Операция прикрытия - Эдуард Анатольевич Хруцкий
Эвальд еще раз внимательно прочитал последние донесения о действиях банды. В них все время упоминалось слово «деньги». Деньги! А зачем они, собственно, капитану Юхансену? Что он будет делать с ними? Продукты он получает у кулачья-хуторян или силой забирает в любом доме и магазине. Действительно, не будет же он покупать их за деньги. Пришел в магазин, протянул рабочие карточки и деньги, отоварился — и обратно в лес. Нет, не для этого ему нужны деньги, не для этого. А для чего? Просто для коллекции? Или жалованье бандитам платить? Что-то не так здесь. Ой, не так…
Страница дела 121. Любопытная страница. Где же это? Ах вот.
«Начальнику уездного отдела милиции.
3 мая 1945 года меня разбудил дежурный по уездному отделу и сообщил, что ограблена квартира зубного врача Якобсона Х.М. По прибытии на место происшествия мною установлено следующее:
1. В квартиру Якобсона проникли четверо. Двое в форме работников милиции, двое в штатском. Они потребовали у Якобсона немедленной выдачи золота. Якобсон отказался. Тогда пришедшие схватили дочь Якобсона, шестнадцатилетнюю Кай, и пригрозили отцу насилием. Якобсон, опасаясь за дочь, выдал золотые пластины и золотые монеты. Пластин отобрано 54. Монет 138. Кроме того, бандитами изъято 14 золотых коронок, а также отобраны личные вещи из золота. Часы мужские карманные с двумя крышками фирмы “Мозер”, часы мужские наручные, на золотом браслете, фирма “Докса”, часы женские на золотом браслете, фирма “Таван-Вач”, колец обручальных два, колец женских с бриллиантами три, браслет женский золотой, цепочек нашейных пять, медальон с портретом матери Якобсона, один.
Приметы налетчиков прилагаются в протоколе.
Исходя из примет, считаю, что работал Юхансен со своими людьми.
Уполномоченный ОББ НКВД ЭССР. Чернов».
А вот еще два случая, когда бандиты забирали золотые вещи. Один раз при нападении на чайную, второй — просто грабеж на дороге.
Золото! Юхансену нужно золото. Золото можно продать и получить любые деньги. Золото — деньги. Его можно продать за шведские кроны, а купить за рубли. Как глупо. Ведь он никогда не думал об этом. Эвальд поднял трубку.
— Дежурный НКВД капитан Сакс.
— Это Пальм беспокоит вас.
— Слушаю.
— Где в городе можно купить золото?
— Решили выгодно вложить деньги?
— Пока нет, но всякое может случиться.
— У нас есть два антикварных магазина, где покупаются и продаются ценности.
— Спасибо.
Эвальд положил трубку. Это в Таллине. А в Пярну, Тарту, Нарве? Как все, оказывается, просто. А он за войну уже успел отвыкнуть от этой простоты.
Зазвенел телефон.
— Пальм.
— Это Куккер, товарищ капитан.
Звонил оперативник, посланный Эвальдом в Наркомфин республики.
— Есть что-нибудь?
— Как сказать…
— Заходите.
Куккер появился сразу, буквально через минуту. Казалось, что он все время стоял за дверью. Невысокий, плотный, с чуть приплюснутым носом и поврежденными бровями, он был похож на боксера-профессионала, что, впрочем, было сущей правдой. В тридцать восьмом он стал чемпионом Эстонии, ездил в турне по Прибалтике и Польше, бывал в Советском Союзе. Эвальд по сей день помнит его бой с Львом Темурьяном в ЦПКиО имени Горького. Правда, тогда еще Эвальд не знал, что Рудольф Куккер — связной подпольного ЦК комсомола Эстонии. Потом война, подполье. Спортивный магазин стал отличной «крышей» для бывшего чемпиона.
