Александр Авдеенко - Над Тиссой
Кларк сказал:
— Все ясно. Я снабжу вас долларами и явкой.
— Вот и хорошо, договорились! Люблю догадливых людей. Спокойной ночи! — Скибан поднялся, протянул Кларку руку и стиснул его пальцы так, что они захрустели. — Не просчитайтесь еще раз, пан Белограй!
— Выиграл!.. Выиграл!..
С такими словами слесарь Белограй выскочил в обеденный перерыв из красного уголка паровозного депо. Он размахивал над головой брошюрой в белой обложке.
— Сколько? — с завистью спросил слесарь Степняк, у которого Белограй работал подручным.
Белограй схватился за голову:
— Ой, столько, брат, что и говорить страшно!
— Тысячу?
— Больше.
— Две?
Белограй блаженно прижмурился:
— Хватай выше!
— Пять?
— Еще выше.
— Десять?
— Еще столько прибавь — и то не угадаешь.
— Больше двадцати? — с изумлением спросил Степняк.
Иван Белограй виновато улыбнулся:
— Да, брат, что поделаешь, подвезло. Четвертная. Понимаешь, два-дцать пять!
На молодого слесаря со всех сторон замахали руками:
— Хвастаешь!
— Не верите? Вот чудаки! Посмотрите в таблицу. — Он совал всем в руки брошюру. — Не в этом тираже смотрите, а в прошлогоднем. На десятой странице. Третья строчка. Нашли? Это моя серия и мой номер. Весь выигрыш мой. Первый раз в жизни выпало на долю Белограя такое счастье! Сколько было облигаций — ни одна не выиграла, а эта… двадцать пять!
В глазах Белограя блестели слезы — так он был рад, так потрясен нежданно и негаданно свалившимся на него выигрышем.
Степняк все еще сомневался:
— В таблице все правильно напечатано, а вот как там?… Где она, эта выигрышная облигация?
— Здесь! — Белограй раскинул в стороны руки, до локтя вымазанные маслом. — Доставай. В левом. Тащи сразу всю пачку.
Действительно, среди облигаций Степняк нашел «счастливую», на которую выпал крупный выигрыш. Он обратил внимание на то, что тираж этого займа состоялся чуть ли не год назад.
— Так ты ж давно капиталист, Иван, еще с прошлого года!
— Да, имел такой капитал и сам о том не подозревал. — Белограй сорвал с головы форменную фуражку, бросил ее наземь: — Ну, братцы, обязательно куплю машину «Победу»! Всех буду катать. Всех вас приглашаю в ресторан. Эх, погуляем!.. — Он притянул к себе своего учителя, слесаря Степняка, шепнул ему на ухо: — И тебе отвалю тысячи три, не меньше.
Захлебываясь от восторга, Кларк между тем зорко вглядывался в паровозников, как они восприняли его крупный выигрыш: не вызвал ли он каких-либо подозрений, настороженности, сомнения? Нет, как будто все в порядке.
После работы Иван Белограй явился в сберкассу. Выигрыш ему не выдали. Обещали выплатить после проверки облигации.
— Пожалуйста, проверяйте, дело ваше.
Кларк и в самом деле не боялся никакой, самой тщательной проверки. Его облигация была подлинной. Он получил ее вместе со всеми документами от Джона Файна. Тот, в свою очередь, получил ее из Москвы, от своего агента, подпольного специалиста по части займов. Тайно скупая облигации на рынках, этот «специалист» время от времени выуживал из массы облигаций выигрышные и снабжал ими своих хозяев — американскую разведку.
Теперь никто не задумается над тем, откуда у демобилизованного старшины Белограя так много денег. Всем известно, что он выиграл крупную сумму. Двадцать пять тысяч! Маскируясь этим выигрышем, он смело может потратить еще не менее ста тысяч. Куда? О, Кларку много нужно денег. Тысячи и тысячи ему понадобятся лишь для угощения тех, с кем решил подружиться, расположить к себе. Немало тысяч уйдет и на подкармливание, тайное и явное, тех, кто впоследствии, когда это потребуется, взорвет тоннели на горной дороге, поднимет на воздух мосты.
И автомашина Кларку необходима не для увеселительных прогулок, а для его тайных дел. Прекрасные дороги прорезали Закарпатье во всех направлениях. Три-четыре часа хорошей езды — и можно быть в самом дальнем уголке области. Под видом прогулки можно помчаться в горы, развернуть на какой-нибудь полянке рацию и отстукать шифром своим хозяевам все важнейшие сведения.
