Пин-код для Золушки - Данил Корецкий
— Это граница. Пойдем, посмотрим вблизи…
Они вышли и подошли к импровизированным пограничным столбам.
— Что это? — спросил араб, рассматривая странные предметы. Вверху шесты заканчивались утяжеленным наконечником, изображающим стилизованную человеческую голову, из которой торчало острие копья. Вокруг закреплены клочья собачьей шерсти и перьев попугая, ветер шевелил их, словно растрепанные волосы. Чуть ниже располагались четыре зеленых камешка, вставленные по окружности древка.
— Это тайаха — воплощение бога войны, Туматауэнка, — со знанием дела пояснил Уоллес. — И знак того, что дальше начинаются земли маори. Местные считают, что здесь действуют только их законы…
— И чужаки не имеют права туда заходить? — поинтересовался осторожный Гафур.
— Нет. Хотя туристов пропускают — они дают ощутимый доход. Но нас это не касается, мы — личные гости вождя!
Гафур нагнулся и осторожно провел рукой по вкопанной в землю расширяющейся части тайахи.
— Как лопасть весла, только острая по краям… Это делали явно не для того, чтобы просто закопать… Похоже, с ним собирались плавать!
— Сходство есть только по форме. Тайаха — боевые весла. Но с ними никто не плавает: с одного конца это копье, с другого — помесь дубинки и меча…
— Из чего оно сделано? — Араб пощелкал ногтем по «лопасти», она отозвалась глухим потрескиванием.
— Обожженное железное дерево.
— Гм… А это зачем? — Гафур погладил зеленые камешки.
— Это нефритовые глаза Туматауэнка. Они смотрят сразу во все стороны, поэтому тайаха все видит.
— Гм… — повторно издал неопределенный звук араб. — Странно! В мире изобретено столько всякого оружия… Никогда не слышал, чтобы друг друга убивали веслами, лыжами или зонтами… К тому же железное дерево очень тяжелое…
Уоллес развел руками.
— У каждого народа свое оружие. Собственно, тайаха — это гибрид копья, меча и дубинки. Весит она два с половиной килограмма, как европейский двуручный меч. Маори с ней очень ловко управляются, они даже разработали специальную школу фехтования. Правда, его практическая значимость утрачена с тех пор, как они переняли у британцев огнестрельное оружие. Но как ритуальный предмет и спортивный снаряд тайаха сохранилась до настоящего времени. По легендам, она видит во все стороны, предупреждает хозяина о нападении и дает советы в ходе поединка…
Неподалеку между деревьями поднялся столб черного дыма, рядом еще один.
— Вот о нашем приближении уже предупредили: дескать, гостей двое… Поехали, нас выйдут встречать, неудобно заставлять вождя ждать…
«Камри» продолжила движение.
— Как я понимаю, маори — это что-то типа американских индейцев? — спросил Гафур. — А это их резервация?
— Совсем нет! В отличие от индейцев их не удалось покорить! Они сохранили свободу, уважение и самостоятельность. Это их собственная территория, они пользуются всеми правами и даже преимуществами при поступлении на учебу или устройстве на работу! В отличие от других жителей Новой Зеландии они имеют право свободно приобретать оружие!
— Вот как? — пробормотал Гуфур. — Удивительно!
Через несколько километров дорогу перегородили пятеро высоких, крепких воинов в меховых куртках на голое тело и таких же шортах или юбках, головные уборы из красных и белых перьев довершали наряд. Уоллес знал, что одежда сделана из собачьих шкур: одной из привилегий маори было право держать псов для охраны владений — вообще-то на Островах животных, особенно привезенных с материка, не любили. Лица мужчин и видимые части туловищ были покрыты странной, будто выпуклой татуировкой. Глаза вытаращены, языки высунуты так, что достают до подбородка. В отставленных руках они держали боевые весла высотой в свой рост. Нижняя часть тайахи прижималась к босой ступне, а голова бога войны была отодвинута в сторону, — эти позы напоминали церемониальные упражнения с карабинами в почетных караулах разных стран.
— Чего они хотят? — напряженно спросил Гафур.
— Нас с уважением встречают и показывают, куда ехать дальше, чтобы мы не заблудились, — спокойно ответил Уоллес, сворачивая вправо на узкую дорогу, отходящую от основной, идущую на подъем и выложенную гладкими камнями, очевидно, обкатанными океанским прибоем.
— А откуда у вождя дикого племени может быть «очень большой» выкуп? — вдруг спросил помощник шейха. Очевидно, этот вопрос мучил его всю дорогу.
— Насчет «дикого племени» вы ошибаетесь. Маори пользуются всеми достижениями цивилизации, их дети учатся в лучших вузах мира. Дочь Кахуранги, например, на втором курсе Сорбонны.
— Неужели?! Дочь вождя — студентка Сорбонны?!
— Да. И это вполне естественно: кто хочет, живет по-старому, и таких большинство, кто хочет — по-новому. Кстати, сам Кахуранги тоже может вас сильно удивить… Хотя все они изображают тот свирепый, воинственный и беспощадный народ маори из прошлого, которого уже давно нет. Остались только красочные спектакли, привлекающие туристов и приносящие доход. Но мобильные телефоны есть почти у всех…
«Камри» легко поднималась наверх, и внезапно перед ними открылась стоящая на холме деревня, окруженная частоколом, на котором во множестве висели человеческие черепа.
— Это экзотические декорации, — сказал Уоллес. — Всех туристов привозят именно сюда. Обычные деревни выглядят совершенно по-другому…
По мере приближения автомобиля закрытые наглухо ворота начали медленно открываться. Когда гости подъехали, створки из толстых черных досок распахнулись настежь. В проеме стояли двое мужчин, таких же высоких и сильных, как и преградившие им недавно дорогу. Только одетые более богато и броско: желтые рубахи, расшитые разноцветными нитками куртки, длинные брюки из оленьей кожи, мягкие сапоги, орлиные перья на головах, явно символизирующие их высокое положение. Возраст встречающих не определялся — их лица были украшены шрамированной татуировкой так, что на них практически не оставалось живого места. За счет выпуклых шрамов и создавалось впечатление объемности узоров, которая когда-то производила на Уоллеса сильное впечатление. Бросались в глаза крупные крючковатые носы, похожие на орлиные клювы. В руках мужчины держали страшные обоюдоострые ножи народа маори с расширяющимися к середине клинками и острыми зубцами вдоль лезвий — они оставляют ужасающие раны… Когда-то Уоллес считал, что ножи копируют листья пальмы, но оказалось, что нет — всё те же весла…
Встречающие были суровы и не выражали ни приветливости, ни радости, хотя более высокий и являлся вождем Кахуранги, ставшим Уоллесу кровным братом и любившим его, как родного. И стоящие за ними женщины в ярких нарядах сохраняли строгое безразличие на менее татуированных лицах. Гафур, очевидно, был обескуражен столь холодным приемом, но Энтони знал, что это только