Он и сейчас был похож на хозяина магазина. Рудольф появлялся на работе в пиджаках необыкновенного покроя, ярких рубашках и неизменном галстуке-бабочке. Офицеры, недавно пришедшие в наркомат из армии, ребята, приехавшие из России в помощь эстонским коллегам, буквально цепенели, увидев в коридоре человека, пестротой одежды напоминающего птицу колибри.
Однажды кто-то попытался «поставить вопрос о буржуазных вкусах», но тут же за Куккера вступились и руководство отдела, и сам нарком. Эвальд слышал, как в столовой подполковник Соснин подошел к одному из «зачинателей скандала» и, улыбаясь, сказал:
— Я слышал, что вам не нравится галстук старшего лейтенанта Куккера? Так вот, когда вы сможете работать так, как он, я разрешу вам приходить на службу хоть в купальном костюме. Ясно?
Всем стало ясно, и Рудольфа оставили в покое. Слава лучшего оперативника прочно закрепилась за Куккером.
Но сегодня Рудольф превзошел самого себя. Он был в песочном однобортном костюме, малиновой шелковой рубашке и коричневой, в белый горошек бабочке. Куккер присел у стола, достал блокнот. Рукава пиджака опустились, обнажив огромные янтарные запонки, исполненные в виде боксерских перчаток.
— Так, Эвальд Альфредович, кое-что есть, — сказал Рудольф, неодобрительно покосившись на дымящуюся в пепельнице папиросу. — Кое-что.
— Давайте, Рудди. — Эвальд погасил папиросу. — Давайте.
— Об отправке денег знали двенадцать человек.
Эвальд присвистнул.
— Это не так много, как кажется на первый взгляд. Восемь из них отпали сразу. Остались трое. Старший экономист Виктор Киндлус, секретарша начальника отдела Марта Мете и инкассатор Майт Магнус.
— Почему вы отобрали именно этих людей?
— Из восьми оставшихся, нарком и два его зама, два товарища из Москвы и трое людей, которых я знал лично по работе в подполье.
— Весомо. А что же те трое?
— Киндлус оформлял бумаги и получал деньги; у него их принимали сотрудники, ехавшие в уезд. Секретарша Марта Мете печатала приказы о командировке и документы. Инкассатор Магнус должен был ехать на этой машине.
— Любопытно. Почему же он остался?
— Магнус спортсмен, играет в баскет за сборную города. Остался по просьбе спортобщества — в тот день был отборочный матч перед первой спартакиадой республики.
— Послушайте, Рудди, вы все время называете цифру двенадцать, а пока я вижу лишь одиннадцать фигурантов по делу.
— Двенадцать. — Куккер усмехнулся. — Я не ошибся. Именно двенадцать. О поездке знал человек из спортобщества.
— Кто?
— Тренер.
— Откуда вы знаете?
— Он позвонил замнаркому и просил освободить Магнуса от поездки в уезд.
— Кто тренер?
— Пауль Калле.
— Что известно о нем?
— Профессионал. Я его знаю. Человек, всю свою жизнь любивший свои мышцы. Да… Я понимаю, что вы хотите спросить, капитан. При немцах он тренировал гимназическую команду.
«Как сложно все, — подумал Эвальд. — В армии все просто, а здесь оккупация, практически неизвестность. Политики, ставшие бандитами, спортсмены-профессионалы вне политики. Каша».
— Ну что же делать будем?
— Подождите. Я знаю Калле. Он действительно вне политики. В 1942 году он долго объяснял мне, что спорт и искусство стоят вне общественной жизни…
— Искусство ради искусства, и спорт ради спорта?
— Немножко не так. У него теория более стройная. Спорт делает человека физически красивым, а искусство красит душу, создает особый внутренний мир, уберечь который от внешних посягательств помогает сила.
— Чушь какая-то. Симбиоз Ницше и раннего Вольтера.
— Что вы сказали, капитан?
— Ничего, это я пытаюсь обосновать его философскую платформу.
— Я слабо в
