Чингиз Абдуллаев - Отрицание Оккама
– Я сама решу, что мне лучше, что мне хуже. – Она снова бросила трубку, не попрощавшись.
Дронго усмехнулся, убрал телефон.
– Завтра в Москву возвращается Гловацкий со своей дочерью, – сообщил он Эдгару, – но боюсь, что уже завтра нам с тобой нужно будет срочно слетать в южную республику и записаться на прием к премьер-министру Малхазову. Надеюсь, он нас примет. А еще лучше, если я попрошу, чтобы ему позвонил Николай Данилович. Ему Малхазов отказать не посмеет. Кирпичников не только сенатор, но и зять самого Богдановского. Я думаю, будет правильно, если тот попросит за нас у премьера.
– Тогда звони прямо сейчас, – посмотрел на часы Вейдеманис, – уже поздно. Он может уехать с работы или отключить свои телефоны.
Дронго снова достал мобильный. Набрал номер сенатора. Долгие гудки и незнакомый молодой мужской голос:
– Приемная сенатора Кирпичникова. Кто говорит?
– Мне нужен Николай Данилович, – сказал Дронго, – передайте ему, что звонит Дронго. Он меня знает.
– Я тоже вас знаю, – обрадовался помощник. Это был Арсений, тот самый, с которым Кирпичниковы летали в Италию. – Разве вы меня не помните? Я был вместе с ними в Милане.
– Очень хорошо. Конечно, помню. Соедините меня с ним.
– Он сейчас на совещании, – понизив голос, сообщил Арсений, – а какой у вас вопрос? Я могу передать. Как только он освободится, мы вам перезвоним.
– Договорились. Спасибо, Арсений, вы самый понимающий человек среди всех, кто окружает вашего шефа.
– Только не говорите этого в присутствии его супруги, – рассмеялся Арсений.
Когда Дронго был уже дома, раздался звонок. Арсений не подвел.
– Я завтра утром лечу на прием к премьеру Малхазову, – сообщил Дронго, – вместе со своим другом. Вы можете позвонить премьеру, чтобы он нас сразу принял? У меня к нему буквально десятиминутный разговор.
– Конечно, позвоню, – сразу согласился Кирпичников, – это имеет отношение к вашим розыскам?
– Да, – строго ответил Дронго, – иначе я бы не стал беспокоить такого занятого и проницательного человека, как вы.
Кирпичникову комплимент явно понравился. Он даже хрюкнул от удовольствия. Через сорок минут он позвонил и сообщил, что премьер-министр будет ждать московских гостей завтра в полдень у себя в кабинете. На следующий день ровно в двенадцать часов они вместе с Эдгаром вошли в кабинет Малхазова.
Глава 17
Премьер-министр был небольшого роста. Он был удивительно похож на своих племянников. Или они на него. Выпученные глаза, голова, прочно сидящая на теле без шеи, темный цвет лица, крючкообразный нос. Увидев гостей, он поднялся и пожал им руки, приглашая к столу.
– Мне звонил Николай Данилович, – сообщил премьер, – чем я могу вам помочь? Он сказал, что вы расследуете причины неожиданной смерти его родственника, брата его жены. Мы все очень сожалели по поводу случившегося, – по-русски он говорил с заметным акцентом, но грамотно, сказывалась учеба в институте имени Плеханова, – и выражали свои соболезнования господину Богдановскому.
– Спасибо, – кивнул Дронго, – у нас к вам необычный вопрос. Понимаю, что он может вас обидеть. Но нам крайне важно получить на него ответ. И не потому, что мы кого-то конкретно подозреваем. Наоборот. Нам важно снять подозрения, убедившись, что это действительно был несчастный случай, – он не стал говорить про убийство. Такое сообщение насторожило бы премьера, и тот мог отказаться отвечать на их вопросы.
– Задавайте ваш вопрос, – улыбнулся премьер, – я человек крепкий. Всякое видел на своем веку. Как-нибудь выдержу. Что вы хотели меня спросить?
– Вы хорошо знаете Аристарха Павловича и его семью, дружите с его зятем, – начал Дронго, – и нам известно, что вы близко общаетесь и дружите еще с одним человеком. С сенатором Анваром Махметовым.
– Если это вопрос, то вы напрасно летели к нам. Можно было спросить по телефону. Или вообще не спрашивать. Все и так знают, что это правда, – улыбнулся премьер, – я действительно знаю семью господина Богдановского и дружу с некоторыми членами его семьи. А среди моих близких друзей есть и два члена Совета Федерации – Николай Кирпичников и Анвар Махметов.
– Это еще не вопрос, – сказал Дронго, – вопрос у меня более конкретный. В день смерти Егора вы вызвали к себе днем вашего племянника Казбека и попросили его поговорить со своим другом…
По мере того как он говорил, у премьера портилось настроение.
