Джесси Келлерман - Чтиво
Еще он подумал о Билле. В переоценке их отношений он видел себя погорельцем, бродящим по пепелищу. Если в пожаре что-то и уцелело от скарба подлинной дружбы, оно погребено под столь толстым слоем лжи, что благоразумнее и милосерднее не выкапывать останки. Наверное, Пол прав: одно другому не мешает. Пфефферкорн-шпион это понимал. Вспомнился его роман, испещренный пометками Билла. Что это, если не любовь? Принять это страшно. Ведь если Билл и впрямь его любил, то, значит, все эти годы претерпевал невообразимую боль, обманывая друга. Героически претерпевал.
Грохот усилился.
Пфефферкорн включил телевизор и на полную мощь врубил звук.
В Западной Злабии было три канала. Первый транслировал изображение государственного флага. Второй круглосуточно гонял записи выступлений на партийных съездах. Третий был невиданно развлекательным. Пфефферкорн посмотрел мыльную оперу о козопасах. Потом новости в изложении девицы в пилотке. Как и вся страна, он ждал игровое шоу, начинавшееся в девять. Учебный план школ и вузов включал в себя курс стихосложения, и педагоги отдавали своих лучших учеников на суд прославленного жюри, которое в пух и прах разносило всякое творение, доводя до слез и покрывая несмываемым позором самого номинанта, его семью и всю близлежащую округу. Быть так оплеванным почиталось великой честью, и программа «Дрянь стишки!» в рейтинге популярности занимала второе место, уступая первенство лишь следующему за ней шоу — публичной порке учительницы в прямом эфире.
76
— Подъем, граждане Злабии…
Пфефферкорн открыл шкаф. Нынче предполагалось посещение пригородной козьей фермы — хороший повод надеть рубашку поло. Обливаясь потом, Пфефферкорн развернул полотенце и промокнул лицо. Усы остались на махровой ткани.
Ничего страшного. В усах он ходил уже неделю, а эпоксидный лак был рассчитан на десять-двенадцать дней. Видимо, невысыхающий пот ускорил его растворение. Пфефферкорн отлепил усы от полотенца и смыл их в унитаз. Затем положил сумку на кровать, поднял первое фальшивое дно и вытряхнул на покрывало содержимое одного набора наклеек. Богатое разнообразие накладных усов всевозможных размеров, форм, оттенков и любой густоты выглядело гей-парадом гусениц. Пфефферкорн выбрал умеренно рыжеватые усы из двух частей, каждая размером с мизинец, и, прихватив с собой маленький, не больше наперстка, тюбик с лаком и инструкцию по применению, вернулся в ванную.
Набор для изменения поверхностной личности (мужской)
1. Выберите часть личности, соразмерную волосистости.
2. Достигнем для наиболее желанного размера урежем волосистость.
3. Привлечь увлажнение к поверхности личности, где будет волосистость к применению.
4. Используя ватной палочкой, приставать «Мульт-И-Бонд»™ на изнанку волосатости для влияния крепости с влажностью.
5. Примените волосистость и сохраняйте на тридцать секунд.
6. Загляденье!
Процесс помнился менее таинственным. Хотя в прошлый раз помогал Блублад. Озадаченный Пфефферкорн перевернул инструкцию:
СДЕЛАНО В ИНДОНЕЗИИ
В номер постучали.
— Доброе утро, дружище!
Фётор? Что ему надо? До завтрака еще полчаса.
— Сейчас! — высунувшись из ванной, крикнул Пфефферкорн и тотчас нырнул обратно.
Поспешно свинтив колпачок, он выдавил каплю лака на кончик пальца и мазнул им по коже. В ту же секунду палец намертво прилип к верхней губе.
77
Вышло скверно. Под крайне невыгодным углом указательный палец занял позицию меж уголком рта и губной ложбинкой. Если б он принял строго вертикальное положение, это сошло бы за знак глубокой задумчивости. Но палец указывал между девятью и десятью часами, словно готовился выковырнуть козявку. Пфефферкорн метнулся к кровати и переворошил коллекцию усов.
За стенкой зародился стук, ритмичный, как метроном.
— Неймется? — рявкнул Пфефферкорн. — С утра пораньше?
— Что? — спросил Фётор.
— Ничего.
Наконец Пфефферкорн нашел штуковину, в инструкции означенную «ватной палочкой». Впопыхах он напрочь о ней забыл. Обнаруженная ошибка не приблизила к решению проблемы. Ситуация прежняя: он облапил собственную физиономию, в дверь рвется Фётор, за стенкой голубки работают, как нефтяная качалка.
— Прошу простить за бестактную побудку, — крикнул Фётор, — но сегодня у нас жесткий график.
— Одну минуту!