14
На подъездных путях, в дальнем углу территории депо, под транспортером угольного склада, стоял на экипировке паровоз, который через час должен был вести за границу состав платформ с харьковскими гусеничными тракторами. Паровоз недавно вышел из ремонта и сиял медью, никелем, алой и белой нитроэмалью. Ветки сирени были прикреплены к дымогарной коробке, ко всем окнам паровозной будки. Огромный букет сирени стоял и на железном столике машиниста.
В эти дни Явор утопал в сирени. Тяжелые махровые ее кисти гнули ветки в городском парке, в скверах, на бульваре. Сирень поднимала свои цветы выше изгородей, нависала над тротуарами, осеняла прохожих. Куда ни посмотришь — всюду она, белая, дымчато-розовая, светло-сиреневая, темносиреневая: в верхнем кармане пиджака юноши, в волосах девушки, на ветровом стекле автомобиля, на руле велосипедиста, в окне парикмахерской, на письменном столе профессора и на стеллаже инструментальщика.
Естественно, что паровоз, украшенный сиренью, в Яворском депо никому не бросался в глаза.
С цыгаркой в углу рта, в фуражке, лихо сдвинутой на затылок, в новом, но уже замазанном комбинезоне, с черными разводами на щеках, сияя глазами, шумный и веселый, каждому друг и товарищ, Кларк подошел к паровозу, постучал алюминиевым портсигаром о железные перила лестницы.
В окне паровозной будки показался кудрявый, смуглолицый машинист Василь Гойда:
— А, демобилизованная гвардия! Заходи.
Кларк поднялся по крутой лестничке на паровоз, протянул руку механику:
— Так, говоришь, к тебе можно без доклада входить и слесарю третьего разряда? Молодец, не обюрократился. Здорово, Петро!
— Хоть я и не Петро, — откликнулся машинист, — а все ж таки здоров. Василем я до сих пор прозывался. Забыл?
Кларк умышленно называл Василя Гойду Петром. Вообще он ничего не делал так, по простому душевному движению, все у него было рассчитано, заранее продумано.
В самые последние часы Кларк неожиданно узнал, что его случайный вокзальный знакомый, молодой машинист Василь Гойда, является достопримечательной фигурой Явора. До своего совершеннолетия он уже прошел большой путь — несколько лет партизанил. Главное же, что вызвало беспокойство Кларка, — участие Василя Гойды в боях за карпатские хребты в составе той части, где служил Белограй.
Осенью 1944 года советские войска штурмовали укрепленный горный хребет Яблоницкий и вступили в пределы Закарпатской области. Сотни проводников из местных жителей и партизан нацеливали роты, батальоны и полки на фашистские узлы сопротивления. Василь Гойда, тогда еще подросток, был в числе проводников. Темной ночью он пробрался с советскими саперами к Ясинским воротам, запиравшим вход в долину Тиссы, и перерезал подземные кабели, подведенные под огромную скалу, куда было заложено фашистами несколько тонн взрывчатых веществ. Замаскировав следы повреждения, Василь Гойда и его товарищи скрылись.
На другую ночь разведчики вернулись в городок Ясиня во главе штурмовых батальонов. Та самая скала, которая должна была взорваться при появлении русских в ущелье, не сбросила на голову наступающих ни единого камня. Партизан Василь Гойда хорошо знал Ясинский укрепленный район, все четыре десятка двухамбразурных дотов, их точное расположение, секторы обстрела и подступы к ним. По тайным тропам штурмовые группы обошли минные поля, электрифицированные проволочные заграждения и ворвались непосредственно в укрепленный район. Забрасывали амбразуры гранатами, закупоривали камнями, землей.
Вот в этих закарпатских боях, по всей вероятности, полагал Кларк, могли встретиться Василь Гойда с Иваном Белограем. Но если это и случилось, то вряд ли в той сложной обстановке они имели возможность хорошо запомнить друг друга. Значит, рассуждал Кларк, надо не прятаться от Гойды, а смело атаковать его. Задача облегчалась тем, что Василю Гойде было немногим больше двадцати.
В своем тайном исследовании Кларк писал о советской молодежи: «Молодость всегда остается молодостью, при любых социальных потрясениях. Никакие доктрины и проповеди, никакие заклинания не могут сделать пылкого юношу зрелым мужем, вооруженным суровой мудростью. Молодость щедра по природе и прекраснодушна: дарит свои цветы всякому, кто протягивает к ней руку.
Сама еще в зеленом пуху, она любит покровительствовать. Доверчивость — ее естественное состояние. Она чаще всего принимает человека таким, каким он хочет показать себя. Преданная добру, молодость не может себе представить, что рядом с ней кто-то живет по иным законам. Счастье и борьба нередко кажутся ей полярными понятиями. Она любит песни со счастливыми концами».
