Петр Прудковский - Оборотень
Ровно в семь, — репродуктор на телеграфном столбе только что передал сигналы проверки времени, — Юрий остановился около углового дома, на стене которого была прибита табличка с надписью: «Беловодская». Теперь оставалось только найти на этой улице дом под номером сорок восьмым…
Нужный ему дом Юрий отыскал скоро: это был опрятный одноэтажный домик, с ярко-зелеными, недавно выкрашенными ставнями на окнах; в маленьком палисаднике перед домом Юрий еще издали увидел пожилую женщину в темном ватнике; она подбирала в фартук падалицу с двух грушевых деревьев.
— Доброе утро, Прасковья Никитична! — сказал он, приподымая фуражку.
Женщина быстро обернулась, с минуту удивленно смотрела на Юрия, но удивление на ее лице тотчас же сменилось приветливой улыбкой.
— Здравствуйте, — отвечала она. — Простите, что-то не припомню я вас… Вы не из Сашиных товарищей?
— Нет, я приезжий. Из Энска. Вам просили передать привет…
— Неужели Верочка? Вы знакомы с ней? Да что же вы стоите, входите, садитесь вот сюда (она указала на лавочку под одним из деревьев), рассказывайте. Саша! — позвала она. — Иди скорей! От Верочки товарищ…
Юрий почувствовал, как сердце у него забилось учащенно. С первого же слова он, кажется, напал на след. Стараясь подавить волнение, он вошел в палисадник и присел на лавочку.
— Не знаю, смогу ли я сообщить что-либо… Тут дело вот в чем: на вокзале в Энске я случайно разговорился с одной девушкой… может быть, это и не та, о ком вы думаете. Я даже не знаю ее имени. Она ехала из Орежска, а я направлялся сюда… Я спросил, не знает ли она, где можно здесь остановиться, на случай, если в гостинице не будет мест… и она указала ваш адрес. Вот и все.
— Ну, конечно же, это Верочка! Кто бы другой мог знать нас? И больше она ни о чем не просила передать?
— Нет.
— Как жаль! А я думала…
На крыльцо вышел мужчина лет тридцати, в шинели без погон, со связкой ученических тетрадей в руках. Он с интересом поглядел на Юрия, и, сойдя со ступенек, протянул ему руку.
— Вот… товарищ из Энска. Видел там Верочку, — сказала Прасковья Никитична. — Странно, что она ничего не написала до сих пор… Удалось ли ей разыскать своего Михаила Евграфовича?
— Это ваша родственница, должно быть? — полюбопытствовал Юрий.
— Нет… Она совсем недавно у нас… Тут, знаете, целая история! Она в Германии была, в плену, а потом в лагере, у американцев… Насилу-насилу удалось вырваться от них! В плену она познакомилась с Мишей Кузьминым, это — товарищ Сашин, они учились вместе… ну, подружилась… полюбила. И вот разыскивает теперь его; он, как ей удалось узнать, вернулся в Россию… а ее еще целый год продержали. Саша! Товарищ просит пустить его переночевать… Я думаю, можно поставить койку в твоей комнате?
— Прасковья Никитична! Вы не беспокойтесь, я ведь так зашел, на всякий случай. Может быть, и не понадобится…
— Ну, что ж, смотрите, как вам удобнее. Гостиница у нас неплохая, но, конечно, места не всегда бывают. Вы, верно, в командировку к нам, надолго?
— Не знаю еще. Как придется. В случае чего — зайду к вам.
— Пожалуйста, заходите.
Юрий распрощался с гостеприимной Прасковьей Никитичной и вышел на улицу вслед за Александром Парамоновым. Некоторое время они шли молча. Но когда домик с зелеными ставнями скрылся за поворотом, Юрий дотронулся до руки учителя.
— Товарищ Парамонов, — сказал он, — мне необходимо поговорить с вами. Вы очень торопитесь?
Учитель посмотрел на часы.
— Занятия начнутся через час. Но у меня есть еще кое-какая работа… А вы что хотели бы?…
— Прежде всего — один вопрос. Вы хорошо знаете в лицо эту Верочку, о которой говорила Прасковья Никитична?
— Конечно. Она жила у нас несколько дней.
— Тогда поглядите на эту фотографию и скажите, она ли это?
И Юрий протянул ему снимок.
Возглас изумления вырвался у Александра Парамонова.
— Она! Она! Но что же с ней? Почему такой снимок…
— Ее нашли застреленной на окраине Энска. Мне поручено следствие по этому делу. Очень прошу сообщить все, что вы знаете об этой девушке.
Вечером того же дня Юрий выехал из Орежска.
Погода, начавшая меняться еще с утра, окончательно испортилась. Хмурое небо быстро темнело; холодный ветер задувал в открытое окно вагона, заносил брызги дождя. Юрий поднял стекло, и оно тотчас же запестрело косо бегущими струйками.
