Чингиз Абдуллаев - Право на легенду
– Ответь, – разрешил хозяин кабинета.
Помощник еще раз посмотрел на него и, сделав несколько шагов к столу, поднял трубку.
– Слушаю вас, – сказал он чуть дрогнувшим голосом. Было заметно, что помощник сильно волнуется. – Да, это его приемная, да, вы правильно звоните. Да, я вас слушаю, – он представился.
Все находящиеся в кабинете внимательно следили за выражением его лица.
– Что случилось? – переспросил помощник. А когда услышал ответ, у него начало меняться выражение лица. Буквально на глазах. И всем стало понятно, что полученные известия вызвали у него отнюдь не положительные эмоции. – Понимаю, – тихо произнес он и разъединился. Затем вновь глянул на хозяина кабинета.
– Не молчи, – приказал тот, – говори, что там произошло?
– Автомобильная авария, – выдавил помощник, – они говорят, что это похоже на автомобильную аварию.
Было заметно, как напряглись лица всех присутствующих. Хозяин кабинета недовольно покачал головой. В такие минуты нужно сохранять самообладание и постараться не сорваться. Он шумно выдохнул воздух и переспросил:
– Значит, авария?
– Они так говорят, – ответил бледный от волнения помощник.
– Говорят… – Хозяин кабинета вложил в это слово все свое презрение к тем, кто сегодня выступал против него. Потом посмотрел на собравшихся.
Все ждали, что он им скажет. От его настроения и его слов зависело, как они поведут себя дальше.
– Авария, – повторил шеф, поднимаясь. – Выходит, решили сделать по-своему. – Он помолчал. – Значит, так, все по своим местам. Будем считать, что это случайность, на которую мы не имеем права обращать внимание.
– Но, Виктор Викторович… – попытался что-то возразить помощник.
– Случайность, – повысил он голос, – и не нужно мне ничего больше объяснять. Я не ребенок, все понимаю.
– Это убийство, – тихо сказал кто-то из присутствующих. Но недостаточно тихо, чтобы его не услышал хозяин кабинета.
Тот нахмурился и быстро произнес:
– Такими делами занимается прокуратура, а мы должны работать. Работать так, чтобы не оставить им ни единого шанса… – Не сдержавшись, он сжал пальцы в кулак, стукнул им по столу. Стукнул не очень сильно, сумев в последний момент смягчить силу удара, и все же стук был подобен удару гонга. Все поспешили к выходу.
Когда все вышли из кабинета, Виктор Викторович глянул на телефон. Два года назад он точно так же смотрел на аппарат, ожидая звонка президента. Неужели с тех пор прошло только два года? А кажется, это было так давно. Он закрыл глаза. Тогда ему тоже трудно было принять решение. Зато множество людей пытались это сделать за него, давали ему советы, искренне считая, что он в них нуждается. Но он никогда не слушал чужих советов, даже если ему пытались помочь близкие люди. Всю свою жизнь шел напролом. Как поступил тогда, два года назад, так поступит и теперь, получив это невероятное известие об автомобильной аварии, которая не должна была произойти ни при каких обстоятельствах.
При воспоминании об Ольге Пархоменко ему стало по-настоящему больно. Ермакович вызвал Кольчугина.
– Узнали подробности? – спросил он пресс-секретаря.
– Она встретилась с этим человеком, – сообщил Кольчугин. – Она сидела за рулем, он был рядом. Они разговаривали. А из-за угла неожиданно выехал самосвал. Сотрудники милиции считают, что у них не было шанса. Ни одного. Оба сразу погибли, не мучались.
– Им устроили эту аварию, – зло проговорил премьер. – Я должен был понять, что они не успокоятся и устроят такую аварию своему сотруднику. Поезжай на место, посмотри, что надо сделать.
– А вы?
– Я поеду в Верховную раду. Буду отвечать на вопросы нашей оппозиции.
– Без документов? – спросил Кольчугин.
– Да, – кивнул Ермакович. – У меня уже был в жизни похожий случай. Я должен был выступать во время предвыборного собрания, а у меня украли все документы, решив, что я не справлюсь с докладом без шпаргалки. А я стал говорить без доклада, и меня тогда выбрали. История, как видишь, повторяется. Только тогда был фарс, а сейчас настоящая трагедия. Бедная Ольга, как страшно все получилось…
Он поднялся и посмотрел на своего пресс-секретаря. Кольчугин подумал, что сегодня его патрон выглядит гораздо более утомленным, чем всегда. Сказалось напряжение последних дней.
