По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев
Какому делу? По телефону она объяснить не хотела.
Тон Оксаны да и сама просьба удивили меня. Что могло произойти важное, требующее срочного решения? Уж не вздумала ли Оксана выйти вторично замуж?
Но почему понадобился в таком случае мой совет?
В обеденный перерыв я забежал на несколько минут домой, поел на скорую руку и отправился к Оксане. У нее, к моему удивлению, оказались Дим-Димыч и Варя Кожевникова. Действительно, намечалось что-то серьезное.
Я поздоровался, разделся, сел и всем своим видом показал, что готов слушать.
Оксана приступила к делу без особых предисловий.
— Сегодня я узнала, что арестован мой отец… — сказала она.
Мы трое уставились на нее. Я ощутил, как по спине моей пробежал мелкий, очень неприятный холодок.
Первым заговорил Дим-Димыч.
— Как ты узнала?
Ей сообщила, оказывается, свекровь. По приезде она смолчала, а вот сегодня не выдержала, открыла тайну.
— Где он работал? — заинтересовался я.
Отец Оксаны, старый коммунист, комиссар полка в гражданскую войну, до ареста работал начальником политотдела одной из железных дорог на Украине.
Что он ног совершить — ни ей, ни свекрови, ни тетке Оксаны, у которой жил отец, неведомо.
— Я знаю одно: на подлость отец не способен, — закончила она свой рассказ.
Я подумал: «Не слишком ли спокойно восприняла Оксана эту страшную весть? Ведь речь идет об отце, о самом близком, родном человеке! Как бы повел себя я, случись такая беда? Трудно сказать… Во всяком случае, я не смог бы держаться так спокойно… И почему Оксана решила сказать об этом именно нам? Она говорила по телефону, что хочет посоветоваться…» Я перевел взгляд на Варю. Та сидела, положив руки на колени, и увлажненными глазами смотрела в одну точку. Глаза ее сейчас косили. На ум мне пришел разговор с Дим-Димычем. Я как-то сказал ему, что между Оксаной и Варей много сходства. Он возразил: «Все равно что луна и солнце. Первая только светит, а вторая и светит, и греет». Дим-Димыч, кажется, прав. С ним это часто случается. Он лучше разбирается в людях.
В это время Оксана, стоявшая у окна, резко повернулась. Вся она дрожала, и крупные зерна слез сыпались из ее глаз. Впервые я увидел ее такой, и мне стало не по себе от моих недавних подозрений. Опершись обеими руками о подоконник, она все тем же спокойным и ровным голосом заговорила:
— Вы помогли мне устроиться на работу… С вами я хочу и посоветоваться. Как мне поступить? Должна ли я сказать об этом начальнику госпиталя?
«Вот это характер! Вот это выдержка!» — подумал я и поспешно сказал:
— Глупо! Тебя никто за язык не тянет…
— Правильно! — решительно поддержала меня Варя Кожевникова. — Ты могла и не знать ничего… Отец — отцом, а дочь — дочерью… Ты самостоятельный человек…
Дим-Димыч резанул рукой воздух и, сжав кулак, ударил им по своему колену.
— А ты как думаешь? — спросил он Оксану.
— Мне думается, что я обязана сказать…
— Правильно! — одобрил Дим-Димыч и, встав с места, заходил по комнате.
— Только так и не иначе…
— Что значит «так и не иначе»? — запальчиво возразила Варя. — Ты хочешь, чтобы ее уволили с работы? Это устраивает тебя?
Я не слышал, чтобы Варя разговаривала в таком тоне с Дим-Димычем. Но еще больше меня удивил взгляд, которым одарил Дим-Димыч «восьмое чудо света». Его глаза как бы говорили: «Какая же ты глупая!» Но сказал он не так.
— Я хочу, чтобы Оксана жила честно.
Варя молчала, хотя и не была согласна с Дим-Димычем. Она покусывала губы и, прищурившись, смотрела в сторону. Ноздри ее подрагивали.
— Ладно… Хватит… — проговорила Оксана. — Недоставало, чтобы вы из-за меня еще перессорились… Завтра утром я подам рапорт начальнику госпиталя.
— Пожалуй, так лучше, — одобрил я с некоторым опозданием.
— Хуже или лучше, покажет время, — произнес Дим-Димыч. — Но иначе поступить нельзя. В конце концов свет клином не сошелся на этом госпитале. И не унывай!.. Пошли, товарищи…
Прощаясь с нами, Оксана постаралась улыбнуться. Ей это удалось с трудом.
На улице Дим-Димыч взял меня и Варю под руки.
— А ты не дуйся! — сказал он своему «чуду». — Толкнуть человека на неверный путь — пара пустяков… А ей потом расхлебывать придется. Сегодня она промолчит, — значит, обманет раз. Потом ее спросят: «А разве вы не знали об аресте?» Что ж ей, по-твоему, обманывать во второй раз и отвечать, что не знала?
— С тобой трудно спорить, — ответила Варя. — Ты ортодокс…
— При чем тут ортодокс? — поинтересовался Дим-Димыч.
— При всем… — Варя похлопала его по руке и с улыбкой добавила: — Довольно! Это мне урок: прежде чем советовать — подумать!..
— Вот за это я и люблю тебя, Варька! — сказал Дим-Димыч и попытался обнять свою подругу.
Она ловко вывернулась. Дим-Димыч посмотрел на нее как-то странно, потом на меня, хлопнул себя по лбу и бросился обратно к дому Оксаны.
— В чем дело? — удивился я.
— Наверное, портсигар забыл, — высказала догадку Варя.
Минут через десять Дим-Димыч догнал нас.
— Что стряслось, друже? — спросил я с нескрываемым интересом.
— Сейчас… сейчас… — проговорил он и опять взял нас под руки. — Знаете, зачем я вернулся?
Мы молчали.
— Узнать, когда арестовали отца Оксаны!
— А какое это имеет значение? — продолжал удивляться я.
— Сейчас узнаешь. Его арестовали седьмого января.
— Допустим.
— А ровно через пять суток Геннадий оставил Оксану.
Я остановился.
— Ты хочешь сказать?..
— Да-да…