Р. Шулиг - Белые линии
Они поняли, что зря заговорили об этом, будто не знали Анку. Она тем временем выскочила из-за парты, вбежала на возвышение, на котором рядом с кафедрой стоял Земан, и, уперев руки в бока, защебетала ему в лицо:
— Пусть послушает, что люди ему скажут в лицо, а не в доносах!.. Мы здесь, товарищ, агитируем как сумасшедшие, чтобы убедить всех согласиться на обобществление скота, а коровник еще не достроен, потому что нет материала, да и строителей нелегко найти. Вот о чем надо было бы подумать в Праге. В кооперативе всего три тысячи крон денежного фонда, кооператив фактически у нас разваливается, потому что председатель, — она показала на Вчелака, — запутал нам все, что мог, а теперь хлещет пиво, запивая печаль. А единственный человек, который мог бы спасти дело, потому что он действительно имеет авторитет и, кроме того, является еще секретарем партийной организации, это сидящий здесь Карел Мутл, так он не хочет этого председательствования, потому что ему, видите ли, работа в деревне не подходит. Нам здесь хоть надорвись, а вам в Праге все равно, вы уже в Праге, наверное, живете в коммунизме!
Вчелаку с трудом удалось стянуть ее с возвышения.
— Молчи, Анка, ведь за такие речи тебя могут посадить!
Земан с интересом смотрел представление, вызванное его выступлением. Он не вмешивался, ожидая, пока все выскажутся. Наконец все успокоились, и он смог продолжать. Поручик говорил спокойно, без всякого волнения. Он знал людей, научился понимать их за семь лет работы в органах безопасности. Он видел разных людей — твердых и слабых, горячих энтузиастов и равнодушных, скромных тружеников и лодырей, честных и лгунов, говорунов и молчальников...
— Я с радостью взялся за выполнение этого задания, товарищи. Во-первых, я установил, что здесь живет мой друг, Карел Мутл, а во-вторых, этот Босак меня лично интересует. И наконец, ведь здесь же действительно часто случаются пожары!
В классе опять воцарилась тишина. Матыс обиженно бросил:
— Но не на моем участке. Здесь у нас порядок и спокойствие.
Земан потянулся за папкой, вытащил из нее карту, разложил на столе. Все столпились вокруг, даже пан управляющий и тот сошел вниз, чтобы посмотреть.
— Сами судите, — показал им Земан. — Горит вокруг вас. Здесь... здесь... здесь... Горят амбары, стога сена, хозяйственные постройки, сараи с машинами и инвентарем. Уже месяц ходит красный петух вокруг вашей деревни. И ходит он по правильному кругу. Заметили? Знаете, что это значит? Либо это спираль, и рано или поздно она закончится здесь. Либо это круг, и в таком случае поджигатель живет тут, в вашей деревне. Вот об этом, находясь в далекой Праге, мы думали, товарищи, — говорил он всем, глядя на Шандову, которая так же, как и остальные, озадаченно смотрела на карту. — И мы также знаем, что борьба за социализм гораздо упорнее и суровее, чем вы думаете. Поэтому я и приехал.
Первым пришел в себя Томан:
— Поджигатель? У нас? Это страшное подозрение, пан поручик, иначе не назовешь. Мы живем в порядочной спокойной деревне. Здесь нет даже обычных мелочных споров о межах и заборах. У нас хорошие и честные люди, я ручаюсь за них. И в период оккупации все здесь держались вместе, ни одного негодяя не нашлось. Нет, не верю! Тут никто не может сделать ничего плохого!
— Если не брать во внимание Эмана, — неожиданно подал голос Карел Мутл.
Земан насторожился:
— Кто это?
— Некий Эман Заградник, бывший кулак, забияка, пьяница и лоботряс.
— Ровно месяц назад я вынужден был задержать его за одно бесчинство, — вставил участковый. — Однако районные власти освободили его, так как якобы у меня не было достаточного материала. Знаете ведь, товарищ поручик, с прокуратурой у нас вечная проблема. Я уже тогда знал, что с ним мы хлопот не оберемся...
Когда они вошли, галдеж в трактире сразу затих. Завсегдатаи, обсуждавшие за кружкой пива различные проблемы, устремили на вошедших свои взгляды. Все здесь хорошо знали друг друга, и поэтому чужой человек, а именно такого привел сюда Карел Мутл, сразу возбуждал любопытство.
Помещение пивной было небольшим, стены посерели от дыма дешевых сигарет и сигар, который каждый вечер облаками возносился вверх и оседал на имевший когда-то зеленый цвет узор наката. Столы без скатертей были мокрыми, на них, как и на полу, лежали кучки пепла, а кружки с бурно пенящимся пивом, которые разносил трактирщик, отнюдь не выглядели чересчур чистыми.
