Богомил Райнов - Утро — еще не день
Заметив, что я оглядываюсь вокруг, дама обращается ко мне:
— Вы не туда смотрите, Альбер, у вас достаточно объектов для наблюдения на улице. Помещение оставьте для меня, тем более что важнейшее тут — лестница, а она у вас за спиной.
Официантка приносит заказ и уходит, а Мод добавляет:
— Если появятся нежелательные посетители, я наступаю вам под столом на ногу.
— Только не очень сильно, — торопливо предупреждаю ее.
Часы показывают без пяти одиннадцать, когда на стоянке наконец паркуется машина, которая привлекает мое внимание: из нее выходит Томас. Он старательно запирает свой «опель» и с чемоданом в руке направляется к двери «Самсона», где и исчезает.
Минуты через три из «форда», остановившегося напротив кафе, выходит незнакомый мужчина. Он тоже направляется к фирме «Самсон» и исчезает за дверью.
Еще через две минуты из этого же «форда» выходит второй господин и непринужденно двигается к стоянке. Поравнявшись с «опелем» Томаса, он отпирает дверцу и так же непринужденно садится в автомобиль. Можно допустить, что господин обнаружил какие неполадки, и это вынуждает его выйти и поднять капот. Покопавшись в моторе, мужчина опускает капот, садится в «опель» и, видимо, собирается ехать. Но, наверное, неполадки в двигателе не устранены или же незнакомец изменил свое решение, ибо он вдруг выходит из автомобиля, запирает его и возвращается к своему «форду». Через минуту в дверях «Самсона» появляется первый господин и также садится в «форд».
Мод заметила мой возросший интерес к событиям внешнего мира, но не спрашивает, что там происходит, она продолжает делать свое дело: наблюдает за помещением.
В одиннадцать часов пятнадцать минут Томас выходит из дома и, держа в руке чемодан, направляется к своему автомобилю. Отпирает дверцу, садится за руль, видимо, пробует включить мотор, и в этот момент передняя часть «опеля» исчезает в пламени и дыму, раздается глухой взрыв. Господа в «форде» скрываются за углом.
После общего оцепенения, как всегда, начинается суматоха. Толпа зевак, которая издали смотрит на пылающий «опель», густеет. Откуда-то взялся и полицейский. Вскоре слышно завывание сирен служебных автомобилей.
Мод сохраняет присущее ей спокойствие, хотя и повернулась лицом к окну — иногда чрезмерное безразличие может вызвать подозрение. Но до нас нет никому дела. Посетители и официантки припали к окнам и наблюдают то, что происходит на улице.
— Снова террористы! — авторитетно заявляет пожилая женщина в огромной фиолетовой шляпе.
— Может, даже есть жертвы… — почти восторженно выкрикивает другая женщина.
После вмешательства пожарников и появления санитаров выясняется, что единственной жертвой стал какой-то мужчина, но никто из присутствующих дам не может высказать более или менее убедительного предположения о личности потерпевшего. Определенную информацию по этому поводу им могла бы дать Мод, но она воздерживается.
Когда общее возбуждение утихает и официантки наконец вспоминают о своих служебных обязанностях, я заказываю еще одно мороженое и еще один кофе. На улице уже нет ничего интересного, но нам и торопиться некуда. При такой ситуации торопиться ни к чему.
Поднимаемся, когда в кафе начинается обеденный наплыв людей. Пожарники, санитары, полицейские и следственный фотограф уже давно закончили свое дело.
— Проверьте, не подложили ли и вам бомбу, — советую я даме, когда мы садимся в «мерседес».
— Если подложили, то она предназначена для вас, — отвечает Мод. — Я очень мелкая личность, чтоб мне подкладывать бомбу, Альбер.
Проходят три долгих дня, заполненных дремотой, чтением и вялыми раздумьями, прежде чем осуществляется путешествие, которое было обещано. Вопреки моим надеждам, это поездка не в Австрию и не в Швейцарию, а только в Штутгарт.
Трогаемся рано утром, пока не так жарко, после легкого завтрака и незначительного изменения внешности, о котором уже рассказывалось. Проезжаем заполненную транспортом пригородную зону — тут движение преимущественно встречное — и добираемся до просторной автострады.
— Вы такая загадочная в этих темных очках, — говорю я. — И молчаливая, словно сфинкс…
— Мы с вами наговорились за эти два месяца, — говорит Мод мелодичным голосом диктора детских радиопередач.
— За два с половиной месяца, — поправляю ее я. — И если кто-то наговорился за это время, то не вы, а я. Вы только и знаете, что молчите, боясь нарушить инструкции Сеймура.
— Шеф не давал мне инструкций молчать.
— Тогда говорите!
— Что вас интересует, Альбер?
