Африкан Шебалов - Тайна стонущей пещеры

Над горами давно сияло щедрое солнце. Освеженные дождем деревья радостно шумели ярко-зеленой листвой.

— И не доехал-то всего метров четыреста. Вон она, проклятая, — сокрушался Жорка, глядя на крутой склон горы, где под нависшим козырьком в глубине каменной воронки темнело круглое отверстие.

Старики рассказывали, что в былые времена в этой норе жил огненный змей, который по ночам уносил внутрь горы красивых девушек.

Другие говорили, что это — гнездо орла-великана. Орел от старости давно умер и до сих пор еще лежит там.

Но Жорка-то знает, что никакого орла и змея нет. Года два тому назад вместе со своим дружком Фимкой они лазали туда и убедились, что это просто-напросто один из ходов в гору. Но в народе до сих пор так и называли эту дыру «Логовом змея».

«Куда же теперь… Ехать или тут обождать?» — подумал Жорка.

Вдруг в «Логове змея» загрохотало, загремело, во все стороны полетели камни, и, когда растаяло облако пыли, оторопевший Жорка увидел, что из образовавшегося пролома выскочил человек в красной майке под распахнутым пиджаком. Человек несколько метров проехал по стене воронки, сидя на корточках, и кубарем покатился вниз, под гору.

…Егор Егорович возвращался в колхоз. Телега его была с верхом нагружена сушняком.

Возле самой подошвы двугорбой горы он остановил лошадь и пошел осмотреть участок леса, не в меру густо заросший молодью.

«Придется расчищать», — подумал лесник.

Мимоходом Егор Егорович набрал большую кучу толстых сучьев, связал их веревкой. Он присел на вязанку и неторопливо раскурил трубку.

Где-то совсем неподалеку раздался взрыв.

«А ведь на гранату похоже!» опытным ухом уловил Егор Егорович и поднялся, с недоумением всматриваясь в чащу леса.

В стороне зашуршал кустарник. Егор Егорович вынул изо рта трубку и встревоженно направился к дороге.

Пока старик добирался до подводы, Сенька Чуб успел обрезать гужи, обрубить ножом постромки и уже вскочил на лошадь верхом.

— Эй! Погоди! Чего дуришь?! — появился лесник перед мордой лошади. Сенька!?. — воскликнул он, не веря своим глазам.

Чуб ударил лошадь каблуками под бока.

— Тпр-р-у-у! — успел схватиться за недоуздок Егор Егорович и, сдернув Сеньку за ногу с коня, навалился на него.

— Вот, зверюга, где ты мне попался!.. Думал, укокошил меня тогда!? — придавил он диверсанта к земле и с остервенением стал дубасить его кулаками.

— За сына тебе! За Марью!

Сенька Чуб растерялся. Ведь Пронина он прикончил в горах! Что ж он, из мертвых воскрес? Но скоро бандит опомнился и, изловчившись, ударом колена перебросил лесника через голову.

Егор Егорович вцепился в предателя, однако Сенька Чуб и не думал убегать. Он схватил старика за горло и, путаясь в поле пиджака, искал нож.

Но пустить нож в ход Сеньке не удалось. Из кустов выскочил Жорка и с коротким криком кинулся на бандита…

Зашуршали шины по гравию дороги.

— Руки вверх! — выпрыгнул на ходу из зеленой машины Сафар Садыков с пистолетом в руке. Вслед за ним выскочили два автоматчика и майор Силантьев в гражданской одежде.

Держа руки над головой, Сенька Чуб ошалело озирался по сторонам. Длинные свалявшиеся волосы упали на лоб, лезли в глаза. По лицу текли грязные струйки пота.

Чуб понял: теперь он окончательно попался. Надо любой ценой спасать свою жизнь. И Сенька, захлебываясь, торопливо заговорил:

— Я все, все расскажу… Там, в пещере, Смайк… Американец. У него там радиостанция…

Майор Силантьев бросил на Сафара короткий взгляд, и тот вместе с одним автоматчиком исчез в кустах.

— Я только вчера в скафандре вышел из подлодки… Нам было дано задание… — торопился Сенька, но майор Силантьев перебил его:

— Остальное расскажешь потом, Завьялов. Впрочем, сейчас ты уже Матвеев?

— Не Завьялов он и не Матвеев, — опираясь на руку Жорки, приподнялся с земли Егор Егорович. — Это Сенька Чуб — бандит, душегуб и предатель.

Неужели каждый день бывает столько света?

Эти последние пятьдесят метров пути были очень тяжелы.

Вера Алексеевна сразу определила, что выбраться отсюда к выходу нелегко. Он светился где-то вверху, в конце коридора, поднимавшегося почти отвесно вверх, своеобразными террасами-горками.

Ребята приуныли.

Учительница долго светила фонариком, осматривая террасы, и, наконец, велела ребятам дать ей пояса и все, что можно связать между собой. Сбитнев снял свой ремень, у Шумейкина, кроме ремня, оказался в кармане двухметровый плетеный шнур. Все это Вера Алексеевна крепко связала и начала взбираться на первую горку.