В торце длинного стола, за которым обычно собиралась местная пивная и картежная элита, сидел гармонист. Он первым опомнился от растерянности, вызванной появлением незнакомца, и приветствовал вошедших песней.
Это был уже немолодой сухощавый человек с некрасивым, но выразительным лицом и насмешливыми глазами. Он пел визгливым, срывающимся голосом и ухмылялся, поглядывая на Мутла и Земана. Сидевшие в трактире тоже улыбались, ожидая, что последует за этим.
— Это он, тот самый Заградник. Провоцирует, скотина, — нахмурившись, сказал Мутл Земану, когда они садились за небольшой столик. Не сдержавшись, Карел крикнул: — Перестань, а то получишь по морде!
Эман Заградник сразу перестал петь и с деланной наивностью спросил:
— Разве ты не любишь новые прогрессивные песни? Я думал, что доставлю тебе удовольствие!
Трактир взорвался злорадным смехом: смотрите, вот так потеха, он осмелился пошутить с председателем партийной организации, а нам, сидя в сторонке, можно позабавиться за чужой спиной... Эман, ободренный успехом у публики, тут же запел другую песню. На этот раз ее подхватили все остальные. Наверное, здесь собрались сегодня одни весельчаки. Но трактирщик почуял недоброе и прервал их веселье. Он схватил Эмана за плечо и вытолкал вон:
— Пошел отсюда, негодяй! 1Йе хватало еще, чтобы из-за тебя конфисковали мое добро! — И он включил на полную мощь радио, из которого лилась скучная спокойная музыка в исполнении духового оркестра.
Не спрашивая Земана, Карел Мутл заказал две рюмки водки и два пива. Он считал это само собой разумеющимся. Однако Земан лишь из вежливости сделал один глоток, в то время как Карел опрокинул рюмку водки и пиво и тут же знаком попросил трактирщика повторить. Земан молча наблюдал за ним. Что происходит с этим человеком? Раньше он таким не был. И зачем Карел его сюда затащил? Чтобы посмотреть на людей? Конечно, не мешает познакомиться с ними поближе, в непринужденной обстановке, когда они веселятся. Видимо, пребывание в трактире — единственное развлечение в этом захолустье. Зайти сюда после тяжелого трудового дня, чтобы прополоскать горло плохим пивом, поболтать, попеть, поорать громким голосом «для разрядки». Но Карелу-то зачем это нужно? Ведь его ждут дела и Бланка... «Счастливы ли вообще эти два человека?» — мелькнула вдруг мысль у Земана.
Карел опустошал одну кружку пива за другой.
— Видишь их? — проговорил он вдруг отяжелевшим языком и показал на соседний стол, за которым шел разговор, несомненно касавшийся их двоих. В голосе Карела уже чувствовалась жалость к самому себе, которая приходит с алкоголем. — И из-за них я должен уйти с фабрики? Бросить работу, которую люблю, бросить рабочих, с которыми прошли лучшие дни моей жизни и где доброе слово было добрым словом, а пощечина — пощечиной? Связать свою жизнь с этими недалекими сиволапыми мужиками, которые никак не хотят расстаться со своей землей и признают только одну философию: что им солнышко покажет и куда ветер подует? Нет уж! Об этом не может быть и речи!.. Две водки и два пива, пан трактирщик, — попросил он.
— Ты уже забыл, как мы с тобой когда-то запоем читали «Поднятую целину», Карел? Неужели ты не хотел бы стать здешним Давыдовым, который... — Земан искал слова, чтобы говорить убедительнее, но ничего подходящего в голову не приходило. — Который ведет крестьянские массы и учит их рабочей правде?
Карел Мутл выпил очередную рюмку водки, запил ее пивом и сердито стукнул кружкой о стол, чтобы трактирщик принес еще.
— Нет, не хотел! Ты даже не знаешь, Гонза, как я здесь несчастен... — У него неожиданно дрогнул голос. — Не надо было нам сюда переезжать! Этот дом, который мы унаследовали, камнем висит на шее. Разве мне нужна была собственность? Да пропади она пропадом! Все мечты мои рухнули. Ты уже в Праге, ты поручик и еще можешь в жизни многого добиться... И я тоже хотел, по крайней мере заочно, хотел чего-то достичь. А в результате — ничего! Сейчас будущее страны решается на больших стройках, ребята получают ордена, а я здесь вожусь на дворе с курами, хлопочу насчет цемента, чтобы подремонтировать хлев. Да и Бланка стала здесь какая-то другая, чужая, будто эта сельская рутина обволокла ее душу. Представь себе, она даже ходит помогать нашему священнику, она, жена коммуниста, председателя партийной организации!.. А какая это была раньше девушка, помнишь ее в феврале сорок восьмого? Твердая! Сильная! Настоящая комсомолка! Ведь ты же мне тогда завидовал, ну признайся, что завидовал... Все вы тогда мне завидовали... А здесь она стала на себя не похожа...