– Мне сообщили, что в газетах может появиться ваша фотография с этим греком, – неуверенно сообщил он.
– Теперь уже все равно, – отмахнулся премьер. – Пусть печатают все, что хотят. Они все равно проиграли. – Он подошел к аппарату правительственной связи, набрал номер руководителя службы безопасности. – Здравствуйте, генерал, – бросил отрывисто, – вы уже слышали, что сегодня в аварии погиб мой сотрудник? Мой помощник – Ольга Пархоменко?
– Конечно, слышал. Примите мои соболезнования…
– Не нужно. Она поехала на встречу с кем-то из ваших работников. По моим сведениям, на них неожиданно налетел самосвал, и они оба погибли.
– Мы проведем собственное расследование, – твердо пообещал генерал, – и я хочу вас заверить…
– Что с Костенко? – во второй раз перебил его премьер. Было очевидно, что ему очень тяжело. – Он еще работает?
– Генерал Костенко отстранен от занимаемой должности. Мы проводим служебное расследование.
– До свидания, – премьер положил трубку.
Ровно в полдень он появился в Верховной раде – невозмутимый, мрачный, высокий, сильный, нависающий над депутатами. Ермакович отвечал на вопросы коротко, энергично, не колеблясь. Запрос обеих оппозиционных партий был отклонен. А на следующий день начались митинги оппозиции, требующие не вводить индивидуальные идентификационные номера. Шествия проходили шумно, со священниками, истеричными бабами и подвыпившими мужчинами. Митинги устраивали у стен кабинета министров. И через несколько дней президент подписал указ об отмене постановления правительства. Это была чудовищная уступка людям, оставшимся в прошлом веке, но давление этих неуправляемых митингов было огромным. Ермакович понимал, что это часть организованного плана, но не стал протестовать. И внешне спокойно согласился с решением президента страны.
На следующий день состоялся очередной митинг оппозиции. Выступившие на нем лидеры своих партий Мищенко и Милашенко потребовали очередной отставки правительства. Среди функционеров партии Мищенко стоял мужчина в кепке и светлом плаще. Если бы кто-нибудь видел гостя Ольги Пархоменко в ее квартире, то сразу же узнал бы в этом типе того самого Игоря, который так ей понравился.
Откуда ей было знать, что он был давний сотрудник военной контрразведки. Откуда ей было знать, что в воскресенье вечером была достигнута договоренность между сотрудниками службы безопасности и военной контрразведкой. Решено было не выносить «сора из избы». Поэтому в понедельник Игорь позвонил ей, уже зная, что случится дальше. Она приехала на встречу, и у нее в салоне автомобиля оказался совсем другой, якобы заменивший Игоря, когда из-за поворота появился самосвал. В последнюю секунду Ольга что-то поняла, но не успела даже вскрикнуть.
При встрече Ольга Павловна Игорю совсем не понравилась. Он не испытал никаких чувств к сорокалетней женщине с сальными волосами и бесцветными глазами. Это была часть его служебной деятельности, и он выполнил свою работу на «отлично».
Ольгу Пархоменко и неизвестного мужчину похоронили на кладбище рядом. Цветы от премьера и его сотрудников присылали на обе могилы.
Кушаков получил повышение. Арестованного Костенко довольно скоро амнистировали, ведь у него было столько государственных наград, полученных на нелегкой службе в КГБ! Погребняк ушел в отставку и уехал к родственникам в Польшу. Шеф-повар Наливайко перешел в другой ресторан, еще более известный и дорогой, где его мастерством по сей день восхищаются иностранцы и лидеры зарубежных стран, прибывающие в Киев. Кравченко быстро поправился, Хлыстун стал подполковником.
А Ермакович продолжил работать премьер-министром огромной страны. Потом у него было много проблем, сложных и очень сложных. Его по-прежнему уважали и ему завидовали. Этот человек не мог оставить равнодушным никого из политических оппонентов, настолько неоднозначным и сильным он был. И в один из осенних дней он приехал на могилу Ольги Пархоменко, положил на нее букет белых роз, которые она так любила. Премьера сопровождал пресс-секретарь Кольчугин, и ему показалось, что, стоя у могилы, Ермакович, чуть шевеля губами, что-то произнес, похожее на клятву. Позже, в салоне автомобиля, Кольчугин осторожно спросил:
– Вы что-то говорили?
– Да, – кивнул премьер, – я вспомнил молитву оптинских старцев. Ту самую, что висит у меня в кабинете: «Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить…»
