Чингиз Абдуллаев - Мрак под солнцем
Положение осложнялось непрекращающимся торговым бойкотом со стороны великого северного соседа — Соединенных Штатов Америки, вот уже столько лет терпеливо выжидающих гибели вольнолюбивого острова у своих берегов. Восемьдесят семь процентов всего внешнеторгового оборота Кубы приходилось на социалистические страны, из которых восемьдесят три процента — на долю стран СЭВ. Даже в лучшие свои годы Куба ввозила больше, чем вывозила. И держалась исключительно за счет льготных поставок социалистических стран, и прежде всего Советского Союза.
Готовя справку, Максимов обратил внимание, что экономические показатели неблагоприятны буквально по всем позициям, но вопреки всему Куба держалась. Десятимиллионный народ по-прежнему верил в своего любимого «команданте», в своего Фиделя, ставшего идолом Кубы. И это несмотря на то, что жизнь объективно становилась крайне тяжелой. Повсеместно были введены карточки на важнейшие продукты питания, в домах постоянно отключалось электричество, в стране впервые было признано наличие безработицы. Но Куба по-прежнему существовала. Каждые полгода аналитики предрекали скорую смену режима и крах экономики страны. Но проходили полгода, затем еще полгода, а страна по-прежнему жила и боготворила своего «команданте». Никто не мог понять или объяснить подобный феномен кубинского народа, но вскоре стало ясно, что аналитики каждый раз ошибаются. У этой удивительной страны была своя логика действий и свой национальный характер, не позволяющий им сдаться на милость победителя и проиграть.
Они закончили утром двадцать третьего мая в пятом часу утра. Максимов сам собрал все бумаги, сам положил их в свою коричневую папку и сам отнес их в секретариат. А потом, отпустив своих сотрудников, поехал домой по пустому утреннему городу. Было достаточно прохладно и приятно. В конце мая погода в Москве днем бывала необыкновенно жаркой.
По распоряжению начальника отдела им были выделены сутки для отдыха, но Максимов уже в двенадцать часов следующего дня был на работе. Немного отоспавшись, он решил не злоупотреблять полученным отдыхом и сразу после позднего завтрака приехал на работу. И почти тут же звонок начальника отдела вызвал его к заместителю директора Службы внешней разведки. В приемной Максимов был не один. Рядом с ним оказался ведущий специалист по Кубе подполковник Нилин и еще один незнакомец, которого Максимов не знал. Ровно в половине первого их всех троих Пригласили к заместителю директора СВР.
Генерал был сравнительно молод и довольно красив. Он чем-то неуловимо напоминал актера Тихонова во время исполнения последней блистательной роли советского разведчика Исаева-Штирлица. Он принял всех троих офицеров, поднявшись со своего места и по очереди здороваясь с каждым из вошедших. Демократизм в их среде был обычной нормой поведения. Затем они перешли за большой стол, усевшись друг против друга.
— Вы все трое — лучшие сотрудники, которые нам были рекомендованы в отделах, — начал заместитель директора СВР, — поэтому я не стану вас агитировать или говорить об особой важности задания. Меняются времена, меняются приоритеты. Вчерашние союзники становятся потенциальными противниками, а вчерашние противники — новыми партнерами. Задача, которая вам будет поручена, очень ответственная и важная. С этого момента в течение двух следующих недель вы будете находиться на особом режиме работы. Вы будете находиться в одном из наших центров, и никто, кроме вас троих, не будет посвящен в детали происходящего.
Максимов нахмурился. Ему всегда не нравилась чрезвычайная секретность. За этим всегда скрывалась очередная пакость их ведомства. Но он понимал, как важна их работа для всей страны, и при таком раскладе всегда старался выполнить свою часть работы на «отлично».
— Какая категория допуска заинтересованных лиц? — спросил Нилин.
— Никакой. Во все детали будут посвящены лишь несколько человек, — быстро ответил заместитель директора СВР.
— А наши семьи? — уточнил Максимов.
— Вы позвоните им из моего кабинета по очереди и расскажете о срочной зарубежной командировке. Лучше куда-нибудь в Африку, чтобы вас не просили ничего привезти, — мудро добавил в конце заместитель директора. — Как только я получу ваше согласие, я сразу передам вам материалы нового дела. Итак, я жду.
Это тоже была традиция. Здесь ничего не делали без добровольного согласия самих офицеров. В центральном аппарате разведчиков старались уважать интересы каждого профессионала.
«Лучше бы дал сразу», — подумал снова Максимов, но ничего не сказал.
Вошедшие переглянулись.
