Ушли клоуны, пришли слезы… - Зиммель Йоханнес Марио
2
Мандариновые деревья. Лимонные. Агавы. Платаны. Сосны. Эвкалипты. Целые стены в цветах бугенвиллий. Дрок. Горошек. Коровяк. Гвоздики. Мимозы. Желтофиоль. И дивный воздух. Дивный! И дивный свет. И там, далеко внизу, море. Огромное количество белых парусов — словно бабочки со всех сторон слетелись! Я уже была здесь однажды, подумала Норма, прогуливаясь по аллеям парка клиники в сопровождении Барски и Сасаки. Огромная клиника, с большим центральным зданием и четырьмя корпусами. На авеню Белланда. Поначалу это название мне ничего не сказало. Но когда мы потом ехали сюда на такси из нашего отеля «Хиатт редженси», что на Английском бульваре, в этот район Симьез, во мне крепло ощущение, что я все это уже видела. Я была здесь с Пьером. Мы часто бывали в Ницце, и всегда в спешке. Только однажды никуда не торопились. И в тот раз оказались здесь, в районе этой клиники, и провели тут чудесный день. Это случилось поздним летом, когда все цвело, сияло и благоухало, как сегодня.
Вон там, где растет много-много оливковых деревьев, мы сидели на камнях и смотрели на далекие горы, на сад виллы «Аарен» и на внушительные руины римских бань. Каким же громадным выстроили некогда амфитеатр! На много тысяч зрителей. Но в тот день мы были здесь одни. И мы любили друг друга на горячих камнях. Мы были так счастливы здесь! Так же, как в Бейруте. Счастливы, как везде, где бывали вместе. Вместе. Вместе. Мы побывали на вилле «Арен», мы с Пьером. Она чуть подальше, отсюда ее не увидишь. Но я все отчетливо помню. Там собраны античные сокровища Симьеза. А на первом этаже — музей Анри Матисса. Здесь, наверху, в Симьезе он прожил свои последние годы. Сколько замечательных картин… А портрет обнаженной девушки — краски так и обжигают! И старуха, которая сидела перед портретом на скамеечке, и все смотрела, смотрела. Старая, древняя старуха с пергаментным лицом. Она доживала, наверное, последние дни, а вот поди ж ты, сидела в музее и любовалась портретом девушки, молодости и красоты. Глаз не отводила! Мы заговорили с ней. «Это я, — сказала старуха, указывая на девушку. — Я прихожу сюда каждый день и смотрю на себя. Ведь это я, мадам и месье». Она не была сумасшедшей. Она рассказала, что когда-то давным-давно позировала Матиссу. Позировала для этой картины обнаженной, и поэтому она осталась молодой девушкой, осталась навсегда, и она вечно будет юной, красивой и обжигающе соблазнительной, даже когда ее бренное тело станет прахом. Да, мы долго беседовали со старухой. Я уже была здесь однажды…
— Присядем, пожалуй, у бассейна! — предложил маленький элегантный японец. — Я должен вам рассказать о наших опытах по оплодотворению in vitro.[18] Сами лаборатории — вон там. — Он вялым жестом руки указал на двухэтажное здание за старыми платанами. Все здесь построено со вкусом, шикарно — денег, видно, не жалели. Дорожки между зданиями выложены фантастической по красоте узоров мозаикой. Перед центральным зданием на белом песке стоят машины самых дорогих марок. — Лабораторию я вам, к сожалению, показать не смогу. Там мы проводим секретные опыты. Туда же, кстати говоря, и вломился этот охранник.
Они стояли у бассейна. Как и многое вокруг, он был сооружен из мрамора, и от синей окраски дна вода в бассейне казалась темно-лазурной. Бассейн окружало море цветов. Чуть поодаль Норма увидела японский сад с маленьким журчащим источником, ажурными мостиками и поросшими мхом камнями.
Сасаки поймал ее взгляд.
— Это мое хобби, — сказал он. — Сад разбит по моему проекту. А многое в нем я сделал собственными руками… Видите попугая на высокой пальме? Он живет здесь целых тринадцать лет. А по вечерам насвистывает песенки. Фрэнка Синатры. Я люблю Синатру и часто ставлю его пластинки. Поэтому Орижин их и насвистывает — он слышал их Бог знает сколько раз.
— Орижин — это попугай, — повторила Норма, наклонившись над магнитофоном.
— Да, Орижин — попугай. Мадам, хочу предупредить вас, что фотографировать и здесь запрещено.
Вокруг бассейна расставлены удобные белые кресла, шезлонги, столы, пестрые тенты.