— Думаю, я имею право знать, чем закончится вся эта историю?
— Не верю, что это так уж вас волнует.
— Не «так уж», но в какой-то мере…
Мод не отвечает, уставив глаза в грузовую машину, едущую впереди, — алюминиевую громаду с зелеными буквами фирмы «Саламандра». Она давно уже могла бы обогнать ее, но боится, чтобы какой-нибудь автомобиль сзади не стукнул нас в самый ответственный момент. Наконец обгон завершен. С облегчением вздыхаю и закуриваю сигарету.
— Если вы волнуетесь за своих подруг, то могу вас заверить, что с ними все порядке.
— Но тех подруг вы же навязали мне.
— Только по службе, Альбер. Интимные отношения — исключительно ваша инициатива.
Она снова замолкает, потому что впереди еще одна грузовая машина. Однако едет она довольно быстро, и дама, подумав, решает не обгонять ее.
— Да, ваши подруги живы и здоровы. Мне даже кажется, что теперь они помирятся — им уже некого делить.
— Почему же! А Мур? А Добс?..
— Таких, как Мур и Добс, они могут иметь десяток. Речь идет о женихе, Альбер. Вечная мечта дурех.
— Знаю, знаю. Ваш взгляд на это мне известен. Не морочьте мне голову женскими историями.
— Женские истории — это составная часть человеческих историй, друг. Томас, прежде чем сделать свой фатальный визит к «Самсону», оставил у Дейзи письмо для нашего посольства и копию фактуры. Узнав о гибели своего возможного мужа, Дейзи передала документ Муру, а тот отнес их куда надо. Короче говоря, Райен задержан, и проводится следствие.
— Это еще ничего не значит.
— Райен, наверное, не разделяет вашего мнения. Обвинение против него довольно весомое и подтверждается по всем линиям.
— Вы думаете, что доклад Сеймура извлекли из архива?
— Я ничего не знаю про его доклад.
— Извините, вы никогда ничего не знаете.
— Неблагодарный!
— И все-таки Райен как-нибудь выпутается. Америка — страна неограниченных возможностей, в частности, для таких, как Райен-отец.
— В Америке, как и везде, у сильных людей есть и сильные недруги. Не думаю, чтоб противники Райенов не воспользовались такой чудесной возможностью свести с ними давние счеты.
— Буду рад, если окажется, что вы не ошиблись. Ведь приятно сознавать, что столько усилий было затрачено недаром. Имею в виду прежде всего усилия Сеймура, а также и ваши.
— Какие усилия, Альбер? Я просто выполняю распоряжения.
— Вы когда-нибудь обгоните эту машину или нет?
— Зачем, Альбер? Потом появится другая. Неужели вы не заметили, что самое разумное — двигаться в своем ряду с умеренной скоростью?
— О, поэтому Сеймур никогда вам и не улыбается: вы хотите двигаться в своем ряду, да еще и с умеренной скоростью!
Прибываем в Штутгарт, а точнее, под Штутгарт, после обеда. Мод сворачивает с шоссе на какой-то холмик и останавливается перед маленькой гостиницей, что прячется среди деревьев.
— Зачем мозолить людям глаза? — объясняет она. — Тут чистенько и хорошая кухня.
— К чему эти оправдания? — спрашиваю. — Разве мы тут будем зимовать?
— Я ничего не знаю, — отвечает дама и идет оформлять документы.
Точно так же она ничего не знает и во время обеда, и потом, когда я прихожу к ней в комнату, чтоб добиться каких-то сведений о предстоящих планах.
— Уже время просыпаться, — доносится до меня ее мелодичный голос.
Она еще дважды повторяет это, прежде чем я решаюсь открыть глаза.
— Что случилось?
— Вы спите уже два часа.
— Ну и что?
— К нам могут заглянуть гости, — объясняет женщина, которая никогда ничего не знает.
Гости прибывают под вечер и в одиночестве. Это, конечно же, Сеймур. Он даже не позволит выйти из серо-стального «мерседеса», такого же, как и у Мод, — ждет, пока мы приблизимся к нему.
— Садитесь, дорогой мой…
— Мои вещи наверху…
— Пусть лежат. Мод уберет их.
Сажусь спереди и бросаю взгляд на даму; она в ответ легонько кивает, улыбаясь неуловимой полуулыбкой, словно говорит мне: «Прощайте, счастливого пути!»
«Мерседес» срывается с места и стремительно набирает скорость — давно знакомый мне шоферский стиль американца. Когда мы выезжаем на автостраду, Сеймур увеличивает скорость до двухсот километров. Такое я тоже уже видел: так летел он когда-то по улицам Копенгагена.
— Если все будет хорошо, в эту ночь вы перейдете границу, — наконец сообщает мне Уильям.