— Согласен, — сказал Нилин.
— Да, — произнес Максимов.
Третий офицер просто кивнул головой.
— Вот материалы, — показал на папку заместитель директора СВР. — Это все, что у нас есть в данный момент по Кубе. В течение более чем тридцати лет они были нашими союзниками и друзьями. Но, судя по всему, на Кубе назревают события, которые могут в ближайшее время отвернуть от нас Остров свободы. Наша задача — суметь прореагировать адекватно переменам и, если возможно, направить этот процесс в более управляемое русло. Кубу терять мы не хотим, но и оставаться такой, какой она была, страна больше не может. Повсюду идут перемены, и нужно уметь приспосабливаться к новым условиям в мире.
Кажется, они собираются сдавать Кубу, подумал Максимов. Видимо, то же самое подумали и остальные, если сидевший перед ними заместитель директора вдруг занервничал.
— Нужно понимать, что существуют приоритеты страны прежде всего. Мы должны думать о тяжелом положении нашего народа, в котором мы оказались. Во всем мире однозначно считают, что Куба по-прежнему держится только за счет нашей поддержки. Кроме всего прочего, многие просто не принимают более несколько романтический режим Фиделя Кастро. Вы все специалисты, и ваши справки есть в этой папке. И вы все трое, независимо друг от друга, дали почти единодушное заключение, что на Кубе необходимы перемены. Экономический анализ группы майора Максимова, политический анализ подполковника Нилина и, наконец, ситуационный анализ с места подполковника Данченко убеждают нас в правильности наших шагов. Вопросы есть?
— Мы будем иметь конкретно поставленную задачу, — спросил все время молчавший Данченко, — или работать в режиме свободного поиска?
— Вы будете совмещать оба этих варианта, — подумав, ответил заместитель директора, — вы будете иметь определенную дату, до которой вам надлежит выработать рекомендации относительно поставленной задачи.
— А конечная цель — полная смена режима? — уточнил Нилин.
— Нет, — быстро ответил их собеседник, — тогда нам не нужно было принимать вообще никаких усилий. Достаточно просто дестабилизировать режим, и он рухнет. Без всякого нашего вмешательства. Такую задачу мы, конечно, не ставим. Речь идет о замене самого Фиделя Кастро на… ну, скажем, более приемлемую для всего мира фигуру.
«Сказал бы лучше для Международного валютного фонда и для США», — с неожиданной злостью подумал Максимов. Он помнил, как однажды, совсем мальчиком, видел триумфальный приезд Фиделя Кастро в Киев. Тогда он оставался в Киеве с родителями и ему было всего одиннадцать лет. Отец посадил его на плечи, чтобы сын лучше видел того, о котором писали все газеты мира. В начале шестидесятых имена Фиделя Кастро и Че Гевары были символами мужества, чести, революционной романтики. Их характерные лица рисовали на заборах и домах почти всех стран мира. Их имена служили маяками для тысяч молодых людей, выбирающих себе дорогу в жизни. Справедливости ради следует признать, что среди тех, кто увлекся левым революционным движением, были не только бескорыстные революционные романтики. Среди них были и ультралевые «Красные бригады» в Италии, наводившие ужас на Европу в начале семидесятых, и печально известная группа «Баядера», превратившаяся в банду террористов, и такие одиозные фигуры, как Карлос Рамирес Ильич, ставший олицетворением безумного терроризма левых радикалов. Но если в океане водятся акулы, это еще не значит, что сам океан губителен для людей.
Высшим пиком революционной романтики станет год тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, когда миллионы людей выйдут на улицы, протестуя против бессмысленной вьетнамской войны, когда студенты Франции выступят против авторитаризма даже такого великого человека, как де Голль, когда выстрелы, прозвучавшие в Америке, оборвут жизни Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, когда первые советские диссиденты выйдут на Красную площадь, протестуя против подавления «пражской весны», когда в Чехословакии будет сделана первая в истории попытка мирным путем поменять казарменный социализм постсталинского образца на общество, где права и свободы человека будут не просто декларированы. И началом этому пику станет революция на Кубе, станут бородатые лица «команданте», под которыми будут совершаться революции в Латинской Америке, освобождаться колонии в Африке, вестись освободительные войны в Азии. Имя Фиделя Кастро каким-то невероятным образом облагородит сам социализм, доказывая, что в его системе могут существовать не только монстры типа Берии и Пол Пота, не только непримиримые старцы с желтыми лицами из брежневского Политбюро, но и такие яркие романтические фигуры, как Фидель Кастро.
