Джон Ле Карре - Портной из Панамы
Пендель мог бы помыть машину и в близлежащей мойке-автомате, но Луиза придавала слишком большое значение и самому событию, и чистоте. Никогда прежде не гордилась она так тем, что является американкой. И повторяла это без конца. Была так возбуждена, что споткнулась и едва не упала. И вот они помыли вместе машину, а потом Луиза проверила галстук мужа. Проверила тем же способом, как некогда тетя Рут проверяла галстуки Бенни. Сначала разглядывала с близкого расстояния, затем отойдя на несколько шагов, как картину. И не была удовлетворена, и настояла на том, что Гарри должен надеть что-то более нейтральное и спокойное. Изо рта у нее сильно пахло зубной пастой. Пендель не переставал удивляться, отчего это жена последние дни так часто чистит зубы.
– Насколько мне известно, Гарри, ты у нас не соответчик. А потому совсем ни к чему, чтоб ты походил на соответчика, выступающего в суде. Особенно неуместно представать в таком виде перед генералом Соединенных Штатов, командующим Южным объединением войск. – Затем она позвонила парикмахеру и голосом секретарши Эрни Дельгадо договорилась на десять. – Нет, Хозе, на этот раз никаких начесов и баков, благодарю вас. Прическа у мистера Пенделя должна быть аккуратной, волосы чем короче, тем лучше. Его вызывают к Генералу Соединенных Штатов, командующему Южной группировкой войск.
После этого она принялась учить Пенделя, как тот должен себя вести.
– Никаких шуточек, Гарри, ты должен выглядеть респектабельно. – И она любовно разгладила плечи и лацканы его пиджака, хотя он и без того сидел безупречно. – И еще ты должен передать Генералу привет от меня, причем особо подчеркни, что все Пендели, а не только дочь Милтона Дженнинга, всегда с нетерпением предвкушают такие семейные американские праздники, как День Благодарения, что мы всегда отмечаем их барбекю и грандиозным фейерверком, каждый год. И перед тем как выходить, не забудь еще раз протереть туфли. Плох тот солдат и никогда не стать ему генералом, если он не судит о человеке по обуви, и главнокомандующий Южной группировкой в данном случае не исключение. И еще – веди машину как можно осторожнее, я серьезно, Гарри.
Но Пендель не нуждался в этих поучениях. Поднимаясь по зигзагообразной дорожке на холм Анкон, он свято соблюдал все дорожные знаки и ограничения скорости. На КПП американской армии весь так и похолодел. А затем одарил охрану суровой улыбкой, потому что к тому времени уже наполовину чувствовал себя солдатом. Проезжая мимо ухоженных белых вилл, он отметил, как постепенно повышается чин их владельцев, и ощутил себя на пути в райские кущи. А чуть позже, поднимаясь по мраморным ступеням к дверям дома, где проживал Источник Информации Номер Один, вдруг почувствовал, что даже чемоданчик не мешает ему держать спину прямо, как это принято у американских военных, а бедра и колени при этом как бы не зависят от тела и четко выполняют все положенные им функции.
Однако, едва оказавшись в доме, Гарри Пендель, как всегда бывало с ним в подобных ситуациях, вдруг почувствовал, что безнадежно очарован.
И дело было вовсе не во власти, а в символе этой власти: дворец проконсула на отвоеванном чужеземном холме, укомплектованный римскими гвардейцами с самыми изысканными манерами.
– Сэр? Генерал вас сейчас примет, сэр, – сообщил ему сержант и натренированным движением выхватил чемоданчик из рук.
Сверкающий белый холл был увешан бронзовыми табличками с именами всех служивших здесь прежде генералов. Пендель приветствовал их, как старых друзей, и одновременно нервно озирался в поисках признаков перемен. Но бояться, как выяснилось, было особенно нечего. Не совсем удачно остеклена веранда, появилось несколько не слишком эстетичных кондиционеров. А вот ковров стало меньше, впрочем, не намного. Генерал еще на ранней стадии своей карьеры выказывал неприязнь к восточному стилю. А в целом дом выглядел примерно так же, каким, должно быть, увидел его Тедди Рузвельт, приехав сюда на инспекцию. Ощущая себя бестелесным и невесомым, отрицая саму значимость собственного существования, Пендель шагал следом за сержантом через целую череду коридоров, холлов, кабинетов и библиотек. В каждом окне открывалась картина нового, отдельного мира. Вот канал, забитый мелкими и большими судами, величественно извивается по долине; а вон там сиреневые многоступенчатые холмы, поросшие лесом, вершины которых постоянно затянуты пеленой тумана; а вон и арки моста Америкас тянутся и извиваются, точно кольца огромного морского монстра, через всю бухту. А вдали, точно подвешенные к небесам, виднеются три острова конической формы.
