Джон Ле Карре - Ночной администратор
Джонатан тем не менее повиновался. Лятюлип нажал на педаль газа, и огни Эсперанса остались позади. Они ехали в черноте канадской ночи уже двадцать минут, когда Лятюлип вытащил из кармана пачку сигарет и протянул Джонатану. Тот достал одну и прикурил от щитовой зажигалки. Потом зажег сигарету для Лятюлипа. За ветровым стеклом покачивалось огромное, усыпанное звездами небо.
– Ну? – произнес Лятюлип, стараясь сохранить агрессивный тон.
– Я англичанин, – признался Джонатан. – Сцепился с одним типом. Он ограбил меня. Мне пришлось смыться. Приехал сюда, а мог бы в любое другое место.
Их обогнала машина. Это не был нежно-голубой «понтиак».
– Ты что, убил его?
– Говорят.
– Как?
«Выстрелил ему в лицо, – подумал он. – Из пневматической винтовки. Предал. И собаку зарезал. От глотки до хвоста».
– Говорят, у него оказалась сломанной шея, – ответил он уклончиво, стараясь избежать необходимости в очередной раз что-то придумывать.
– Почему ты ее не пощадил? – трагически вопросил мсье Андрэ. – Томас хороший человек. С ним ей, слава Богу, было бы...
– Где она?
Вместо ответа Лятюлип нервно сглотнул. Они ехали на север. В зеркале заднего вида появились огни. За ними следовала машина. Он убедился, что она следовала за ними.
– Ее мать пошла в полицию, – сказал Лятюлип.
– Когда? – Нужно было бы, наверно, спросить: «Почему?» Задняя машина уже почти нагнала их. «Поотстань», – подумал он.
– Она навела справки в швейцарском посольстве. Там о тебе никогда не слышали. Ты снова бы сделал так?
– Сделал что?
– Ну, с этим типом, что тебя обобрал.
– Он полез на меня с ножом.
– Они вызывали меня, – продолжал Лятюлип оскорбленно. – В полицию. Хотели узнать, что ты за фрукт. Спрашивали, не торгуешь ли наркотиками, не звонишь ли по междугородке, с кем встречаешься. Они думают, ты – Аль Капоне. Здесь редко что-нибудь случается. Они получили фотографию из Оттавы. Слегка напоминает тебя. Я уговорил их подождать до утра, когда гости уснут.
Они достигли перекрестка. Лятюлип съехал с дороги. Он говорил отрывисто, как бегун, пробежавший дистанцию.
– Те, кто хочет сделать ноги отсюда, бегут на север или на юг. А ты отправляйся на запад, в Онтарио. И никогда не возвращайся, понял? Если вернешься, я... – Он несколько раз судорожно глотнул воздух. – Тогда, может быть, и на моей совести будет убийство.
Джонатан взял сумку и вылез в темноту. В воздухе висели капли дождя. Запах смолы шел от сосен. Следовавшая за ними машина пронеслась мимо, и в какое-то опасное мгновение можно было различить номерной знак ее «понтиака». Но Лятюлип смотрел на Джонатана.
– Вот твои деньги. – Он сунул ему в руку пачку долларовых банкнотов.
* * *Она вернулась по параллельному шоссе, затем пересекла центральную линию и развернулась. Они сидели в машине с включенным светом. На коленях Ивонны лежал нераспечатанный коричневый конверт. В углу был набран адрес отправителя: «Бюро паспортов. Министерство внешних сношений. Оттава». Адресовано Томасу Ламону, на имя Ивонны Лятюлип. «Шато Бабетта». Томасу, который уверяет, что в Канаде есть все.
– Почему ты не дал ему сдачи? – спросила она.
Одна половина ее лица опухла, глаз заплыл. «Вот моя профессия, – подумал Джонатан. – Портить людям лица».
– Он просто чуть-чуть рассердился, – произнес он.
– Хочешь, я куда-нибудь тебя отвезу? Высажу где-нибудь?
– Я выйду здесь.
– Ты чего-нибудь еще хочешь от меня?
Он отрицательно покачал головой. Затем повторил этот жест, пока не убедился, что она поняла.
Ивонна протянула конверт.
– Что для тебя было важнее, – спросила она хрипло, – переспать со мной или получить паспорт? Постель или паспорт?
– И то и другое. Спасибо.
– Нет, скажи. Мне надо знать.
Он открыл дверцу и вылез из машины. Она широко улыбнулась – он увидел это в неверном свете сигнальных ламп на щитке.
– Знаешь, я чуть было действительно не поверила. Черт возьми, у меня почти крыша поехала. Но с тобой хорошо ненадолго. Томаса ты все равно бы не заменил.
– Рад был стараться, – сказал он.
– Но все-таки что это было для тебя? – настаивала Ивонна, по-прежнему ослепляя его улыбкой. – Ну же, скажи. Каков уровень? По девятибалльной шкале? Пять, шесть или вообще ноль? Господи, а я-то думала, ты ведешь учет.