Ноги скользили по чуть заметным выпуклостям, но опытная туристка держалась руками за малейшие шероховатости, прижималась всем телом к неровному, покатому полу, упорно, сантиметр за сантиметром, поднималась все выше и выше, приближаясь к площадке.

С замиранием сердца следили ребята за каждым ее движением. Наконец, Вера Алексеевна сделала последнее усилие и взобралась на вершину первой горки.

У всех вырвался вздох облегчения.

С помощью связанных ремней и веревки Вера Алексеевна по одному подняла на площадку ребят и стала штурмовать новую горку.

Так продолжалось до тех пор, пока все не оказались в небольшом зале с ребристыми стенами. Отсюда наружу вел выход на волю.

Яркое, ослепительно яркое солнце заливало всю землю. Ликующего света было даже слишком много: потребовалось несколько минут, чтобы освоиться с ним.

Сбитнев, Зинка и Шумейкин стояли и слезящимися глазами все смотрели и смотрели на солнечный простор.

Неужели каждый день бывает столько света? Как же они раньше не замечали этого?

Ребята любовались зелеными шапками деревьев, горами, уходящими в даль, неправдоподобно синим небом и не могли налюбоваться, как будто бы увидели все это впервые. Зинка даже притихла вся и стояла, затаив дыхание, крепко прижав грязные ладошки к груди.

Какой простор, какое тепло! А ведь там, внизу, ребятам казалось, что самого жаркого солнца не хватит растопить холод, которым напитало их тела сырое подземелье.

Когда они глядели так, растерянные и растроганные, на раскинувшийся перед ними светлый мир, в отверстие пещеры могучей струей ворвался воздух, вихрем закружился в маленьком зале. И тут ребята услышали, как по ходам пещеры стал удалятся в утробу горы глухой, похожий на стон, звук.

«Так вот отчего стонет пещера, — разочарованно подумал Сбитнев. Оказывается, никакой тут тайны нет. Все так естественно и просто». Этот маленький зал с неровными, ребристыми стенами был чем-то вроде камеры гигантского свистка.

«Только почему звук стал глухой и хриплый? — удивился Витя. Он вспомнил, что пещера изменила голос в тот момент, когда они осматривали выход наверх. Вверху стал тогда рождаться стон. Он нарастал, усиливался, и вдруг раздался взрыв, будто в горле пещеры что-то лопнуло…

Размышления Сбитнева прервала Вера Алексеевна:

— Ну, ребята, давайте выбираться на волю! — весело сказала она и стала осторожно спускаться по стене воронки.

Вот тебе и Коркин!

Возле сельской больницы собрался весь отряд. Поодаль у дороги стояли взрослые. Среди них дед Пахом, шофер дядя Гриша, продавщица Леночка и счетовод Аполлон Никитич.

Звеньевая Фрося взволнованно рассказывала:

— …Дошли мы до этого места, аж мороз по коже… Под ногами обрыв, а дальше, сколько ни светили, ничего не видно. Темнища жуткая, и гул стоит! То ли водопад подземный, то ли еще что, но только так и грохочет, так и грохочет, как на мельнице. Мы — обратно. Идем, слышим голоса. А это наши вернулись, а под ногами у них связанный бухгалтер наш, Рязанов. А он, оказывается, и не Рязанов вовсе, а иностранец-шпион.

— Вот гад!

— А ведь как подстраивался… Рубаха-парень! Поди раскуси такого.

— Под переселенца подкрасился. Из Рязани, мол, приехал.

— А еще кое-кто из наших девок по нем с ума сходил, — и все повернули головы в сторону бледной, испуганной продавщицы Леночки. Она покраснела и потупилась.

— Он, паразит, хотел и меня в свои сети затянуть, — торопился «раскрыть душу» Аполлон Никитич. — Все на мою слабость нажимал. Как вечер, так водку тащит. Думал, что я за рюмку душу продам. Все мне твердил: дескать, и одинокий ты, и бездомный, и в тюрьме побывал, жизнью обижен. Так говорит, умей ловить свое счастье. Да не на того напал! — запальчиво крикнул счетовод.

Только тут все заметили, что нос Аполлона Никитича покраснел больше обычного и глаза подернуты глянцем.

— Вы не смотрите, что я выпил немного. Может последний раз это, для очищения души, — оглядел он всех виновато. — Ведь он ее, душу-то мою, наизнанку вывернул. Мне Елизавета Петровна велела до времени потакать ему. Вот сидим, выпиваем, он мне райскую жизнь расписывает, какая ожидает меня в будущем по его милости. Я головой киваю, улыбаюсь, а у самого в душе все клокочет. Так бы схватил его и задавил на месте, — потряс Аполлон Никитич жилистыми руками. — Как после такого дела не выпить? — снова окинул он всех извиняющимся взглядом.