А птицы! Животные! Только на одном этом холме – Пендель почерпнул информацию из книг Луизиного отца – насчитывается больше видов, чем во всех странах Европы, вместе взятых. В ветвях огромного дуба нежатся под лучами полуденного солнца большие игуаны. На другом обитают коричневые и белые. мартышки – весело съезжают вниз по специально приставленному шесту, чтоб ухватить манго, специально оставленные здесь жизнерадостной женой Генерала. Затем ловко карабкаются по шесту вверх, смешно перехватывая его крошечными цепкими лапками, верещат, толкаются, топчут друг друга, прежде чем ускользнуть в безопасное место и насладиться там лакомством. А по безупречно подстриженной лужайке скачут коричневые кенгуру, напоминающие огромных хомяков. Еще один дом, в котором всегда хотелось жить Пенделю.
Сержант с чемоданчиком Пенделя начал подниматься по лестнице. Пендель последовал за ним. Со стен смотрели старинные портреты военачальников в униформах и с пышными усами. Агитационные плакаты требовали его участия в давно забытых войнах. В кабинете Генерала стоял письменный стол тикового дерева – столь безупречно отполированный, что Пендель был готов поклясться, через него просвечивает пол. Но главным предметом восторгов Пенделя была, безусловно, гардеробная. Для устройства этого святилища девяносто лет тому назад объединились лучшие умы в американской архитектуре и военном деле. В те дни тропики были безжалостны к одежде джентльменов. Самые лучшие и дорогие костюмы могли покрыться плесенью за одну ночь. А потому нельзя было держать их в тесных шкафах, где влажность была особенно высока. По этой причине изобретатели гардеробной Генерала отказались от шкафов и вместо них возвели нечто вроде высокой хорошо проветриваемой часовни внутри дома, с окнами на потолке, расположенными таким образом, чтоб улавливать даже самый слабенький бриз. А внутри сотворили настоящее чудо в форме огромного бруса красного дерева, подвешенного на блоках таким образом, что его можно было поднимать на нужную высоту и опускать чуть ли не до самого пола. Для этого хватало всего одного прикосновения нежной женской ручки. И к этому брусу были прикреплены вешалки, и с них свисало великое множество дневных костюмов, утренних халатов, вечерних смокингов, фраков, военных форм, как полевых, так и парадных. Они висели свободно и могли поворачиваться, обдуваемые зефирами из окошек. Во всем мире Пендель не знал ничего, что могло бы сравниться с этим чудесным изобретением.
– И вы сохранили его, Генерал! Мало того, вы им пользуетесь! – восторженно восклицал он. – Что само по себе, вы уж поймите меня правильно и не сочтите за оскорбление, несколько расходится с обыденными представлениями британцев о наших уважаемых американских друзьях.
– Что ж, Гарри, ни об одном из нас нельзя судить поверхностно или же только по внешнему виду, верно? – заметил Генерал, с невинным удовольствием любуясь собой в зеркале.
– Именно, сэр, никак нет. Хотя, что будет с этим чудом, попади оно в руки наших разлюбезных панамских хозяев, никому, полагаю, не дано знать, – дипломатично добавил Пендель. – Сплошная анархия и даже хуже того, вот что я слышу от своих самых вольномыслящих клиентов.
Генерал был молод духом и ценил разговор напрямую.
– Дураки они, Гарри, вот что я скажу. Только вчера хотели, чтоб мы убрались отсюда. Потому что мы, видите ли, плохие ребята, грубые колониальные медведи, сидим у них на голове и не даем дышать. А сегодня хотят, чтоб мы остались, потому что именно мы самые крупные в стране работодатели, и если дядя Сэм отсюда уйдет, их ждет кризис доверия на крупнейших международных валютных рынках. Так что то собирай манатки, то разбирай обратно. То уходи, то нет. Вот такие дела, Гарри. Как Луиза?
– Спасибо, Генерал, Луиза цветет и благоухает. И еще больше расцветет, узнав, что вы справлялись о ней.
– Милтон Дженнинг был замечательным инженером и настоящим американцем. Огромная потеря для всех нас.
Они примеряли черно-серый костюм-тройку из альпаки, однобортный и стоивший пятьсот долларов – во всяком случае, именно такую цену запросил Пендель у первого своего генерала лет девять тому назад. Пиджак немного морщил в талии. Генерал был спортивен и сложен, как греческий бог.
