Сергей Костин - Страстная неделя
— Тогда «Киндл» еще пригодится, спасибо.
Тоня достала из сумки сигареты, увидела над сидением напротив знак, что курить запрещено, покачала головой и спрятала пачку обратно.
— Вы с ней в такси, да? — раздался в гарнитуре голос Шанкара. — Оба ваших телефона я вижу. Выбросили в окно?
— Они по-прежнему работают? Хорошая техника, — ответил я. — Ты прав, люди больше не нужны.
— Но остальные телефоны у вас остались? В мешочке?
— Да, только этот выбрался на волю. «Киндл» для нашего дела не опасен?
— Нет. Хотя с него тоже можно выходить в интернет, их пока не отслеживают.
Тоня заметила гарнитуру у меня в ухе и теперь с интересом наблюдала за мной. С интересом, но без удивления. Она же знала, чем я занимаюсь.
— Я свяжусь с тобой чуть позже, — сказал я Шанкару. Мы ведь по-английски говорили, этот водитель может теперь прислушиваться к разговору подозрительной личности. Вокруг, конечно, шумно, окошечко между нами маленькое, но все равно не стоит. Окошечко, кстати, можно и закрыть, что я теперь и сделал.
— Вас отключить пока от Питера?
— Да. — Не нужно, чтобы что-то отвлекало мое внимание от Тони. — А что с отцом?
— Он приходил с тем мобильным, номер которого он оставлял для вас. Ну, на который я ему звонил по вашей просьбе. Только микрофон отключил, вот сейчас опять включил.
— Хорошо, до связи.
— Все пишем, но можно не расшифровывать?
— Точно, спасибо.
— И какие у нас ближайшие планы? — спросила Тоня. Теперь, надеюсь, таксисту было не слышно, да и по-русски он вряд ли понимал.
— Поговорить. Вы мне скажете свое, я вам — свое. Только найдем спокойное место. Вы… Вам не нужно меня бояться.
— Я не боюсь. А у меня могут быть свои предложения?
— Я слушаю.
— У меня есть близкая подруга в Лондоне. Она сейчас у родителей в Уэльсе. Квартира пустая, ключ под ящиком с фуксией.
— Вариант, подумаем. Нам нужно сначала расстаться с этим водилой.
Какое-то время мы ехали молча. Тоня искоса посматривала на меня, я то и дело поворачивал голову в ее сторону. После каждого вопроса, который приходил мне в голову, я говорил себе: «Потом, не сейчас». Возможно, она делала то же самое.
Но нет.
— Вы хотите его выкрасть? — вдруг спросила Тоня.
Какая вероятность, что нас в случайном такси подслушивают? Ну, кроме Шанкара? Да еще и по-русски.
— Зачем мне его выкрадывать?
— Чтобы как-то привезти в Москву, допрашивать, потом не знаю, что.
Убийцей она меня больше не считает. Разумеется — Мохов же ей и про меня наверняка рассказал. Я покачал головой:
— Нет.
— Но вы же считаете его предателем.
— Уже нет. Пока нет, — уточнил я. — Мы успели перекинуться в машине парой слов.
— Вас папа никогда не сдаст. — Тоня повернулась и посмотрела мне в глаза.
— Он так сказал?
Тоня с подозрением посмотрела на меня.
— А кто вам сказал, что мы виделись?
— Вы сами сказали. Да и это логично. Вы зачем сюда приехали?
Тоня задумалась. Ход ее мысли был понятен: сообщение по мейлу, место, где они когда-то ели с отцом мороженое, разговор с Питером, гарнитура у меня в ухе.
— Вы следили за мной с самолета?
— Нет, от встречи с Питером, — сказал я. Наши дальнейшие отношения с Тоней предполагали отсутствие лжи и виляний с обеих сторон. Осборн тоже это понимает.
— Не важно, — сказала Тоня. — Но вам нечего беспокоиться. После того, что вы для папы сделали, сдать вас было бы последней низостью. А папа не такой.
Допустим, хотя это снимало с моей души огромную тяжесть. Ну а другие? Мои товарищи по несчастью?
— Но вы допускаете, что ему все же придется рассказать о том, что ему известно?
Деликатно я описал морально и уголовно осуждаемое действие?
— Я не знаю, — сказала Тоня, снова глядя мне в глаза. Искренне так сказала. Тоже понимает, что все мы переживаем сейчас момент истины. — И он не знает. Он в замешательстве, он как загнанный зверь.
Она вдруг снова раскрылась. Как тогда, в разговоре с Питером, когда сказала, что ужасно переживает за мать.
— Понятия не имею, какие у вас на то были причины, но все равно, — Тоня вдруг положила мне руку на запястье. — Без вас папе было бы не уйти. Спасибо вам.
— Не за что, я просто вернул долг. — Я задумался на секунду. — Если честно, я не знаю, почему я это сделал.
— Главное, что сделали. И еще…
Тоня легко сжала мое запястье.
— Простите меня за Москву.
Она отпустила мою руку и отвернулась.
8
Я попросил таксиста остановиться, не доезжая Трафальгарской площади. Я же помнил, где там стоят камеры. Водитель скажет, в какое время мы вышли, а дальше нас поведут по всему городу. Я открыл задвижку окошечка. На счетчике было около двадцати фунтов. Я протянул пятидесятифунтовую купюру.
— Сдачи не надо, — сказал я.
Водитель внимательно посмотрел на меня. Могу поспорить, я был его самым подозрительным клиентом за многие годы.
— Вы уверены, сэр?
Я его едва понял. Кокни. Еще один отличительный признак, вместе с полом и возрастом, лондонских таксистов.
— Мы же друг друга поняли? — сказал я.
Водитель оживился и перехватил банкноту. Я отметил две особенности его носа: красного цвета и весь изрытый крупными порами. А тут есть, на что посидеть в пабе не один вечер.
— Вы говорили по-польски? — спросил он, приникая к окошечку, как бы желая разговором поблагодарить меня за такую щедрость. Может, и не позвонит сразу в полицию.
— Да, по-польски.
Таксист важно кивнул, он был доволен собственной эрудицией. Потом он разразился длинной тирадой на родном языке, из которой я не понял ни слова. Я недоуменно повернулся к Тоне, которая все слышала. Проще всего было сделать вид, что ты все понял, кивнуть и выходить. И опять я был неправ!
— Он говорит, ну, насколько я его поняла, — стала переводить Тоня, — что вез вчера одного поляка. Он точно так же говорил по телефону. Он ехал на стадион «Челси».
Мы с Тоней переглянулись. Что, вот она, та невероятная случайность, которая позволяет раскрыть идеальное убийство? Да нет, так только в кино бывает.
— Оно и понятно, «Челси» же купили поляки? — прикинулся дурачком я. — Или русские, что ли?
— Русские, русские. — Это я и без перевода понял. — Но этот был не футболист. Музыкант.
— Как вы сказали? Музыкант? — переспросил я.
— Да, у него была гитара.
Про гитару я тоже понял.
Подкрепить его радость от роскошных чаевых сознанием, что он поступает правильно? Ну, не упускать же такой случай!
— Хорошо. Тогда давайте поговорим серьезно.
Я достал свое удостоверение Интерпола и сунул его под нос водителю.
— Я сразу догадался, что вы из польской полиции, — довольно сказал старик, не знакомый и с испанским языком тоже.
— Вы везли его вчера утром? Часов в девять?
— Уже в десятом. — Старик устроился у окошечка поудобнее. Это был его звездный час. Все видели по телевизору таких людей, которые были свидетелями аварии на перекрестке или падения строительного крана. — Я подсадил его у метро в самом центре, на Стрэнде.
Я уточнил у Тони, правильно ли я понял. Правильно.
— Как он выглядел?
— Молодой парень, в бейсболке, с бритой головой. У него время от времени через щеку и шею жила пропечатывалась — там, где он показал, — перевела Тоня.
— Интересно. А как он был одет?
Тут опять Тоня пришла на помощь, и то ей тоже пришлось переспрашивать.
— Он говорит, что на парне был светло-зеленый плащ. И бейсболка тоже зеленая, без надписи.
Мы с Тоней переглянулись.
— А возраст точнее? — спросил я у водителя. — Лет двадцати двух — двадцати трех?
— Нет, постарше, лет тридцати. Для меня все они молодые парни. Высокий такой, худой.
Это я опять понял или решил, что понял. Уточню потом у Тони. Ну что, словесный портрет, считай, полный.
— Хорошо, спасибо, — сказал я, вылезая наружу. — Удачного вам дня!
— И вам тоже, сэр, — сказал водитель и заговорщицки прищурился: — Он что-то украл, да?
9
Я просил таксиста отвезти нас на Трафальгарскую площадь еще и потому, что там всегда толпы народа, в которых легко затеряться. Но раз мы и не попали под уличные камеры, был смысл просто нырнуть в метро. Мне нужно было спокойное место: переговорить с Шанкаром по гарнитуре, залезть в интернет и отправить сообщение Эсквайру. Так что ресторан или кафе по соседству меня не устраивали.
Тоня успела закурить и теперь молча ждала, пока я приму решение. Взгляд у нее снова был ироничным — умный взгляд.
— Далеко живет ваша подруга? — спросил я.
— Прилично. Почти в Уимблдоне.
— Тогда поехали, э-э, Антонина Владимировна.
— Тоня, — миролюбиво поправила она, затягиваясь. Торопится принять свою дозу яда, понимает, что мы сейчас спустимся в метро. — Я вообще-то по паспорту не Антонина, а Антония. Мама настояла: ее маму так звали. Мама наполовину болгарка. Так что я Антония. А вас как звать?