– Вы хотели предостеречь Егора от связи с замужней женщиной, которая…
– Достаточно, – прервал его премьер. – Я все понял. Да, эта женщина была супругой моего друга. И я хотел через своего племянника предостеречь молодого Богдановского от неприятных последствий, которые, увы, произошли. Он был немного неуправляемым человеком. И он, конечно, не послушался Казбека. Даже демонстративно увез ее с собой во время приема. Что потом случилось, вы знаете. И все узнали. Он почувствовал себя плохо, и она ночью повезла его в больницу. Она поступила очень благородно, у меня нет слов. Но ей не нужно было ночью находиться в его квартире. Замужняя женщина ночью обычно остается в своем доме, рядом с мужем, даже если она известная актриса.
Она оказалась в больнице, и об этом стало известно журналистам. Все газеты написали об этом сенсационном случае. Мой друг оказался опозорен. Теперь он разводится с этой женщиной. Зачем нужно было доводить ситуацию до этого? Нужно было послушать меня и порвать с замужней женщиной. Вы не считаете, что я прав?
– Наверное, – кивнул Дронго, – но в каждом отдельном случае необходимо разбираться. А если это любовь? Если они не могли жить друг без друга?
– Такую любовь у нас иначе называют, – сурово отрезал премьер, – никто не имеет права встречаться с женой другого человека. И она не должна себе такого позволять. Если безумно любите друг друга, то будьте честными людьми, уйдите от своего мужа и от своей жены и живите вместе. Но только после официальных разводов.
– Вам не кажется, что у вас несколько ортодоксальная точка зрения? – улыбнулся Дронго.
– У меня единственно правильная точка зрения, – ответил премьер. – Так в чем был ваш вопрос, я не совсем понял? Или это была только прелюдия к вопросу?
– Когда вы поручали своему племяннику поговорить с Егором, чтобы он отказался от встречи с… этой женщиной, знал ли об этом ее супруг?
В комнате наступило тяжелое молчание. Премьер нахмурился. Посмотрел куда-то в окно. Постучал пальцами по бумагам, которые лежали перед ним.
– Трудный вопрос, – честно признался он, – очень трудный. Вы понимаете, мы с ним знакомы и дружим много лет. И когда у него такое несчастье… А это ведь настоящее несчастье. Его дочь потребовала, чтобы он немедленно развелся. Его семья – братья, сестры были очень расстроены. И все его друзья переживают.
Он снова посмотрел куда-то в сторону:
– Я вам отвечу только потому, что Егора уже нет в живых и он умер от приступа язвы. Если бы его, не дай бог, убили или произошел бы несчастный случай, я бы не стал вам говорить. Да, конечно, знал. Все знали, и мой друг уже догадывался. Поэтому он не поехал в тот вечер на прием к отцу Егора. И не пришел на похороны. Ему было неприятно, что молодой человек, сын его знакомых, так непристойно себя ведет. Хотя я согласен, что виновата в этой ситуации была и супруга нашего друга. Я честно ответил на ваш вопрос. У вас есть еще какие-нибудь вопросы? Учтите, что мы договаривались на десять минут. У меня начнется совещание в двенадцать тридцать.
– Все, – поднялся Дронго, – спасибо вам большое. Извините, что мы вас побеспокоили. И извините за наши вопросы.
– Ничего, – ответил премьер, – я вас понимаю. О случившемся написали все газеты, конечно, вы хотели узнать правду. Я вас понимаю, – он пожал им руки и вернулся к столу.
Их самолет должен был вылететь через полтора часа. Они приехали в аэропорт. Дронго все время молчал. Эдгар смотрел на своего друга, понимая, что ему необходимо осмыслить происшедшее.
– Значит, все-таки Махметов? – не выдержал Эдгар, когда они пошли на посадку.
– У меня и так плохое настроение, – мрачно ответил Дронго, показывая в сторону летного поля, – мне еще предстоит целый час сидеть в самолете, а ты задаешь такие вопросы. Формально получается, что у нас остался один подозреваемый – сенатор Махметов. Но я все равно не верю в его причастность к этому убийству. Не получается. Он отказывается идти на прием и посылает туда убийцу? Не совсем логично. Ведь его жена на глазах у всех уезжает с молодым Богдановским. И все понимают, что главный подозреваемый в любом случае будет муж этой женщины. Тогда зачем сенатору так подставляться? Наоборот, по логике он должен обязательно присутствовать на приеме, улыбаться своему сопернику и ждать, пока его отравят. Хотя бы для того, чтобы гарантировать свое алиби и не пускать свою супругу на эту ночную встречу. Но вместо этого он отказывается появляться на приеме, чем провоцирует свою жену уехать с Егором.