В поезде включили свет. Сразу в вагоне стало уютнее и как будто даже теплее. Пассажиры, сидевшие до того неподвижно, завозились, устраиваясь на ночь.
Вагон был «комбинированный», и Юрию досталось сидячее место в углу возле столика. Это, впрочем, не очень огорчило его. Спать не хотелось, а сидя с полузакрытыми глазами, прислонясь к стенке и мерно покачиваясь в такт с перестуком колес, легче было перебирать в памяти и приводить в порядок все впечатления последних дней.
Живо вспомнилось, как несколько дней назад вместе с врачом он сидел в больнице около кровати неизвестной девушки, дожидаясь, когда сознание вернется к ней и можно будет допросить ее… Часы проходили за часами; врач сокрушенно качал головой и разъяснял, что при такой тяжелой травме головного мозга трудно рассчитывать на благоприятный исход, но Юрий не терял надежды. Он пристально смотрел в темное рядом с марлевой повязкой лицо, и ему казалось, что он улавливает легкое дрожание ее бледных запекшихся губ. Несколько раз наклонял ухо к самому рту девушки, надеясь разобрать хотя бы одно произнесенное в бреду слово.
И вот расслышал какую-то одну фразу, все время повторявшуюся среди невнятного бормотания умирающей. И от этого частого повторения слова приобрели наконец смысл. «Беловодская, сорок восемь», — явственно услышал Юрий и тотчас же записал эти слова в свой блокнот. Похоже, это был чей-то адрес, крепко врезавшийся в память… Но больше ему ничего не удалось разобрать. Через сутки девушка умерла, так и не придя в сознание.
«Беловодская, 48» — был единственный ключ к тому, чтобы установить личность неизвестной. Ее нашли на рассвете 27 сентября на окраине города, вблизи виадука, переброшенного через железнодорожное полотно, с пулевой раной в голове. По-видимому, она была ограблена — все карманы пальто вывернуты, а сумочка валялась рядом совершенно пустая, — хотя по ветхому платью трудно было предположить, чтобы она имела при себе какие-либо ценности. Никаких документов у нее не оказалось, и только при вторичном, более тщательном, осмотре места происшествия Юрий нашел на земле железнодорожный билет с компостером от 25 сентября, приобретенный на станции Орежск. Справившись с расписанием поездов, он установил, что девушка приехала из Орежска накануне во второй половине дня. Убийство же, как сообщил врач, произошло около полуночи. Где пробыла девушка эти несколько часов, было неизвестно.
Слова, произнесенные в бреду, побудили Юрия немедленно связаться по телефону с Орежским управлением милиции. Какова же была его радость, когда он узнал, что в Орежске действительно имеется Беловодская улица, а на ней дом под номером 48. В этом доме проживало семейство Парамоновых — владелица дома, Прасковья Никитична Парамонова, вдова, ее сын Александр Дмитриевич, преподаватель средней школы, с женой Анастасией Ивановной и дальняя родственница, старушка. Первым вопросом Юрия было — в Орежске ли в настоящее время Анастасия Ивановна: из всех обитателей дома № 48 она одна могла бы оказаться потерпевшей. Ему обещали навести справку и, через два часа, когда он позвонил в Орежск вторично, сообщили, что Анастасия Парамонова, работающая счетоводом в какой-то артели, жива и здорова и никуда из города не отлучалась.
Юрий решил немедленно выехать в Орежск, захватив фотографию, снятую с убитой девушки. Его начальник, товарищ Верховский, очень заинтересовавшийся загадочным убийством, дал несколько советов, как вести расспросы. И вот расспросы увенчались успехом. Он не только установил личность убитой, но и узнал — к кому и зачем приехала Вера Ковалева в Энск. Но кто же такой этот Кузьмин и имеет ли он какое-либо отношение к убийству? На всякий случай Юрий позвонил перед отъездом из Орежска Верховскому и сообщил ему результаты своей поездки.
Если бы только можно было вычеркнуть эти сутки, которые предстояло провести в пути, и перенестись в Энск!…
5. ГДЕ ВОДЯТСЯ КОЛИБРИ?
Следователь Верховский с нетерпением ждал возвращения своего помощника. Из краткого, но обстоятельного доклада Юрия, переданного накануне по телефону, он сделал заключение, что дело может быть гораздо серьезнее, чем казалось.
Было около полуночи, когда в дверь кабинета постучали, и на пороге появился Юрий Стрельцов. Не раздеваясь, он подсел к столу и подробнейшим образом рассказал обо всем, что сообщили ему в семье Парамоновых.
Верховский внимательно слушал, делая изредка пометки в своем блокноте.
