит. Ни квартиры, ни фига подобного… Поэтому могу вам сказать пару слов про эту Людович. Что слышал от нянек и сиделок в свое время. Все на уровне слухов. Вы ничего не сможете доказать в суде, даже если очень этого захотите.
– Я ничего не стану доказывать в суде. Не тот случай. Говори. – Людович прибыла сюда совершенно нормальным человеком. Это не я утверждаю, а некие злые языки. Из областной администрации главному врачу посоветовали внимательно отнестись к этой больной. Ну, вы понимаете, о чем я говорю? Лечащий врач Сомова была пьянчужкой, которая панически боялась потерять работу. Заведующий вторым женским отделением Ерофеев незаконно брал больных для лечения от алкоголизма.
– Это как?
– Ну, по закону требуется согласие на лечение самого алкоголика. Иначе нельзя его госпитализировать. А тот, естественно, ни о каком лечении слышать не хочет. Понимаете?
– Не совсем.
– Тогда родственники суют взятки врачу, тот присылает к клиенту фельдшера и санитара. Алкоголика упаковывают в такую рубашку с длинными рукавами, берут за рога и уводят в стойло. То есть в психушку. Лечат принудительно в нашем наркологическом отделении. Условия там – не сахар. Одна общая комната почти на сто рыл – бывшая казарма. И от нас убежать трудно, все равно, что с зоны. Решетки на окнах, охрана. Главврач Гойзман знал о левых больных, поэтому Ерофеев был у него на крючке. Слушал все, что скажет главврач, и брал под козырек.
– А в чем интерес самого Гойзмана?
– Он стоял в очереди на муниципальное жилье. Должен был получить двухкомнатную квартиру. Возможно, это простое совпадение не более того. Но после смерти Людович Гойзман получил три комнаты, отличную хату в центре города. А вскоре уволился из больницы. Он здесь работал только из-за этой квартиры. Насколько я знаю, квартиру Гойзман продал, а сам уехал за границу. В Израиль, кажется. Короче говоря, в этом деле все замазаны. И все говном заляпаны. Но только…
– Что «только»? – переспросил Колчин.
– Только если вы хотите разоблачить какую-то мифическую мафию, состоящую из врачей и городских чиновников, – напрасные труды. Людьми двигал простой шкурный интерес. Меркантильные соображения.
– Спасибо за рассказ, – Колчин встал. – Вы облегчили мою задачу.
– Я вам чем-то помог, серьезно? – удивился Кожевников.
* * *Московская область, Орехово-Зуево. 3 августа.
Стерн уже третий час сидел в кабине фургона и глазел на противоположную сторону улицы, на ядовито желтую вывеску и входную дверь аптеки. Он рассчитывал, что к десяти утра, не позже, сюда обязательно подтянется кто-то из местных торговцев героином, но и в час дня к аптеке так никто не подошел. По тихой улице брели редкие пешеходы, проезжали машины. Какая-то женщина в рабочем халате, видимо, уборщица вынесла на улицу пластиковое ведерко и швабру. Принялась протирать витрину аптеки, часто нагибаясь и споласкивая тряпку в пенистой воде. Стерн посматривал на часы, время едва двигалось, а на тротуаре перед аптекой по-прежнему никого не видно. Стерн, чужой в городе человек, сумел без труда узнать у парня, случайного прохожего, которого угостил пивом, добрый десяток мест, где собираются толкачи героина. Они заранее, используя пейджер, а не телефонную связь, забивают стрелки с покупателями или просто стоят, засунув руки в карманы, и терпеливо ждут клиентов, которые приезжают сюда из ближних районов и даже из Москвы. Потому что всем известно: в Орехово-Зуево самая дешева дурь по области. Взять здесь героин в сто раз проще, безопаснее, чем, например, в Москве. А по столичным мерка здешние цены – просто демпинг. В начале второго Стерн пришел к твердому убеждению, что вчера менты устроили общегородскую облаву на толкачей, наверняка кого-то взяли. Чтобы дня через три выпустить на волю, потому что предъявить толкачам конкретное обвинения менты не могут, торговцы никогда не имеют на кармане больше одной-двух доз на продажу. Во время облавы успевают выбросить или проглотить товар. Теперь в назидание остальным задержанных так отделают дубинками, что те будут мочиться кровью не меньше недели. Стерн еще раз глянул на часы, засек время, решив: если у аптеки никто не появится в течение следующих сорока минут, он меняет позицию, едет в другое место популярное среди толкачей и покупателей, на центральную площадь. Там продавцы собираются мелкими группами, Стерна запросто запомнят, срисуют. Впрочем, это дело десятое. Главное – достать героин именно сегодня, не откладывая это дело в долгий ящик. Времени в запасе остается всего ничего. Трещалов оказался крепким орешком, его с одного удара не расколешь. Дважды Стерн избивал Трещалова до потери сознания. Во время второго разговора, Стерн даже испугался, что ненароком, поддавшись азарту, забьет своего пленника до смерти. И отступил. Все равно толку никакого, только кулаки испортил. Трещалов, матерился, крыл Стерна последними словами, терял сознание от боли, снова приходил в себя и снова вырубался. Но так и не согласился взять телефонную трубку и передать условия Стерна о выкупе кому следует. Разумеется, Трещалов без всяких побоев и пыток сломается. Человек ведь не из железа сделан, он слеплен из куда более мягкого и нежного материала, – это Стерн знал по собственному опыту. Дня через четыре, от силы через неделю из Трещалова можно будет веревки вить. Холод и сырость подвала, лампочка, горящая днем и ночью, полбуханки паршивого сырого хлеба и вода, наконец, смердящий труп под самым носом сделают свое дело. Доконают пленника. Но этих клятых дней, не говоря уже о целой неделе, у Стерна не было. Значит, надо идти другим путем. Верный способ вытянуть из Трещалова деньги – посадить его на иглу. Три-четыре инъекции героина, и он превратится в конченого наркомана. Грязный пол языком вылижет, покойника в зад поцелует, лишь бы выйти из состояния ломки, получить еще один укол и кайфануть. Значит, нужна дрянь. Морфий, амфетамины или опий в этом случае не годятся. К этой дури организм дольше привыкает, да и ломка, скажем, от морфина, чистого медицинского препарата, куда менее мучительна, чем героиновая.
* * *Женщина с ведром и шваброй исчезла за дверью аптеки. Стерн опустил боковое стекло и прикурил сигарету, когда под желтой вывеской замедлил шаг худощавый белобрысый парень лет двадцати в грязно-голубых джинсах и четной матерчатой куртке. Молодой человек остановился перед аптечной витриной и стал озираться по сторонам, будто ждал минуты свидания со своей девушкой, но она почему-то забыла придти. Стерн включил двигатель, тронул «Газель» с места, завернул в первый же переулок и остановился. Он неторопливо выбрался из машины, расправил складки плаща, зашагал обратной дорогой к аптеке. Молодой человек, увидев незнакомца, спокойно, не дергаясь, наблюдал, как тот приближается.
– Что-нибудь есть?
Стерн остановился в двух шагах от парня.
– В смысле, что есть?
– Ты знаешь, что. Не волнуйся, я не мент.
– Да я и не волнуюсь, – усмехнулся малый. – Сколько надо?
– Две-три дозы. На пробу. Если понравится, возьму больше.
– У меня только два чека.
– Давай, – кивнул Стерн.
– Это ты давай, – покачал головой молодой человек. – Деньги. Тут так заведено. Ты отстегиваешь. Потом я говорю тебе, где взять дрянь. Ты идешь и забираешь. Понял?
