Двойное сердце агента - Андрей Болонов
* * *
На скамейке в парке культуры и отдыха в одиночестве сидел Зорин. Он уже выкурил полпачки «Казбека», а Олейников все не приходил. После того как организовавшие по его поручению облаву милиционеры доложили о появлении каких-то чекистов из Москвы, разыскивающих мастера по ремонту примусов, майор заволновался. Он еще раз посмотрел на часы, встал, неторопливо прошелся по парку и вышел на городскую улицу.
К остановке подошел переполненный трамвай. Зорин ускорил шаг и успел вместе с другими страждущими втиснуться в него.
Зажатый телами, Зорин уже начал составлять в уме донесение Плужникову о провале операции, как вдруг у него за спиной раздался веселый голос Олейникова:
– На билетик не передадите?
Зорин обернулся:
– Почему вы не пришли на встречу?
– Мне не очень понравилось утреннее рандеву с вашими коллегами из Москвы. Решил удостовериться, что сейчас они не с вами.
– К нам они не имеют никакого отношения, ей богу!
– Будем на него надеяться, Сергей Александрович… Но плошать тоже не надо. В вашей конторе есть люди с разными интересами. «Крота-то» не вычислили?
– Занимаемся.
– Ну и ладно, занимайтесь… Я вот что хотел спросить. В космических аппаратах ведь полно всяких оптических приборов?
– Наверное… – пожал плечами Зорин.
– Значит, на завод поступает оптика. И мне бы хотелось без шума выяснить: кто из лиц, имеющих доступ к секретной информации, одновременно имеет доступ к этой самой оптике, точнее, к ее поставкам и распределению.
– Вы думаете, на этом участке возможна диверсия? – взволнованно спросил Зорин.
– Да нет, – успокоил его Олейников, – телескоп хочу смастерить, на звезды смотреть.
– Почему вы мне ничего не объясняете? – обиделся Зорин. – Вы мне не доверяете?
– А вы мне?.. Как вам приказал генерал Плужников? Оказывать содействие? Вот и оказывайте.
Трамвай остановился, Олейников соскочил с подножки и растворился в толпе.
* * *
Вокруг топливного бака, лежавшего на специальном стенде, суетились Цибуля, Либерман, несколько рабочих и инженеров. Осуществлялась проверка герметичности – мощный компрессор накачивал внутрь бака сжатый воздух. За процессом с волнением наблюдали Онегин, Брагин, Копейкин и Зорин.
Компрессор выключился. Один из рабочих в рваных штанах глянул на манометр:
– Давление в норме.
– Бак герметичен, – подтвердил Либерман.
– А что скажет товарищ Цибуля? – поинтересовался Зорин.
Цибуля прошелся вокруг бака, прислушался.
– Не свистит, – авторитетно заявил он.
– Н-ну, раз не с-свистит, – улыбнулся Онегин, – д-давайте на монтаж!
Цибуля махнул рукой, и рабочие стали перегружать бак на транспортную тележку.
Зорин наклонился к Копейкину:
– Роблен Порфирьевич, мне бы хотелось аккуратно… без шума… выяснить, кто на заводе отвечает за поставки оптических приборов.
– Так это мы сейчас… – расплылся в угодливой улыбке Копейкин и, повернувшись к Онегину, громко крикнул: – Товарищ Онегин, а кто у вас поставками оптики занимается?!
– Я же просил без шума, – прошипел Зорин.
– А что, это как-то связано с диверсиями?.. – испугался Копейкин.
– Никак, – громко ответил Зорин, к которому подошли Брагин с Онегиным, и, краснея, добавил: – Телескоп хочу собрать. На звезды смотреть.
– А… на звезды… – делая вид, что все понял, протянул Копейкин.
– Товарищ майор, а у меня на складе есть один телескопчик, – сказал Брагин. – Списанный, но вполне в рабочем состоянии. Могу подарить.
– Спасибо… – буркнул Зорин.
