Росс Томас - Обмен времен «Холодной войны»

Увиденное произвело на меня немалое впечатление, о чем я незамедлительно уведомил Вольгемута. Тот гордо улыбнулся.

— Если б у нас было побольше времени, герр Маккоркл, я бы с удовольствием показал вам нашу копировальную технику.

— Он имеет в виду мастерскую по подделке документов, — вставил Падильо. — Мне довелось ее видеть. Работают они первоклассно. Возможно, лучше всех.

— Я поверю тебе на слово.

— Я готова, — возвестила фрау Коплер.

— Хорошо. Кто идет первым? — спросил Вольгемут.

— Давай ты, — посмотрел я на Падильо.

Он сел на стул перед туалетным столиком, фрау Коплер накинула на него простыню, как принято в парикмахерских, зажгла лампы и пристально вгляделась в отражение его лица в зеркале. Надела на волосы резиновую шапочку. Что-то пробормотала себе под нос, покрутила головой, затем взяла на палец мягкий воск.

— Нос у нас прямой и тонкий. Сейчас мы сделаем его приплюснутым, а ноздри чуть увеличим, — и руки залетали над лицом Падильо. Она хлопала, прижимала, разглаживала. Когда она закончила, у Падильо появился новый нос. Я еще мог узнать моего компаньона, но черты его лица заметно изменились.

— Глаза у нас карие, волосы черные. Скоро вы станете шатеном, поэтому изменим цвет бровей. — Она взяла какой-то тюбик и выдавила его содержимое на брови Падильо. И они разом посветлели. — Теперь рот. Это очень важная часть лица. Могу я взглянуть на ваши зубы?

Падильо растянул губы.

— Они очень белые и выделяются на фоне нашей довольно-таки смуглой кожи. Сейчас мы придадим им желтый оттенок, как у старой лошади. — Она выжала какую-то пасту на зубную щетку, которую вынула из пакетика, и протянула ее Падильо. — Почистите, пожалуйста, зубы. Через два дня налет сойдет бесследно. — Он почистил зубы. — Теперь форма рта и щек, — она всунула ему в рот кусок розового каучука. — Надкусите. Откройте. Так, надкусите еще. Откройте. Теперь у нас чуть выпяченная нижняя губа, более круглые щеки и рот постоянно приоткрыт, как у человека, который не может дышать носом из-за какого-либо респираторного заболевания. Мы также осветлим вашу кожу и добавим расширенные сосуды, характерные для пьяниц.

Фрау Коплер открыла маленькую белую шкатулку, окунула пальцы в серую пасту и начала втирать ее в щеки Падильо. Кожа приобрела нездоровый оттенок, словно он провел немало времени в госпитале или в баре. На щеки, от висков, она наложила липкий трафарет и потыкала в него палочкой с ваткой на конце, которую она предварительно окунула в жидкость, налитую в пузырек. Дала жидкости высохнуть и сняла трафарет. С таким лицом Падильо могли бы показывать студентам медицинского института. То же самое фрау Коплер проделала с другой щекой, а затем с носом.

— Теперь каждый скажет, что вы дружили со шнапсом как минимум пятнадцать последних лет. И никак не выпивали меньше, чем полбутылки в день. — Когда она сняла трафарет, нос Падильо заметно покраснел.

А фрау Коплер сдернула с его головы шапочку, порылась в ящике и достала парик, который осторожно надела, засунув под него все волосы. Падильо стал темным блондином. С правой стороны появился пробор, где сквозь волосы проглядывала розовая кожа. Фрау Коплер осмотрела свою работу.

— Может, маленький прыщик на подбородке, какие бывают от плохого пищеварения. — Палец ее нырнул в какую-то коробочку и прижался к подбородку Падильо, и он приобрел прыщик в довершение к опухшему, нездорового цвета лицу, редеющим волосам и желтозубому незакрываюшемуся рту. Падильо встал. — Шагайте тяжело. Человек вашей наружности при малейшей возможности старается избегать тягот военной службы.

Падильо прошелся по комнате, подволакивая ноги.

— Сразу видно, что ты отдал армии тридцать лет жизни, — прокомментировал я.

— Думаете, я сойду за старого служаку, сержант? — И голос-то у него изменился.

— За красавца тебя не примешь, но ты стал другим.

— Если б у нас было побольше времени... — Фрау Коплер обмахнула стул и вздохнула.

— Следующий.

Я сел, и она занялась мною.

Щеки у меня стали более загорелыми, чем у Падильо, но с такими же венами. Появились аккуратно подстриженные усики, круги под глазами и маленький, но заметный шрам у правой брови.

— Лицо воспринимается так же, как картина, — пояснила фрау Коплер. — Взгляд автоматически поднимается в верхний левый квадрат. Там мы помещаем шрам. Мозг регистрирует его, взгляд перемещается ниже и утыкается в усы. Вновь неожиданность, потому что разыскиваемый не имеет ни шрама, ни усов. Просто, не так ли?

