Сергей Донской - Дай умереть другим
Главным украшением стола служил так называемый бонсай – карликовое деревце в китайской плошке на драконьих лапах. Карликовую яблоньку два года назад подарила Зинчуку единственная дочь. То был день его рождения, поэтому Светочка была мила настолько, что научила отца подрезать корни растения, ограничивая ему рост. Они выпили шампанского и пожелали друг другу удачи, после чего дочь села в самолет, который должен был доставить ее в лондонский аэропорт Хитроу, а перенес… прямиком в могилу.
Сразу после этой трагедии на столе Зинчука возникли фотографии дочери, и все, кому выпадала честь лицезреть их, почтительно умолкали. Четырехлетняя Светочка в детской панамке, семилетняя Светочка в лицее, двенадцатилетняя Светочка в обнимку с папой на борту яхты и так далее и тому подобное. Не так давно галерею снимков довершил еще один, что вызывало у людей несведущих полнейшую растерянность. Покойная Светлана вновь позировала перед фотообъективом со своим отцом, но на этот раз – в подвенечном платье. О том, что это подмена, знали немногие.
Для того чтобы создать эту иллюзию, Зинчук затратил массу времени и средств. Он искал не просто точную копию своей любимицы, но выдвигал требование, чтобы претендентка являлась ровесницей и тезкой дочери.
Мечта осуществилась. Обретя Светлану Кораблеву, Зинчук почти перестал ощущать невосполнимость утраты и заново научился радоваться жизни. Он сотворил себе кумира и был готов боготворить молодую жену до конца своих дней. Но тут явился проклятый Сосо и все испортил. Единственную любовь Зинчука, в которой воплотились его отцовские и просто мужские чувства, испоганил уголовник, сделавший это умышленно, чтобы лишний раз подчеркнуть свое превосходство. Для того чтобы унизить Зинчука окончательно, он даже взялся откармливать его жену, словно она была обыкновенной гусыней или телкой.
Черножопый выблядок, дикарь! Чтоб он сдох, этот Сосо Меда…
…швили возник в кабинете внезапно, как черт, которого даже мысленно поминать не рекомендуется, тем более к ночи. Черные волосы глянцево лоснятся от геля, вокруг – запах дорогой парфюмерии и пота, в руке щегольский суперплоский пистолет.
– В следующий раз, – заявил он, усевшись напротив Зинчука, – я твоих охранников просто пощелкаю к такой-сякой маме. Это ты распорядился меня не впускать, Володя? Смотри, с огнем играешь.
– Что ты, что ты! – замахал руками Зинчук. – Просто я не успел предупредить службу безопасности, но сейчас ошибка будет исправлена…
– Ай, поздно, – усмехнулся Сосо, засовывая пистолет за пояс. – Я уже сам предупредил твоих русских богатырей. Сейчас они серут жидким поносом, а впереди всех – твой старый комитетчик, который взялся меня пугать. Я ему ствол показываю, а он мне – свой тычет. Пришлось представиться, да. Ты же знаешь, чего одно мое имя стоит, Володя…
– Знаю. – Зинчук протянул руку, чтобы убрать со стола свадебную фотографию, но Сосо его опередил.
– Хорошая девушка, только очень уж тощая, – сказал он, любуясь цветным изображением Светланы. – Ничего, отъестся немножко, ты еще благодарить меня станешь. Ах, скажешь, дорогой, спасибо за участие. – Черные глаза Сосо насмешливо заискрились. – А я отвечу: не стоит благодарности, Володя. Чего для лучшего друга не сделаешь.
– Послушай, – глухо произнес Зинчук, – можно тебя попросить об одном одолжении?
– Конечно, можно, даже нужно! Что я могу для тебя сделать, мой уважаемый компаньон?
– Оставь Светлану в покое. Она моя единственная радость. Я готов заплатить тебе сколько угодно.
– Заплатить? – брови Сосо поползли вверх. – Ты – мне? Уж не из наших ли совместных капиталов, а, Володя? Или, может быть, ты утаиваешь от меня часть денег? Мне больно слышать такое. Это портит наши с тобой отношения, нашу многолетнюю дружбу. Скорее скажи мне, что я ошибаюсь.
– Ты ошибаешься, – выдавил из себя Зинчук.
– Нет! – жестко произнес преобразившийся Сосо. – Я никогда не ошибаюсь! Это ты допустил ошибку, когда решил, что можешь тут боговать, пока я буду заживо гнить на зоне. Ты ни разу не подогрел меня башлями, не поинтересовался, чем мне помочь. А теперь все – масть переменилась, пришло время расплачиваться. Ты мой, Володя. С потрохами!
– Но ведь Светлана здесь ни при чем.