– Спасибо, – повторил Джонатан.
Он захлопнул дверцу и в свете небесного сияния увидел, как упала и поднялась ее голова, дернулись плечи. Но она уже овладела собой. Пристально глядя вперед, она включила зажигание, хотя еще несколько секунд не трогалась с места. Он стоял, не в силах ни двинуться, ни произнести слово. Она выехала на шоссе и проехала пару сотен ярдов с выключенными фарами. То ли забыла о них, то ли ее это не волновало. Казалось, она ориентируется в темноте по компасу.
«Вы убили эту женщину?»
«Нет. Я женился на ней ради паспорта».
Подъехал грузовик, и он провел пять часов в обществе славного чернокожего парня по имени Эд. У него были проблемы с закладными. Нужно было выговориться. Где-то по дороге Джонатан позвонил в Торонто и слушал веселую болтовню телефонисток, передававших его заказ через бескрайние просторы Восточной Канады.
– Меня зовут Джереми, я друг Филиппа, – сказал он заученную фразу, которую повторял каждую неделю, выходя на связь из разных автоматов. Иногда ему было слышно, как идет переключение на другую линию. Иногда казалось, что его соединяют вовсе не с Торонто.
– Доброе утро, Джереми! Или там у вас вечер? Как дела, старина?
До сегодняшнего звонка Джонатан представлял себе, что отвечающий ему на том конце провода человек – живой и жизнерадостный. Теперь же ему показалось, что он говорит с новым Огилви, таким же фальшивым и сухим.
– Передайте, что я поймал свою тень и следую заданным курсом.
– Позвольте в таком случае от имени всех родных принести вам поздравления, – отозвался в трубке новоявленный родственник Огилви.
В эту ночь ему снились Ланион и стаи чибисов на скале. Птицы тучей поднимались в воздух и замирали с неподвижными крыльями, затем штопором бросались вниз. Так продолжалось до тех пор, пока неизвестно откуда налетевший восточный ветер не порвал этот заколдованный круг. Джонатан увидел с полсотни мертвых и тысячи других, уносимых в открытое море. Ему снилось, что это он позвал их сюда, что он виновник их гибели. Он позволил им погибнуть, потому что ушел на поиски самого страшного человека в мире.
* * *Вот так надо оборудовать агентурные гнездышки, думал Берр. И никаких тебе жестяных сараев с летучими мышами посреди смрадных луизианских болот. Прощайте, крошечные квартирки в Блумсбери, с неистребимым запахом прокисшего молока и сигаретного дыма, оставшегося от предыдущих посетителей. Отныне мы будем встречать наших крошек здесь, в Коннектикуте, в таких вот обшитых тесом домах, окруженных десятью акрами поросшей лесом земли, с уютными, отделанными кожей кабинетиками, набитыми книгами о морали богатства. Здесь имелось все: и баскетбольный щит, и надежная ограда с пропущенным через нее током для отпугивания оленей, и даже электрическая мухобойка, с шумом сжигающая привлеченных ее красным огненным чревом насекомых. Берр настоял на устройстве пикника и запасся мясом на целый полк. Сняв пиджак и галстук, он обмазывал три громадных бифштекса густым острым соусом. Джонатан в плавках отдыхал, сидя на краю бассейна. Рук, только накануне прибывший из Лондона, сидел на террасе в кресле и курил трубку.
– Она не проговорится? – спросил Берр. Ответа не последовало. – Я спросил, она не проговорится?
– О чем? – вопросом на вопрос ответил Джонатан.
– О паспорте. Как ты считаешь?
Джонатан снова плюхнулся в воду и проплыл несколько метров. Берр дождался, пока он вылезет, и в третий раз задал мучивший его вопрос.
– Не думаю. – Джонатан энергично вытирал полотенцем голову.
– Почему нет? – не вынимая трубки изо рта, промычал Рук. – Обычно так и происходит.
– К чему ей? У нее ведь есть Томас, – успокоил их Джонатан.
Они старались разговорить его весь день. Почти все утро он в одиночестве гулял по лесу. Затем они отправились за покупками, и Джонатан сидел в машине, пока Берр рыскал по супермаркету, а Рук зашел в фирменный магазин «Фэмили Бритчес» присмотреть сыну стетсонскую шляпу.
– Расслабься, слышишь? – сказал Берр. – Хлебни виски или чего-нибудь. Я всего лишь хочу свести риск к минимуму.
Джонатан открыл принесенные Берром джин и тоник и наполнил стакан.
– Как дела в Лондоне? – сухо поинтересовался он.
– Как обычно, все та же клоака, – ответил Берр, вдохновенно переворачивая куски дымящейся говядины и обильно поливая их красным соусом.
– А что старик священник? – спросил Рук из своего угла. – Небось обомлеет, когда увидит того, чью фотографию он подписывал?