— Прошу садиться! — сказал Сасаки. — Вода в источнике моего японского сада — я позволяю себе некоторую дозу ностальгии — поднимается наверх насосами, потом падает вниз и снова подается наверх — вечный круговорот, да, да. — Он снова погладил манжету, слегка коснувшись кончиками пальцев золотой запонки. — Здесь я часто выпиваю с дамами по прощальному бокалу шампанского — с теми, кому я вернул утерянное было счастье. И не забываю предупредить, что в ближайшие девять месяцев таких бокалов должно быть выпито как можно меньше, ха-ха! Думаю, глоток вина и нам не повредит. Как насчет «Князя Шампани»?
— Я вина не пью, — сказал Барски. — Минеральную воду с лимоном — с удовольствием.
— Превосходно, — Сасаки взял в руки радиотелефон, нажал несколько кнопок и произнес: — Раймонд? Принесите, друг мой, два бокала шампанского. И стакан минеральной воды со льдом и лимоном. К бассейну. Благодарю.
Когда он поставил аппарат на место, Барски достал из кожаного бумажника фотографию и протянул Сасаки.
— Это Антонио Кавалетти, человек из «Генезис два», которого застрелили в Гамбурге. Я вам о нем рассказал по телефону. Вы его когда-нибудь видели?
Сасаки уставился на фотографию. Затем решительно проговорил:
— Никогда.
— Вы совершенно уверены?
— Абсолютно.
— Как звали человека, который взломал сейф в вашем институте, доктор? — спросила Норма.
— Пико Гарибальди. Мне его порекомендовали в «Генезис два». — Тут маленький доктор даже подскочил на стуле. — Вот это да! Они оба — люди «Генезис два!» Нет ли здесь прямой связи?..
— О чем и речь, — кивнула Норма. — Этот Гарибальди… он похитил из сейфа всю документацию?
— Самую важную. Все, что было записано на дискетах. С тех пор территорию клиники и всех нас охраняют полицейские.
— Знакомая ситуация, — сказал Барски, бросив взгляд на Норму. Та кивнула. Она уже давно заметила двух мужчин, которые с нарочито равнодушным видом стояли у голубого «ситроена» перед входом в клинику. Один читал газету, другой покуривал.
— Поэтому мы и приехали к вам, господин Сасаки, — продолжал Барски. — Нас тоже встревожила эта взаимосвязь — не говоря уже о самих преступлениях! И поэтому нас интересует, чем вы в вашей клинике занимаетесь. Брат наверняка поставил вас в известность, над чем в настоящий момент работаем мы. С рекомбинированной ДНК вы дела не имеете?
— Нет. То есть… что касается самих исследований, то да, вполне — и даже очень, при любых обстоятельствах, целиком и полностью, в любом случае, в полном объеме, как только возможно, всецело…
— А точнее? — спросила Норма.
— Видите ли… Нет, я должен объяснить вам подробно, почему нас интересует в том числе и рекомбинированная ДНК.
Появился молодой человек в белом. Куртка напоминала офицерский китель со стоячим воротничком. На тележке, которую он катил, в серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Раймонд, как Сасаки назвал слугу по телефону, осторожно открыл бутылку и налил немного Сасаки в фужер на пробу. Тот кивнул. Раймонд наполнил фужеры до половины, а перед Барски поставил стакан с минеральной водой. Затем расставил на столике тарелочки с соленым миндалем и оливками.
— Мерси, Раймонд!
— К вашим услугам, мсье директор.
Молодой человек удалился, и Сасаки поднял фужер:
— За вашу красоту, мадам!
— Вы очень любезны, доктор, — сказала Норма.
О нет, подумала она. Что со мной происходит? Тогда, в тот восхитительный день, когда мы были здесь с Пьером, мы тоже пили шампанское в ресторане под пальмами. Да, мы пили с Пьером шампанское. И одеты были совсем легко, как мы с Барски сегодня. И у Пьера был такой же бумажник, как у Барски, — вот странно! А через год его не стало. А я вернулась сюда. Почему все это происходит? Почему?
Норма смотрела мимо бассейна, лужайки, стоянки для автомобилей и ближайших домов — на море, сияющее, волшебное море. Стайка бабочек — белых яхт — была словно совсем рядом, и белизна их парусов слепила глаза. Потом Норма отвернулась и перевела взгляд на свой магнитофон. Вот-вот придется менять кассету. Да, сейчас. Вставив новую, Норма опять включила запись. Тогда, подумалось ей, море было таким же сияющим и грандиозным. Тогда… Нет, сказала она себе, довольно! Не думай об этом! Слушай, что рассказывает маленький японец.