Пока они разговаривали, топливный бак уже подвезли к ракете и, подцепив специальным краном, перегрузили с транспортной тележки на стапель. Рабочие приготовились к монтажу.
– Вась Василич, давай еще раз бак дунем? – предложил Цибуля Онегину.
– Так только ж дули… – возразил Либерман.
– На всякий случай, – сказал Цибуля, – согласно анамнезу.
Онегин махнул рукой. Рабочие подключили к баку шланги от компрессора.
Цибуля подошел к рубильнику и включил подачу воздуха.
Стрелка манометра стала подниматься вверх… но Цибуля тут же выключил рубильник.
– Д-дядя Коль, т-ты чего? – удивился Онегин.
– Да ничего! – раздраженно ответил Цибуля, вынул из кармана свой пузырек, сделал глоток и сообщил: – Свистит паскуда, будь она неладна!
* * *
Стемнело. Олейников, оглянувшись, зашел в подворотню дома Цибули. Из-за угла осторожно выглянул во двор.
Перед подъездом на лавочке курили Грошев и Юров!
– Вот черт! – прошептал Олейников, повернулся, чтобы уйти, и нос к носу столкнулся с Катей!
От неожиданности Катя вскрикнула, но Олейников успел прикрыть ей рот ладонью.
– Тихо, я прошу… – прошептал он ей.
Чекисты прислушались.
– Пойдем проверим, что там, – сказал Грошев.
Они встали и, на ходу вынимая из карманов пистолеты, направились к подворотне. Заглянув за угол, они увидели… целующуюся парочку! Стоявший к ним спиной Олейников крепко сжимал пытавшуюся вырваться Катю. Но ее попытки становились все более вялыми. Наконец она затихла в его объятиях, ее руки мягко легли ему на плечи, и она замерла, прильнув к нему всем телом.
– Дома надо целоваться, – буркнул разочарованный Грошев.
Чекисты развернулись и удалились на свое прежнее место.
Олейников, схватив Катю за руку, быстро вытащил ее из подворотни на улицу. Они отбежали немного в сторону и остановились у стены.
– Так поздно… – зашептал Олейников. – Ты что тут делаешь? Сбежала из дома? А муж?..
– Сережа с Либерманом в командировку уехал… Петька спит… – сказала Катя и вдруг крепко-крепко прижала к себе Олейникова и стала целовать его губы, его щеки, его глаза: – Петя, миленький, ты прости, я искала тебя, ждала, хотела поговорить. Я…
– Катя, я тоже… я хочу объяснить… – обнял Катю Олейников.
– Не надо! Не надо ничего объяснять! Я простила, я все тебе простила…
– Прости меня, Катенька, так надо было…
Катя расплакалась, сквозь слезы она продолжала шептать ему в ухо:
– Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя!
Олейников крепче обнял ее и стал гладить по щеке. Потихоньку она успокоилась. Несколько минут они стояли молча, обнявшись.
– Мы не можем быть вместе… – вдруг твердо сказала Катя.
– Почему? – спросил Олейников, отстраняясь. – Ты любишь Сергея?
– Когда ты исчез, началось такое… – Катя вздрогнула. – Меня допрашивали, угрожали. Сережа нашел свидетелей, доказал, что мы с тобой расстались, кому-то дал какие-то деньги… Он и за мать твою хлопотал… Нас не тронули.
Олейников молчал. Почему? Почему так несправедлива жизнь? Когда он получил задание от Кубина, его сердце словно разорвалось на две части – одна половинка целиком принадлежала его Родине, вторая – безумно любила Катю. И он сделал выбор. Сделал ради своей страны… Но почему столько страданий досталось невинным? Почему столько жизней порушено? Прав был, наверное, Брагин, когда сказал: было б два сердца – проще жить бы было…
– А Петька?.. – затаив дыхание, спросил Олейников.
– Это… не твой сын… – Катя ласково провела рукой по небритой щеке Олейникова. – У меня другая жизнь. Другая! Прощай…
В ее глазах вновь
