Курсант. На Берлин (СИ) - Барчук Павел
— Друг отца, как ты говоришь, написал донос на Сергея Витцке из-за старых, но крепких чувств к твоей матушке. Бывает. Согласен. Есть такие мужчины, которые не в состоянии принять отказ или проигрыш. Но… На кой черт ты сдался этому… Как ты сказал… — Эско пощёлкал пальцами в воздухе, вспоминая фамилию, которую лично я предпочёл бы больше никогда не слышать. — Этому Бекетову. Да… На кой черт ты сдался Бекетову, спустя почти двенадцать лет? Зачем он искал тебя? Был бы ты девкой, куда ни шло. Может, совсем у человека мозги расплавились.
— Ой, ну фу! — Меня аж передёрнуло. Причем это была совершенно искренняя реакция. — Прекратите! Даже думать о таком не хочу. К счастью, я не девка, а парень и ваши намеки крайне неуместны.
— Вот именно. — Риеки прищурился, изучая меня словно произведение искусства, которое чисто теоретически может оказаться фальшивкой. — Зачем ты ему, Алексей?
Ну… В общем-то, вопрос, конечно, со стороны начальника сыскной полиции разумный. Сам бы его задал на месте Эско.
— Черт… — Я усмехнулся, затем опустил взгляд, изображая смятение.
На самом деле быстро, очень быстро соображал, какую часть истории можно еще вкинуть господину полковнику в качестве демонстрации доброй воли.
Про Клячина я рассказал ему практически все. По крайней мере, в общих чертах и то, что не касается спрятанного архива. Было ли это ошибкой с моей стороны? Не думаю.
По большому счёту, в схеме «дядя Коля против чекистов» один черт проиграет либо один, либо вторые. В первом случае Клячин умрёт. А я почему-то не сомневаюсь, что его используют как временный элемент. Во втором случае, Клячин скроется навсегда. Так какая разница, кому и что я рассказал? В данном раскладе это не имеет значения.
Но про архив знать Эско нельзя. Если вскроется правда о существовании документов подобного содержания, боюсь, все мои шпионские планы и задачи рухнут как карточный домик. Ради того, чтоб заполучить столь ценный материал, начальник сыскной полиции Финляндии рискнет даже хорошими отношениями с Третьим Рейхом. Потому что бумаги отца — это настоящая бомба. Тем более, на фоне сложившейся международной ситуации. Так что нет. Нельзя говорить про архив никому.
— Бриллианты. — Выдал я и посмотрел прямо на Риекки. — Перед тем, как вернуться в Советский Союз, отец спрятал в Берлине бриллианты. Не знаю точно, откуда они взялись. Но одно мне известно наверняка, их там много. И еще… Отец спрятал камни так, что никто найти не может. А я смогу. Думаю, что смогу. Есть кое-какие наметки. Клячин, как я говорил, долгие годы был правой рукой Бекетова. Что им двигает сейчас, не знаю. Но очень хочу узнать. Потому что в голове этого чекиста могут иметься какие-нибудь важные сведения насчёт камушков или насчет того, как дальше собирается действовать Бекетов. Одно несомненно — дядя Коля не просто так появился здесь. Не просто так он стрелял в господина Мюллера. И я уверен, как только представится возможность, он попытается со мной встретиться. Но ваши люди маячут, словно бельмо на глазу.
— Ах ты ж… — Риекки громко рассмеялся, закинув голову.
Ему от моих слов даже стало совсем хорошо. По крайней мере, выглядел теперь начальник сыскной полиции почти счастливым.
— Я не ошибся в тебе, Алексей. — Сказал он, когда перестал гоготать аки резвый конь. — Деньги. Вернее, в данном случае драгоценные камни. Вот, что двигает тобой в первую очередь. Ты хочешь быть богатым и свободным человеком. Все эти рассуждения о мести и так далее — чушь собачья. Твой Бекетов желает того же самого. Потому и притащил тебя в секретную школу. Да? Он хотел, чтоб ты отправился в Берлин и разыскал бриллианты. Что там? Отец оставил тебе какие-то подсказки? А потом, видимо, у тебя бы просто забрали найденное, а тебя… Думаю, ты бы как-нибудь глупо погиб. Шел, упал и не очнулся. Вот теперь все встало на свои места. Теперь я спокоен. Ты всего лишь мальчишка, который всей душой хочет оказаться в сытой, прекрасной жизни, подальше от Советского Союза. Фух…
Риекки демонстративно выдохнул и покачал головой, продолжая улыбаться.
