Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус
Тут перед моими глазами и мелькнул этот луч смерти поперек дороги, я резко наклонила мотоцикл, и…
Первые два тазика с мыльной водой, скатившейся с меня, хихикающая А-Нин выплескивала куда — то за ограду. Потом стало легче. Голова очистилась — вот польза от купания в канаве.
— Мем ест горячий острый суп, хорошо после вино, — сообщила мне А-Нин. Я вспомнила мелькнувшую в окне черную круглую голову повара Чунга, вдруг заранее ощутила этот его горячий острый суп — с маленькими усатыми креветками, кусочками рыбы, кисленький, пахнущий перцем — и мои ноздри начали раздуваться.
— Горячий суп очень вовремя, — согласилась я, и тоже вежливо похихикала.
А после него я поняла, что спать уже не хочется, у меня впереди длинный вечер, и деваться некуда. Пришла работа.
Один год и восемь месяцев назад я была брошена лицом если не в сточную канаву, то в кое-что похуже — в расследование дела убитых спецагентов из Калькутты. Первый в моей жизни опыт такого рода.
Я помню, как это было: сначала ты ходишь, задаешь вопросы, думаешь, с тобой не происходит ничего. И кажется, что все время на земле — твое, все будут ждать, пока ты разберешься, сосредоточишься, подумаешь. А потом выясняется, что наоборот — никто тебя не ждет, происходит множество событий, по большей части к тебе отношения не имеющих. Но часть их — очень даже имеет. И я помню этот момент, когда время становится самой большой ценностью в мире. Когда просто надо сесть и подумать, прогуляться по улице — и привести мысли в порядок. А времени на это уже нет.
Вот он и пришел, такой момент, подумала я, слушая хор насекомых за окном. Пора. Пора подвести некий предварительный итог массе событий, уже случившихся со мной и вокруг меня. Где опять чертова бумага? Ладно, обойдусь без нее.
Начнем с конца, с только что происшедших событий. Вопрос: кто знает, что я езжу домой по этому маршруту, и что кроме меня на улице попросту никто не живет? Ну, мой сосед Джереми может проехать в полицейском «форде», или Онг в другом «форде», в город за припасами, но им эта веревка вообще нипочем, они порвут ее на ходу и не заметят. А больше здесь попросту нет домов.
Ответ: знать это может кто угодно, хоть весь город. Адрес «Кокосовой рощи» Ричарда Суна известен многим, известно и то, что я живу именно у Ричарда.
Кто знал, что сегодня я сидела и долго пила коктейли в «Колизеуме», а потом поехала домой? Ответ: кто угодно, достаточно подкупить боя из отеля… да нет же, просто постоять у дверей, посмотреть, как я выхожу (не в лучшей форме). Потом — потом войти в тот же отель, или соседний магазин, попросить там телефон, положив на прилавок монетку в двадцать центов, и вот кто-то другой подъезжает к повороту на Стоунер за десять минут до меня и аккуратно привязывает поперек пустой дороги шелковую нить. Если ее обнаружат раньше — что за событие, хулиганят дети-негодяи, и не более того.
А вот теперь самое интересное. Стиль, почерк. Их явно два. Шелковая нить — очень робкое, трусливое покушение. Импровизация. И не такая уж умная. В целом напоминает историю с маузером Тони, подкинутым в блюдо с карри: умно, но не очень. Скорее попытка сделать со мной что-то по принципу «а вдруг получится».
А еще у нас — грамотно и беспощадно подготовленное убийство Таунсенда, с немедленным устранением единственного свидетеля. Совсем другой почерк.
Но об этом чуть позже.
А теперь у нас получается… пожалуй, три группы вопросов.
Первая — это дело поэта Дай Фэя.
Окончательный доклад Тони ожидался завтра. И я уже понимала, что многого этот доклад не даст — если говорить о первоначальной цели, о том, где искать в нашем городе спрятавшегося поэта-шпиона.
И тем не менее, удивительным образом, про его исчезновение я уже знала много, очень много.
Например, сначала я думала, что Дай Фэй сидит где-то в городе потому, что ему некуда бежать, у него нет денег, документов и так далее. Но теперь я хорошо понимала, что для этого человека отсутствие денег, документов или одежды — вообще не проблема. И здесь мой единственный шанс, что он пока в Куала-Лумпуре, а не сбежал в Сингапур или еще куда-то. Потому что — возможно — он просто не считает необходимым куда-то бежать. Возникнет такая необходимость — побежит, и так, что не догонит никто.