– Очень даже при чем. Она ведь тебе нравится, так? – Демонстративно почесывая промежность, Сосо признался: – Честно говоря, я не в особом восторге от твоего выбора. Но, как твой ближайший партнер, я не могу не проявлять с тобой солидарность, верно, хе-хе-хе? Так что будем мучиться вместе, Володя. Я, в отличие от некоторых, друзей в беде не бросаю. Скажи, ты рад?
Зинчук нервозно передернул плечами и притворился, что ищет на столе какой-то срочно понадобившийся ему документ, однако Сосо никогда не удовлетворялся победой, одержанной лишь наполовину.
– Не слышу, – повысил он голос.
После этого у Зинчука осталось лишь два возможных варианта. Сказать: «Да, я рад, я просто счастлив», и окончательно превратиться в коврик для вытирания ног, который к тому же станет оплевывать всякий, кому не лень. Или выхватить из специальной ниши в тумбе стола взведенный «Вальтер», прикончить обидчика, и тогда будь что будет. Рука Зинчука тянулась к оружию, а разум повелевал ему сидеть спокойно, не дергаться и сохранять благоразумие.
Зинчуку так и не довелось сделать окончательный выбор, потому что судьба подкинула ему дополнительную альтернативу, озвученную телефонным звонком. Вместо того чтобы схватиться за пистолет, его рука поднесла к уху телефонную трубку:
– Алло, кто говорит?..
По мере того как Зинчук слушал голос собеседника, его лицо приобретало восковой, покойницкий оттенок. Сам он ограничивался короткими репликами да междометиями, но уже на первой минуте разговора его голос сделался охрипшим, как будто Зинчук весь день командовал ротой полуглухих новобранцев:
– Что?.. Как-как?.. А?.. Ну…
Не отрываясь от трубки, Зинчук нажал кнопку экстренного вызова и показал жестом ворвавшемуся начальнику охраны: просканируйте телефонный номер. Отставной полковник пробкой вылетел из кабинета, а Зинчук поддерживал разговор еще минут пять, после чего растерянно просипел:
– Вот же еханый бабай. – Он уронил трубку на рычаги. – Что же теперь делать, а?
– Что случилось? – встревожился Сосо. – Проблемы?
– Если бы проблемы… Хуже…
– Владимир Михайлович, – забубнил динамик селектора. – Звонили из телефона-автомата на углу проспекта Мира и Университетской. Там еще ювелирный магазин рядом, «Изумруд» называется.
– Ты ничего не путаешь, Пал Палыч?
– Все точно.
– Он что, полный кретин? – изумился Зинчук, отключив громкоговорящую связь.
– Кто? – резко спросил Сосо, который терпеть не мог разного рода непоняток.
– Да вымогатель этот доморощенный, – ответил Зинчук, ударив кулаком ни в чем не повинный телефон. – Он утверждает, что похитил Светлану, и требует за нее полтора миллиона баксов!
– Стрелку забил? – деловито спросил Сосо.
– Да, через час. На том самом месте, откуда был сделан звонок. Ну, не идиот ли?
– А вот мы скоро узнаем. Нужно его взять и допросить хорошенько. У меня для этого специальный человек есть, Гоги Ванадзе. Однажды он…
– Извини, – попросил Зинчук. – Я должен все проверить, прежде чем принять решение.
Сосо, не привыкший к тому, чтобы его перебивали, насупился, но промолчал. Он хорошо знал, что крысу, загнанную в угол, лучше не доводить до крайности, себе же дороже обойдется. Но про себя принял твердое решение, что, как только Светлана отыщется, он отымеет ее прямо на мраморном столе зарвавшегося барыги. У него на глазах. Во всех позах, которые известны людям и собакам.
Пока Сосо успокаивал нервы армянским коньяком, который всегда предпочитал родному, грузинскому, Зинчук успел навести кое-какие справки и теперь походил не просто на покойника, а на покойника, извлеченного из морозильной камеры.
– Светлана действительно исчезла, – сообщил он с совершенно убитым видом. – Как уехала днем из дома, так больше и не появлялась. Ее сотовый не отвечает. Сейчас мои ребята обзванивают все больницы и отделения милиции, но, боюсь, это ничего не даст. Похоже, этот псих-одиночка не блефует.
Сосо забросил в рот шоколадную конфету и заявил, энергично перемалывая ее зубами:
– Как только он попадет в руки Гоги, у него мигом развяжется язык. Помню, мне вздумал морочить голову один пельмень сибирский, так его сунули в мешок и…
– Извини, – быстро сказал Зинчук, хватая трубку зазвонившего телефона.
«Нет, только минет», – мысленно пообещал Светлане Сосо.
Случайно получившаяся при этом рифма заставила его самодовольно улыбнуться. Каждому грузину приятно открывать в себе поэтический дар, хотя второго Шота Руставели не было, нет и не будет.
– Он в коме, – пробормотал потрясенный Зинчук.
Сосо оставил попытки создать законченное четверостишие и вопросительно уставился на собеседника:
