Дэвид Игнатиус - Эскорт для предателя
Зачем он это делает? Даже себе он не мог в точности ответить на этот вопрос. Это скорее чувства, чем облеченные в слова мысли. Сидящее внутри жало, рана от непрекращающихся унижений. Таких, как сейчас у его двоюродного брата Хусейна. Он был их верным слугой, одним из этих ребят, «бач-э-ха», но они разрушили его жизнь. И это в порядке вещей. Ученый никогда не забывал слов своего отца, они будто постоянно звучали в его ушах. Отец был примером для подражания, он всегда непоколебимо стоял на своем, и молодой человек не мог оставаться таким, каким был. Это душило его, он терял последние остатки самоуважения.
Единственное, на что можно сделать ставку, так это на то, что люди, которым он пишет, достаточно умны. Но стоит ли так полагаться на чужестранцев? Тут как с рукопожатием. В Иране тебе пожимают руку мягко, почти безвольно, но это обманчивое впечатление. Иностранцы сжимают твою руку с силой, так, что кажется, сейчас хрустнут кости, даже когда хотят выразить самое сердечное дружелюбие. В Германии он много раз сталкивался с этим. Конечно, варварство, но простительное. Западная культура постоянно что-то доказывает, но там не знают, как быть скрытными. Молодой человек начал набирать текст. Если он будет осторожен и сделает лишь то, что запланировал, не более, то останется невидимкой. Бросит камешек в пруд и будет ждать.
Поймут ли люди на том берегу пруда, что означают круги на воде? Ученый боялся, но старался обуздать страх. «Страх может сделать тебя сильным». Так сказал отец перед смертью. Страх — твой хозяин до тех пор, пока ты не научишься сопротивляться ему. Тогда он становится твоим наставником и защитником. Он скрывает тебя в тени, учит лгать. Это плащ, который ты надеваешь, чтобы исполнить свою месть и совершить бегство.
Глава 2
Вашингтон
Американцы назвали его «доктор Али». Технический термин, принятый для таких людей в Центральном разведывательном управлении, — «виртуальный перебежчик». Поздно вечером он вошел на открытый сайт управления и нажал кнопку с надписью «Связаться с ЦРУ». Открылась страничка с вежливым предложением совершить предательство. «Если у Вас есть информация, которая, как Вы считаете, может заинтересовать ЦРУ в плане ведения разведки за пределами США, пожалуйста, заполните приведенную ниже форму. Мы обязуемся тщательно защитить всю предоставленную Вами информацию, в том числе личного характера». Далее, для успокоения, шел комментарий насчет использования Управлением особой системы шифрования, с протоколом защищенных сокетов. Но никакого объяснения, как работает программа с таким впечатляющим названием, не приводилось. Впрочем, нынешний посетитель сайта не нуждался в чьей-то помощи, чтобы понять, что делать. Он и сам в точности это знал.
Доктор Али загрузил текстовое сообщение, настолько недвусмысленное и очевидное, что на него можно было бы не обратить внимания, и растворился в просторах виртуального мира. Не оставил ни следа, ни намека на то, каков его мотив, ни малейшей подсказки к тому, что же заставило его рискнуть всем и прошептать свою тайну, бросив слова на ветер киберпространства. Кроме этих байтов компьютерной информации, от него не осталось ничего, словно он никогда не существовал.
Стояла сырая и теплая ночь, конец июня. Ливень вымыл город дочиста, предрассветный туман висел над деревьями, окружающими штаб-квартиру Управления. Полдюжины клерков, следящих за работой открытого сайта Управления, собирались по домам — их ночная смена заканчивалась. Всю ночь они проработали с электронными письмами, большинство которых было чем-то вроде звонков по ошибке. Сотрудники искали среди них то, что могло оказаться реальной разведывательной информацией или предупреждением о готовящемся теракте. Бюрократы от секретной службы утомились. Им хотелось скорее добраться до своих машин на Коричневой и Желтой стоянках и отправиться по домам.
Чернокожая женщина по имени Джана, работающая в Управлении всего пару лет, первой заметила точку отправки. Письмо пришло через сервер иранского интернет-провайдера. Сотрудник, получивший его, совершенно упустил это из виду. Было поздно, и он очень устал. Но, прокручивая назад список почты, которая пришла за смену, Джана обратила внимание на это письмо.
Ее коллеги закончили работу, и она сказала им, чтобы ее не ждали. Она выйдет минуты через две. Джана одна воспитывала ребенка и тоже торопилась домой, чтобы приготовить дочери завтрак и отвезти ее в школу в Фэйрфаксе. Она была простым сотрудником на окладе GS-9, а за границу выезжала всего однажды, еще до развода. Но Джана обладала хорошим чутьем. Она знала, что периодически на сайт ЦРУ пишут необычные люди, чья информация действительно имеет ценность. Они владеют секретами, обижены на свое правительство, на спецслужбы или просто на босса, сидящего в кабинете рядом по коридору. При этом они достаточно ловки, чтобы выйти на связь через Интернет и не попасться. Отдел, в котором работала Джана, за время ее службы получил несколько десятков таких посланий из Китая, с полдюжины — из России, но из Ирана — ни разу. Это и привлекло внимание Джаны.
Смысл был не вполне понятен. Просто список из дат и цифр. Может, какой-то технический отчет, но не исключено, что это просто набор символов. Джана не была уверена, но место, откуда пришло письмо, говорило о его возможной важности.
«Иранский ВП?» — написала она, пересылая письмо в отдел информационных операций, используя принятое в ЦРУ сокращение термина «виртуальный перебежчик». В этом подразделении занимались компьютерным обеспечением тайных мероприятий. На всякий случай Джана отправила копии в ближневосточный отдел, человеку, курирующему Иран в аппарате начальника Национального разведывательного управления, и в отдел по операциям в Иране. Адресов много, но откуда ей знать, кто именно должен с этим работать?
Одно из этих писем попало к Гарри Паппасу, новому главе отдела по операциям в Иране. Поначалу он не обратил на него внимания. Ему некогда было смотреть на воду, не говоря уже о кругах, идущих по ней.
Гарри был большим человеком в организации, которая становилась все ничтожнее. У него было подвижное лицо, большой рот с мягкими губами, щеки, покрытые морщинами от солнца и бессонных ночей, вьющиеся волосы, с возрастом ставшие тускло-серыми, как угольный шлак. Самым непривлекательным в нем были глаза: в них читалась смесь ярости и усталости, с которой он не мог справиться, как ни старался. Он пришел в Управление в качестве военного советника в восьмидесятых, после отставки из армии. Первым его заданием была подготовка «контрас» в Никарагуа. Так у него появился плохой испанский, с массачусетским акцентом. Потом к его знанию языков добавились плохой русский, а теперь и плохой фарси. Но похоже, люди всегда понимали Гарри Паппаса, на каком бы языке он ни изъяснялся.
«Если люди не понимают, что сказал Гарри, он просто повторяет это громче», — говорил его лучший друг Эдриан Уинклер. Он был англичанином и, как и большинство офицеров британской разведки, знатоком языков, который всегда говорил тихо. Как и Гарри, Уинклер был весельчаком. Как бы печально все ни выглядело, Гарри никогда не мог удержаться от острот и ругани. Это всегда помогало ему выжить на службе в зазеркалье секретного ведомства.
Впрочем, все знали, что Гарри Паппас затаил в своем сердце глубокую рану. Несколько лет назад в Ираке он потерял единственного сына. Происходящая там неразбериха была противна всем в Управлении, но для Гарри это было чем-то большим. Именно поэтому он и согласился возглавить отдел по операциям в Иране: чтобы попытаться справиться с этой болью.
Но сегодня ничего не помогало. Стол ломился от бумаг, а читать их у Паппаса не было никакого желания. Его вызвали на доклад в сенатский комитет по разведке, к людям, которых он считал прощелыгами и болтунами. Сам директор, не больше и не меньше, приказал, чтобы он выступил перед представителями Совета национальной безопасности. Гарри очень хотелось отказаться и от того и от другого, но он понимал, что ему этого не позволят.
Всем нужно одно и то же. Директор ЦРУ, глава Национального разведывательного управления, Белый дом, депутаты Конгресса просто стонали, требуя больше информации о Тегеране. Если в повестке ежедневного доклада президенту не значилось такого вопроса, то он сам спрашивал: «Что насчет Ирана?» Директор считал само собой разумеющимся, чтобы Паппас еженедельно ходил с докладом в Белый дом к президенту. Так сказать, для демонстрации флага и произнесения стандартных извинений. Гарри всеми силами отказывался от этого. В компании этих людей он чувствовал себя очень неуютно.
Ему хотелось сказать президенту совсем другое. «Не лезьте ко мне. Успокойтесь, подождите, потерпите». Но именно этого он и не мог произнести. В особенности по отношению к тем людям, которые швыряли ему кучи денег из бюджета секретных ведомств. От Гарри требовали роста показателей. Больше оперативников, больше резидентур, больше завербованных. Судя по всему, разведку считали чем-то вроде водопроводного крана, который можно открыть шире, если просто вложить в это денег. У Паппаса не хватало заданий для тех сотрудников, которые были у него на службе в данный момент, так зачем же набирать новых? Самое последнее, что ему нужно, — это увеличение штатов, чтобы все сталкивались лбами и посылали друг другу пачки сообщений, делая вид, что работают. Но власть имущие продолжали выделять деньги. Это создавало у них ощущение того, что они хоть что-то делают.