Тут я попыталась себе представить раскрашенное лицо убийцы Гу, ежедневно показывавшего фокусы в самом людном месте города, в котором вся полиция искала его каждый день. Но нашелся человек, оказавшийся умнее Гу-хамелеона, легко раскрывший его. Как же этот человек может теперь сам спрятаться в нашем маленьком городе, где отлично работающая полиция продолжает его искать, где каждый зарегистрирован и просто так существовать не может?
А если он вовсе не прячется, а придумал примерно то же, что и убийца Гу — сделал так, чтобы его видели полгорода каждый день?
Спрятаться у всех на виду? И еще, возможно, зарабатывать этим? Улица за улицей я начала представлять себе город. Мимо кого, мимо какого человека я проезжаю по улицам каждый день — въезжая на мост через Кланг и Гомбок, минуя Святую Мэри и пустое пространство паданга? Проезжая магазины и храмы китайских богов?
С богами тут может происходить все что угодно. Бог-покровитель пионеров и поселенцев носит два имени, точнее — одно и то же имя, на мандарине и на кантонском. Цзе Я — Сен Та. Этому богу первый из поселенцев, бандит Яп А Лой, построил храм еще в 1864 году, и храм стоит до сих пор. Более того, храм был построен тогда еще живому человеку — господин Цзе был родственником какого-то видного мандарина в Китае, а здесь, в Малайе, приходился родственником «капитану Чайна» — то есть такому же главе китайской общины, как и Яп А Лой — в Сунгей Уджонге. Живой бог по имени Цзе давал предсказания во время гражданской войны за оловянные шахты, советовал, как готовить битвы, лечил больных — и брал всего 50 центов. Делал он все это, входя в транс и издавая звуки, подобные крикам птиц. А послуш ники храма толковали эти вопли, после чего выдавали рецепты для больных и предписания для воюющих.
Поэт Дай Фэй — новый бог какого-то храма, по вечерам сочиняющий стихи? О, нет, это уж чересчур.
В том числе и потому, что история не повторяется. Ведь наверняка по всем Стрейтс-Сеттлментс, а также Федерированным и Нефедерированным Малайским Штатам (все вместе — Британская Малайя, под одним губернатором) полицейские по секрету рассказывают друг другу эту легенду — как один британский шпион десять дней укрывал ся в…
Я вздохнула, потом взяла себя в руки.
Эту историю, вполне возможно, Эмерсон вот сейчас излагает двум своим несекретным коллегам, если они еще способны слушать. И понятия не имеет, что история подлинная, зовут последнего уцелевшего шпиона из Калькутты… его зовут Элистер Макларен, это тот, кому я подарила новую жизнь. И уж тем более не представляет, что к истории этой имеет отношение не очень трезвая евразийка, не выдержавшая их мужской компании.
В общем, теперь новые живые боги и пророки уже не пройдут мимо внимания полиции.
Что же может мне рассказать завтра Тони? Если не нынешнее местонахождение поэта, то — возможно — его историю. Что он все-таки сделал? Наступил на ногу китайским коммунистам — уже понятно. Но тогда они — те, кто уцелел — и должны за ним гнаться (а может быть, и гонятся). А вместо этого сюда совершенно официально приезжает посланец Чан Кайши из Нанкина, я сама видела этого жуткого длинного китайца. И открыто требует — и получает — содействие британских коллег. То есть гонятся за поэтом свои, для которых он должен быть знаменитостью (внутри секретного мира, конечно), настоящим героем.
Вот это загадка.
Тони, Тони — что это за странная история стихов поэта к «императрице Китая», страны, которая уже девятнадцать лет как республика? Может быть, разгадка здесь?
Но есть загадки посерьезнее. Да, история с поимкой убийцы Гу — грандиозная. Но это — для Китая. Какое же дело до этих китайских потрясений таким людям, как Эшенден и новый губернатор всех СС, ФМС и НМС, вместе взятых? Почему они считают это дело настолько важным, что не доверяют его даже спецподразделению полиции?
И вот эту загадку мне просто придется разрешить, потому что она меня касается более чем непосредственно.
Тут я походила по гостиной притихшего дома (сверчки звенят за окном, Мануэл шуршит журналами в своей комнате), и сформулировала второе правило Амалии. Первое, помнится, заключалось в том, что если хочешь кем-то быть (расследователем загадочной истории, например), то надо быть кем-то другим, человеком, которому легко задавать всем вопросы. А вот второе правило, видимо, должно звучать так: если хочешь что-то загадочное расследовать, то тебе придется разобраться во всей истории целиком, а не только в той ее части, которая якобы касается тебя непосредственно. Потому что если не видишь всю картину происходящего полностью, то проблемы становятся неприят ностями, а последние — чем-то похуже. Зрячий человек — это тот, что видит весь мир, до самых звезд над головой.
