Кен Фоллетт - Игольное ушко
Теперь ему оставалось только найти транспорт. Стрелочник, наверное, куда-то отлучился, скоро придет. Фабер вышел из дома и увидел сбоку велосипед, прищелкнутый на маленький замок к перилам. Он сломал дужку замка лезвием стилета и уже через минуту ехал по прямой, быстро накручивая педали, удаляясь от полотна железной дороги и будки. Затем срезал угол и выехал на гаревую дорожку.
16
Персиваль Годлиман принес из дома свою маленькую раскладушку. Он лежал на ней в кабинете в брюках и рубашке, безуспешно пытаясь заснуть. Почти сорок лет он не знал, что такое бессонница – буквально с тех пор, как сдавал выпускные экзамены в университете. Сейчас Годлиман с удовольствием поменял бы все его нынешние заботы и тревоги, которые не дают спать, на радостное волнение последних дней студенчества.
Он знал, что тогда был другим человеком, не просто моложе, но гораздо менее задумчивым, склонным предаваться своим мечтам. В те годы он был этаким бродягой, задиристым, полным надежд и честолюбия молодым человеком; намеревался заняться политикой. Он не любил часами сидеть над книгами, грызть науку, поэтому у него действительно были веские причины волноваться перед экзаменами.
Тогда его занимали два основных увлечения – дискуссии и бальные танцы. Он прекрасно выступал в оксфордском студенческом клубе; в местной газете появлялись снимки, на которых Персиваль вальсировал с первокурсницами. Нет, он совсем не был бабником, его мог привлечь секс только с женщиной, которую бы он действительно полюбил – и вовсе не потому, что его сдерживали какие-то высокие моральные принципы, а из-за своего собственного желания.
Так что, когда Персиваль впервые встретил Элеонору, он был все еще девственником. Она, правда, оказалась не первокурсницей, а уже готовым математиком, заканчивала университет; любовь к науке прекрасно сочеталась у нее с женским изяществом, обаянием, теплотой; ее отец умирал тогда от рака легких, после того, как сорок лет вкалывал на шахте и глотал в забое угольную пыль. Персиваль повез ее к своим родителям. Его отец, как главный судья, занимал в графстве видное положение, у них был неплохой особняк, который показался Элеоноре дворцом, но она вела себя в незнакомой обстановке совершенно естественно, с присущими ей добротой и обаянием. Когда его мать попробовала говорить с ней в совершенно неуместном снисходительном тоне и соответствующим образом вести себя, она отвечала ей тактично, но с достоинством, демонстрировала яркий ум и полное пренебрежение к женским колкостям – в итоге Элеонора еще больше покорила сердце юного Персиваля.
Дела шли неплохо. Он получил степень магистра, затем перед первой мировой войной преподавал в частной школе, причем его три раза оставляли на дополнительный срок. Они с Элеонорой были очень огорчены, когда узнали, что не могут иметь детей, но продолжали любить друг друга и были счастливы. Ее смерть явилась для Годлимана колоссальной трагедией. Он потерял интерес ко всему окружающему и решил кончить свою жизнь затворником, навсегда «удалиться» в Средние века.
Эта тяжелая утрата роднила его с Блогсом. Однако война снова вернула его к жизни. Благодаря ей, в нем опять проснулись страсть, напористость, пылкость – словом все то, что помогло ему когда-то стать блестящим оратором, хорошим учителем и будущей надеждой Либеральной партии. Он всей душой желал, чтобы Блогс не замкнулся в себе навсегда, чтобы его не захлестнули горечь и одиночество, чтобы он нашел что-то свое, большое, ради чего стоит жить.
В тот самый момент, когда Годлиман о нем думал, Блогс позвонил из Ливерпуля и сообщил, что Игла проскочил сквозь все заслоны, а Паркин убит.
Услышав эту новость, сидевший на краю раскладушки Годлиман закрыл глаза.
– Мне надо было тебя послать на этот чертов поезд.
– Спасибо! – не преминул съязвить Блогс.
– Только потому, что тебя он не знает в лицо.
– Возможно, что знает. Мы здесь считаем, что он почувствовал ловушку заранее. Единственный, кого он мог видеть, сойдя с поезда, это я.
– Где же он мог тебя видеть? Где? Постой… а что если Лейкестер-сквер?
– Я, правда, вас не совсем понимаю, но если это так, тогда мы, кажется, его недооценили.
– Взяли под контроль паром? – нетерпеливо спросил Годлиман.
– Да.
– Думаю, он им не воспользуется – слишком примитивный ход для него. Более вероятно, что украдет лодку. С другой стороны, Фабер может по-прежнему направляться в Инвернесс.
