Валентин Иванов - По следу
Сзади что-то хрустнуло. И голос прозвучал с тем же бесстрастием, как у костра:
– Сейчас я вас пристрелю. Целю между лопатками…
Ставка бита… Сударев с ловкостью клоуна выкинул из-под себя пистолет и медленно приподнялся.
– Вставайте! Идите, – разрешил голос так спокойно, будто ничего не произошло.
Сударев встал и пошел. Пока человек жив, он надеется. Каждый человек!
2Солнце поднялось высоко и начало жечь рану на голове Алонова. Пуля разорвала и унесла фуражку. Алонов остановил бандита, сбросил мешки и снял куртку. Он обмотал себе голову нижней рубашкой – ему стало как будто легче…
Алонов думал только о том, как бы добраться до железной дороги. Нужно суметь приказать себе дойти, дойти, дойти. Время, проведенное в степи, отучило Алонова от мысли о возможности встретить кого-нибудь. Можно рассчитывать лишь на себя. И он мечтал о железной дороге, мечтал страстно, с опьянением – так рождаются навязчивые идеи. Только бы увидеть эти блестящие сталью линии, сходящиеся вдали. И когда он думал о них – и ни о чем другом, – голова меньше болела, прибывали силы.
Внезапно ворвался голос Сударева:
– В моем бумажнике вы нашли гроши. Какие-то две тысячи, кажется. Но у меня есть еще деньги. Много, очень много!
«В бумажнике?» – подумал Алонов. Он не смотрел что там, – не было времени. Он не ответил.
Сударев решил, что пока не стоит настаивать. Человек слышал, в его сознание брошено семя. Кто бы он ни был, он теперь станет думать о деньгах, – и семя будет расти. Сударев терпеливо выжидал по крайней мере полчаса. Потом он сказал только три слова:
– Двадцать пять тысяч!
Ответа опять не было, и Сударев опять не настаивал. Не нужно торопиться, если можно не торопиться. Мысли подобны живым существам. Человек, который услышал о крупной сумме, обязательно будет думать, как ее получить. Еще немного, и он должен вступить в разговор. Он должен начать торговаться.
Границы водохранилища отошли вправо. Местность повышалась. Уже было пройдено устье естественного рва, который с севера отрывал ковыльное плато от степи.
Алонов видел немногое – ровно столько, чтобы идти на север не сбиваясь. Для этого нужно поглядывать на компас и находить впереди приметную точку: любую, хоть куст бурьяна или перекати-поля. Алонов привык видеть спину бандита, привык быть готовым к выстрелу: лишившись одного пистолета, бандит может иметь другой. Алонов чувствовал себя слишком слабым, чтобы рискнуть подойти к бандиту вплотную, приставить стволы к спине и похлопать по карманам. Боялся он и того, что бандит принудит его стрелять. О приеме, по которому задержанному приказывают самому вывернуть наружу карманы, Алонов не слыхал, а сам не догадался.
«Вперед, вперед! – говорил себе Алонов. – Скорее!» И тело слушалось. Ноги не спотыкались. Мускулы работали по инерции, однажды уже созданной усилием воли. Железная дорога приближалась, не правда ли?
Когда развернулась широкая степь, Сударев предложил:
– Если вы не согласны на двадцать пять тысяч, даю тридцать! Хотите?
– Скорее! – приказал Алонов.
Он видел, как мощная шея диверсанта покрывалась по?том. Вероятно, они действительно шли хорошо. А Сударев думал: «Крепко держится парень! Набивает цену без торга. Нельзя дать сразу слишком много. Иначе – потребует невозможного».
Приблизительно в середине дня Алонов сделал привал. Положив бандита вниз лицом и заставив его раскинуть руки, он достал бинокль и осмотрел северную часть горизонта. Там, правее намеченной им линии движения, было что-то, похожее на крутую горку с неестественно правильными очертаниями. Что это, рассмотреть еще не удавалось.
– Идите! – сказал Алонов.
Бандит поднялся и крикнул:
– Сорок тысяч!
– Скорее! – последовал приказ.
– Что – скорее? У меня нет с собой денег, – притворился Сударев. – Но в городе вы получите куш немедленно.
– Идите скорее, – объяснил ненавистный голос.
И они опять шли и шли по равнине, по ковылю, по подсохшему жесткому тынцу. Они пересекали неглубокие балочки, где под высоким зверобоем с его тонко-резными листьями прятались узенькая валериана, пахучий донник, ароматный тимьян; проходили ровными, как пол, плоскостями.
Алонов вспоминал карту области. Всеми силами воображения старался он вызвать в памяти карту крупного масштаба на стене райкома. Там был и мост через канал. Железная дорога пересекала канал на самой границе области в нижнем, юго-восточном углу карты. Не фермы ли моста виднеются справа странной крутой горкой?
– Скорее, скорее! – подгонял Алонов диверсанта.
Удивительное и неожиданное чувство легкости овладевало Алоновым. Он ощущал, как его мускулы сами сокращаются, раскачивая, как маятники, послушные ноги. Совсем не стало боли. Боль поднялась вверх и висела над головой, лишь изредка прикасаясь к волосам.
– Стойте! – скомандовал Алонов.
Он глядел поверх головы бандита в трубки старенького бинокля. Да, правее был мост, а прямо, на горизонте, будто виднелись тоненькие тросточки телеграфных столбов…
– Вперед, скорее!
Но бандит не захотел слушаться. Он повернулся лицом к Алонову. Его толстые, сильные ноги точно вросли в землю. Сударев сказал:
– Слушай, друг, довольно всей этой чепухи и комедии! Ладно? Хватит нам обоим валять дурака. Я дарю тебе семьдесят тысяч рублей. Хорошая цена за балаган с приключениями, который ты старательно разыгрываешь с раннего утра. Согласен?.. Постой, подумай, ты никогда не видал и не увидишь таких денег. Наличными и через полчаса после приезда в город. Можешь потребовать любую гарантию. Ну, протяни мне руку и повесь на плечо твою пушку… Стоп! – сам прервал себя Сударев. – Я не собираюсь ловить тебя. Веди меня под ружьем, пока не доберемся до людей. На людях я тебя не съем, сам же буду в твоих руках! Идет?
– Обращайтесь на вы, – ответил Алонов.
– Вы щепетильны, и это очень хорошо, – согласился Сударев.
Он говорил теперь тоном легкой беседы, чему мешало лишь расстояние: на тридцать шагов приходится повышать голос. Алонов слушал – он убедился, что второго пистолета нет.
– Итак, на вашем месте я согласился бы, – продолжал Сударев. – Думайте, думайте! Другого такого случая вам не подвернется, даже если вы проживете на свете сто лет. Вам мало?.. Ну что же – дело есть дело. И принято, чтобы каждый назвал свою сумму. Сколько?
– Миллион! – сказал Алонов.
Сударев рассмотрел улыбку на его лице и возразил:
– Так нельзя, это шутки, конечно. Называйте разумную сумму. Подумайте хорошенько. Сейчас вы взволнованы, возбуждены. Это понятно. Я старше вас, я знаю жизнь! В горячке упустив случай, вы потом, опомнившись, будете грызть кулаки! Воспоминание об утраченном отравит вам всю жизнь, всю жизнь! А проживете вы долго – вы молоды… Ваша настойчивость будет вознаграждена… Сто пятьдесят тысяч! Сто пятьдесят!.. Говорят, счастье приходит во сне. К вам оно прет наяву!
«Вот я и выигрываю!» – говорил себе Сударев. Он мог бы обещать и миллион. Обещать – одно, дать – другое. Иллюзий Сударев себе не создавал – его противник сумел подсмотреть посев саранчи. Иначе он не посмел бы всадить пулю в Хрипунова и тащить самого Сударева под арест. Но обещать миллион было бы глупо: он не поверит, заподозрит обман – и все пропало опять. Однако сейчас торговля шла по всем правилам. Миллион был назван. Сейчас Сударев добьет сомнения противника. И бандит произнес солидным, деловым тоном (жаль, что приходилось почти кричать):
– В моем портфеле в городе есть двести тысяч! Двести, черт вас побери! Вы настоящий мужчина, прошу мне верить!.. А если вы захотите продолжить знакомство со мной, я открою вам перспективы. Такие, что у вас закружится голова. Вы мне нравитесь! Ну? Двести. – и мы друзья!.. Что? Опять мало? Ну, знаете, вы – колосс!
Тогда Алонов начал смеяться. Смех звучал дико, он походил на кашель или на рыдание. Нет, он смеялся… Ружье прыгало в его руках. Потом он сразу перестал смеяться и закричал:
– Капиталист! Торговец саранчой! Миллиард?.. Мало! Триллион? Мало!.. Вы глупы!.. Насекомое, повернитесь! Вперед!
Но Сударев двинулся на Алонова. Низкорослый атлет, напряженный, квадратный, как несгораемый шкаф, он был готов сломать молодого человека, как соломинку.
Ружье смотрело ему в грудь. Может быть, Сударев и выбрал бы в припадке отчаяния и ярости легкую немедленную смерть. Но стволы ружья направились вниз, в ноги. И строгий голос, холодный, уже без волнения, без крика, тот голос, который он уже знал, предупредил:
– Я не убью. Я разобью вам колено. Для этого мое ружье заряжено дробью, завязанной в тряпку. Но я не дам вам истечь кровью и умереть. И я вернусь с людьми, и все же я возьму вас.
Сударев остановился, Алонов продолжал:
– Но если нас застигнет ночь, я тоже должен буду выстрелом обезвредить вас, чтобы вы не ушли в темноте и чтобы я нечаянно не застрелил вас ночью насмерть… Всё. Вперед! Скорее! Не теряйте времени…