Пфефферкорн кинулся обратно в ванную и сунул голову под струю горячей воды. Безрезультатно. Весь мокрый, он выпрямился. Ведь Блублад говорил о способе растворить лак. Стук в стену бесил, мешая сосредоточиться.
— Рекомендую закрытую обувь! — крикнул Фётор.
— Ладно! — откликнулся Пфефферкорн.
Вспомнил: двадцатидвухпроцентный солевой раствор. Легко и просто, да вот только за всю неделю он нигде не видел солонки и каких-либо приправ вообще. А ведь капелька кетчупа сотворила бы чудо с корнеплодным крошевом. «Соберись!» — приказал себе Пфефферкорн. Нужна соленая жидкость… Слезы! Он порылся в печальных воспоминаниях: отец, собственные неудачи. Без толку. Когда жизнь изменилась к лучшему, он сумел отрешиться от прошлых невзгод. Пфефферкорн попробовал вообразить несчастья, какие еще могут случиться. Карлотта в застенке. У него обнаружен рак. Дочь… Мозг отказался следовать предложенным курсом, и глаза остались сухи, как пустыня.
— Возница ждет. Еще успеем до пробок.
— Иду-иду!
Пфефферкорн подергал палец. Намертво, вариантов не осталось. Такие как Гарри Шагрин и Дик Стэпп всегда стремятся любой ценой выполнить задание, подумал он. Для них провал — не вариант. Пфефферкорн сделал глубокий вдох, правой рукой ухватил свою левую кисть и со всей силы ее рванул, отчего совершил пируэт и рухнул в душевой поддон.
— Дружище, с вами все в порядке?
— В полном, — бессильно сказал Пфефферкорн.
Кое-что удалось — палец чуть шевельнулся. Пфефферкорн вылез из поддона, ухватил кисть и собрался с духом на вторую попытку.
Позже он не мог сказать, что было хуже: боль или отвратительный хлюпающий треск. Понадобилась вся сила воли, чтобы не вскрикнуть. Загнанно дыша, Пфефферкорн согнулся пополам, глаза его наконец-то наполнились уже бесполезными слезами, кровь из губы капала на пол. Но самый кончик пальца еще был приклеен. Замычав, Пфефферкорн его отодрал и туалетной бумагой промокнул окровавленное лицо.
— Ранней козе вкусные помои! — крикнул Фётор.
Ватной палочкой Пфефферкорн нанес свежий лак. Губу защипало, и он сообразил, что явно токсичное вещество попало в открытую рану Однако лак сработал как примочка, остановив кровотечение. Дрожащими руками Пфефферкорн прижал половинки усов к губе. Досчитал до десяти и тихонько подергал: правая сидела идеально, левая аукнулась йодлем боли, но тоже не шелохнулась.
Пфефферкорн кинулся в спальню, смел разбросанные наклейки в сумку, установил фальшивое дно, застегнул молнию и оделся. Стук Фётора уже на равных соперничал с грохотом водопроводных труб.
— Желаете, чтоб я высадил дверь?
— Ха-ха-ха!
Пфефферкорн забежал в ванную, кинул последний контрольный взгляд в зеркало и отпрянул.
Усы были наклеены вверх тормашками. Вместо того чтобы обрамлять верхнюю губу, они устремлялись вверх, точно изумленно вскинутые брови. Из зеркала смотрело поразительное лицо, наделенное двумя парами изумленно вздернутых бровей: над глазами и губой. «Вот уж не ожидала», — будто говорила верхняя половина лица. «И я, — соглашалась нижняя. — Нет слов». Пфефферкорн скорчил угрюмую мину, пытаясь выровнять шеренгу усов. Вроде получилось. Если весь день хмуриться, Фётор, пожалуй, ничего не заметит.
— Считаю до трех. Раз.
Хмурясь, Пфефферкорн выскочил из ванной.
— Два…
Хмурясь, распахнул дверь. На пороге улыбался Фётор, который уже выкинул второй палец. Пфефферкорн представил себя со стороны: хмурая рожа, испуганный взгляд. Неубедительно. Словно в подтверждение этого, улыбка Фётора пригасла, и Пфефферкорн понял: игра окончена. Маски сорваны. Он уже покойник. Хотя с толикой удачи еще успеет добраться до оружия. Предпочтительнее зубная щетка-нож. Дезодорант-шокер гарантирует чистоту, но потребует лишнего движения — снять колпачок. И еще неизвестно, совладает ли с неохватным Фётором. Бог с ней, с грязью, выбираем нож. Как учили, Пфефферкорн мысленно прикинул порядок действий: упасть на пол, перекатиться к шкафу, схватить сумку, раздернуть молнию, отбросить первое фальшивое дно, потом второе, потом третье, цапнуть щетку, выкинуть лезвие и всадить нож. Поди-ка успей. Все хмурясь, Пфефферкорн попятился. Широко улыбнувшись, Фётор крепко ухватил Пфефферкорна за руку.