— Вы мастер своего дела, — похвалил я фрау Коплер.

— Лучший из лучших, — добавил Вольгемут. — С двумя другими такая тщательность не нужна, поскольку их знают только по фотографиям. А теперь мы должны сфотографировать вас для удостоверения личности.

Мы попрощались с фрау Коплер. Когда мы уходили, она сидела за туалетным столиком и задумчиво смотрела на себя в зеркало.

После того как мы сфотографировались, Вольгемут пригласил нас на ленч. Ели мы осторожно, помня о каучуковых прокладках, которые фрау Коплер поставила в наши рты. Впрочем, проблем с ними было не больше, чем со вставной челюстью. Они не скользили и не елозили, но все равно ощущались инородным телом. Наверное, поэтому мы налегали не так на еду, как на питье, благо Вольгемут угощал нас отменным вином.

— Знаете, герр Маккоркл, я давно уговариваю Майка остаться и поработать с нами. В его довольно-таки сложной профессии ему практически нет равных.

— У него есть работа, — ответил я. — Между поездками.

— Да, кафе в Бонне. Прекрасное прикрытие. Но теперь, боюсь, толку от него — ноль. Майк раскрыт.

— Это не имеет значения, — вмешался Падильо. — После моего возвращения они не пошлют меня даже за кофе в уличное кафе. Я на этом настою.

— Ты еще молод, Майк, — улыбнулся Вольгемут. — У тебя богатый опыт, первоклассная подготовка, ты знаешь иностранные языки.

— У меня недостаток воображения. Иногда мне кажется, что я добился бы немалых успехов, занимаясь контрабандой виски в годы сухого закона. А сейчас мог бы достаточно успешно в одиночку грабить по вторникам банки в «спальных» районах или маленьких городах. Я знаю иностранные языки, но методы мои старомодны, а может, я стал ленивым. Во всяком случае, полые монеты и авторучки, превращающиеся в моторные лодки, уже не по мне.

Вольгемут разлил по бокалам вино.

— Хорошо, будем считать, что твои прошлые успехи определялись простотой применяемых тобой методов. А не заинтересуют ли тебя отдельные поручения, разумеется, хорошо оплачиваемые?

Падильо отпил вина, улыбнулся желтыми зубами.

— Нет, благодарю. Двадцать, даже двадцать один год — большой срок. Быть может, еще давным-давно, когда я учился в университете, мне следовало предложить свои услуги ЦРУ или государственному департаменту, благо основными курсами у меня были политология и иностранные языки. И теперь бы я сидел в отдельном, достаточно большом кабинете и объяснял бы газетчикам, что происходит во Вьетнаме или Гане. Но не забывай, Курт, если я что-то и умею, так это вести дела в салуне. Языки я знаю лишь потому, что учили меня с детства. Причем хорошо я только говорю, ибо не знаком даже с азами грамматики. Я лишь умею произносить звуки. Я слаб в истории, давно забыл политологию, не слишком разбираюсь в мировом балансе сил. Двадцать лет я вижу во сне кошмары и просыпаюсь в холодном поту. — Он вытянул перед собой руки. Пальцы слегка дрожали. — Нервы у меня ни к черту, я слишком много пью, еще больше курю. Я выработал свой ресурс и ухожу на покой. Решение мое непоколебимо, и ничто в мире не заставит меня изменить его.

Вольгемут внимательно выслушал монолог Падильо.

— Разумеется, ты недооцениваешь себя, Майк. Ты обладаешь редким качеством, которое заставляет твоих работодателей раз за разом приходить к тебе с просьбой выполнить еще одно задание. У тебя дар актерского перевоплощения. Ты без труда становишься новым человеком, со всеми его личностными особенностями. В Германии ты ходишь, как немец, ешь, как немец, куришь, как немец. А ведь даже после двадцати лет оккупации европеец может узнать американца по его толстой заднице и походке. У тебя уникальная мимика, а наряду с решительностью и уверенностью в собственном превосходстве тебе свойственны хитрость и цинизм процветающего адвоката по уголовным делам. За такое сочетание я готов заплатить очень высокую цену.

Падильо поднял бокал.

— Я принимаю комплимент, но отказываюсь от предложения. Тебе следует поискать кого-нибудь помоложе, Курт.

— Не поддашься ли ты на искушение отомстить своим бывшим работодателям?

— Ни в коем случае. Они полагали, что им предложили хорошую сделку. Русским требовался действующий агент, которого они могли бы показать всему миру, клеймя американский империализм. Мои работодатели, благослови их Бог, желали, чтобы им по-тихому вернули Симмса и Бурчвуда. Поэтому они с легкой душой отдали А за В и S, тем более что А, по их мнению, уже выдохся. Кто готовил операцию на Востоке — наш добрый полковник?