— Я уж грешным делом искренне начал подозревать в тебе шпиона. Подумал, большевики сошли с ума. Такого как ты отправить разведчиком.
— Ну отлично, конечно… — Я изобразил на лице обиду. — Такого как я… Звучит несколько оскорбительно.
— Да ладно, Алексей. — Эско подошёл ко мне совсем близко и хлопнул меня по плечу. — Теперь мы точно подружимся. Думаю, я даже смогу выделить время и отправиться в Германию с тобой. Исключительно по рабочим вопросам. Ну и заодно помогу обустроиться на новом месте.
Ожидаемо… Даже очень. Естественно, когда впереди замаячила выгода, причём выгода личная, господин полковник как-то ненавязчиво отодвинул интересы своей обожаемой Финляндии в сторону.
— Главное… — Риекки сжал мое плечо, пристально глядя мне в глаза. — Главное, не допускай подобной откровенности с оберштурмбаннфюрером. Если немцы узнают об истинной причине твоего стремления в Берлин, ты этих бриллиантов никогда не увидишь. Они пойдут на развитие военной промышленности Рейха. Понимаешь, да?
— Конечно. — Я с серьёзным видом кивнул.
— Вот и чу́дно. Теперь давай вернёмся к стрелку. Ты думаешь, он каким-то образом сбежал от своих товарищей, которые ему уже как бы не товарищи, и пробрался сюда. Но зачем ему господин Мюллер?
— Ну… Я могу лишь предполагать. Если вы не против. Только отпустите, пожалуйста, плечо. Не особо люблю, когда меня лапают посторонние люди. С детского дома, знаете ли, пошла такая ерунда. Нервничаю сильно. Могу сделать глупость. Например, вывернут вам запястье.
— О… Конечно. — Эско сразу убрал руку. — Минутку подожди и мы продолжим наш разговор.
Он подмигнул мне, а затем попятился к выходу из номера.
— Нужно остаться вдвоем. Действительно вдвоем. Этот разговор не для лишних ушей. — Сказал Риекки с улыбкой и выскочил за дверь.
Я так понимаю, рванул в соседний номер, чтоб избавиться от слухача. Не в буквальном, конечно, смысле. Просто сейчас даст ему какое-нибудь особо важное задание да и все.
Я обошел кресло, уселся в него. Задолбался стоять, если честно. Тем более, когда вернется господин полковник, разговор у нас продолжится.
Эско Риекки… Интересный человек. То есть наличие в истории брюликов момениально убедило его в том, что со мной можно иметь дело. Тем более, когда это дело несет прямую выгоду самому полковнику.
Да, не сомневаюсь, теперь Риеекки порвёт все возможные и невозможные места, чтоб сопроводить меня в Берлин лично. Более того, он трупом ляжет, лишь бы я наверняка попал в этот город. Думаю, прямо сегодня начальник сыскной полиции устроит встречу с Мюллером. Который, кстати, совершенно непонятно, чем здесь занимается. Здесь, имею в виду, в Финляндии. Надеюсь, в ближайшее время решится вопрос с Клячиным и я смогу уделить время оберштурмбаннфюреру.
Будет ли мне мешать Риекки? Скорее нет, чем да. Возможно, я даже смогу извлечь пользу из его участия в поиске бриллиантов. Главное, чтоб полковник продолжал свято верить, меня интересуют в первую очередь камушки.
А я… Мне выдалась удачная возможность использовать в своих целях самого́ начальника сыскной полиции. У него есть связи в той же Германии. В некоторых моментах он будет очень полезен. Пока я твердо встану на ноги, кое-какую работенку можно будет свалить на Эско. Так что, если он действительно попрется со мной в Берлин, черт с ним. Найду применение талантам Риекки.
Интересно, просчитывал ли такой вариант Панасыч? Он же понимал, не мог не понимать, когда я увижу Клячина, в моей голове возникнет куча сомнений и вопросов. По-любому я захочу встретиться с дядей Колей, чтоб поговорить. И в данном случае Эско — это не стена. Его в сторону тихонечко не отодвинешь.
Я откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. В сознании всплыл один из наших разговоров с Шипко. Он случился прямо перед моим отъездом в Петрозаводск.
Мы находились в уже привычном учебном классе. Панасыч, как всегда, выдернул меня после вечерних занятий с Молодечным. За несколько недель до начала всей этой истории, Кривоносый просто как сбесился. Гонял нас ежедневно. Правда, его тренировки переносились уже гораздо легче.