– Я предупредил тамошнюю полицию.
– Хорошо. Хотя знаешь, вряд ли мы сейчас можем точно сказать, куда он направляется. Будем действовать по обстановке.
– Ладно.
Годлиман встал, взял в руки телефон и стал расхаживать с ним по ковру.
– И еще. Не будь так уверен, что это именно он выскочил из вагона с другой стороны. Продумай варианты, если он покинул поезд до Ливерпуля, на вокзале или уже после. – Годлиман оживился. Он лихорадочно работал мозгами, пытаясь найти ответы на многочисленные вопросы. – Организуй мне беседу с начальником полиции.
– Он как раз рядом.
На секунду возникла пауза, затем в трубке зазвучал незнакомый голос.
– Главный суперинтендант Энтони у аппарата.
Годлиман сразу перешел к делу.
– Доброе утро. Скажите, вы согласны со мной, что человек, которого мы ищем, скорее всего сошел с поезда где-то в пределах вашего графства?
– Вполне возможно, да.
– Хорошо. Теперь пойдем дальше. Самое первое, что ему нужно – это транспорт, так что я вас очень прошу информировать подробно о всех кражах транспортных средств, будь то автомобиль, лодка, велосипед, вплоть до осла в черте ста миль от Ливерпуля за ближайшие двадцать четыре часа. Меня держите в курсе дел, но подробную информацию передавайте Блогсу и вообще постарайтесь работать с ним в тесном контакте, помогать во всем.
– Да, сэр.
– Держите ухо востро в отношении всех преступлений, которые могут быть со стороны бродяг – кража одежды и продовольствия, неожиданные нападения, будьте настороже с проверкой личных документов.
– Хорошо.
– Надеюсь, вы понимаете, мистер Энтони, что человек, которого мы ищем – не просто убийца.
– Я уже догадался, сэр, по тому, как Лондон интересуется этим делом, но естественно, знаю все только в общих чертах.
– Есть что-нибудь?
– Полно. Весь вопрос, какая из этих ниточек ведет к тому, кто нам нужен. Вот ваш завтрак. – Он поставил на стол чашку чая, галеты, сам сел напротив.
Блогс пересел из мягкого кресла на жесткий стул, стал пить чай. Чай был некрепкий, бледно-желтого цвета, но зато очень сладкий.
– Давайте посмотрим.
Энтони вручил ему пять-шесть листов машинописного текста.
– Только не говорите мне, что это все преступления, которые у вас произошли, – сказал Блогс.
– Конечно, нет. Нас не интересуют сейчас пьяные, ссоры на бытовой почве, несоблюдение светомаскировки, нарушения правил дорожного движения или преступления, которые раскрыты на месте.
– Извините. Я все еще не могу проснуться. Сейчас просмотрю все это.
Там значились три ограбления в частных домах. В первых двух случаях украли ценности – золото и меха.
– Он мог украсть это просто из желания пустить нас по ложному следу, – допустил Блогс. – Отметьте места на карте, может, появится какой-то маршрут. – Он передал Энтони первые два листа. Сообщение о третьем ограблении только что поступило, детали были пока неизвестны. Тем не менее, Энтони также нанес место на карту.
В Манчестере ограбили управление по контролю за распределением продовольствия. Унесли сотни продовольственных карточек.
– Ему не нужны продовольственные карточки, тем более так много. Ему нужна еда, – заметил Блогс. Он отложил в сторону еще один листок. Далее шли кража велосипеда рядом с Престоном и изнасилование в Беркинхеде. – Не думаю, что он насильник, тем не менее, на всякий случай нанесите на карту.
Кража велосипеда и третье ограбление произошли рядом.
– Сигнальная будка, из которой украли велосипед, стоит на главной железнодорожной ветке? – спросил Блогс.
– Да, по-моему, так, – ответил Энтони.
– Предположим, Фабер все же остался в поезде, мы его не смогли обнаружить. Не является ли эта сигнальная будка первой остановкой поезда после Ливерпуля?
– Возможно, поезд тормозит там.
Блогс посмотрел на листок.
– Это вопрос национальной безопасности, о важности которого можно не говорить – мы ежечасно информируем по нему премьер-министра.
– Гм… да… понял, сэр. Вот мистер Блогс еще хочет сказать вам пару слов.
Блогс взял трубку.
– Вы вспомнили, когда и как вы видели его? Вы сказали, что…
– Да, вспомнил, но это ничего не дает, как я и говорил. Однажды я встретил его в Кентерберийском кафедральном соборе. Мы даже несколько минут беседовали об архитектуре. Здесь можно почерпнуть только одно – он умный. Насколько я помню, в ходе разговора Фабер сделал несколько очень тонких замечаний.
