Вторая встреча - Николай Прокофьевич Лобко
Постепенно созрел план, как освободиться от чекистов, которые казались слишком молодыми, неопытными и беспечными.
А офицеры, не обращая внимания на Афанасия Павлюка, продолжали играть.
Теперь не везло уже Рудницкому. Он всячески старался отыграться, но это ему никак не удавалось. Лейтенант злился и досадовал на то, что ему не шла карта.
Шовгенов ликовал:
— Капусты тебе, Алёша!..
Афанасий приоткрыл глаза, скользнул взглядом в сторону тумбочки, расслабленно поднялся с постели и подошёл к Рудницкому с окурком в левой руке.
— Дайте прикурить.
Лейтенант недовольный тем, что его оторвали от игры, зажёг спичку.
Павлюк, прикуривая, наклонился. Правая рука его упёрлась в спинку стула, затем потянулась дальше и осторожно опустилась на ключ.
— Спасибо.
Афанасий кивнул головой и, сжимая ключ в руке, неторопливо вернулся к кровати.
Рудницкий опять проиграл.
— Алёша, — хохотал Шовгенов, — я тебя обязательно капустой накормлю.
Рудницкий быстро сдал карты.
— Ладно, ходи, — сказал он с плохо сдерживаемым раздражением.
Павлюк докурил папиросу, швырнул её на пол и раздавил каблуком. Крепче сжав в руке ключ, он, нагнув низко голову, исподлобья посмотрел на играющих офицеров. Злая усмешка презрительно скривила его губы. В узких щёлках холодно блеснули серые глаза.
Только на один миг промелькнула у него тень сомнения. Что-то уж очень вольно и шумно вели себя офицеры. Но тут же объяснил их поведение обычной неосмотрительностью, которая нередко сопутствует молодости.
Рудницкий резкими, короткими рывками хлёстко бросал карты на стол, Шовгенов небрежно клал свои, но с таким видом, словно эти карты имели основательный вес.
Но вот Рудницкий, подняв зажатую в руке карту, задумался.
— Мои, — решительно заявил он, сгребая карты со стола.
— Ну и «козёл»! — бросив свои карты на стол, воскликнул Шовгенов и захохотал. — Ты напрасно задержал пиковую даму. Она подвела тебя.
— А с чем бы я остался? — вспыхнул Рудницкий, открывая свои карты.
Молодые люди заспорили. Каждый с разгоревшимся азартом старался доказать правильность своего мнения.
Павлюк уже несколько раз порывался встать, но, приподнявшись, опять опускался на кровать. Сейчас он вдруг вскинул голову и хриплым, приглушённым голосом сказал:
— Пить хочется.
— А где вода? — недовольно спросил Рудницкий.
— В прихожей.
— Пойдите напейтесь, — разрешил Рудницкий и, уже обращаясь к Шовгенову, продолжал: — Мне ведь играть было нечем!
— И всё же пиковую даму не стоило держать, — настаивал Шовгенов.
Кряхтя, Павлюк медленно поднялся и, тяжело ступая, словно его ноги вдруг страшно отяжелели, направился в прихожую. Здесь он на секунду остановился и прислушался. В комнате продолжался горячий спор. Афанасий нарочито громко загремел кружкой о водопроводный кран, затем, сдерживая дыхание, на носках подскочил к двери, быстро вставил в замочную скважину ключ и осторожно повернул его.
Открываясь, дверь тихо скрипнула заржавленными петлями.
Павлюк вздрогнул и, крепко сжав пальцами край двери, застыл на месте. Крупные капли пота выступили у него на лбу.
— Вот тебе и нужно было дамой пойти, — донёсся из комнаты возбуждённый голос Шовгенова.
Афанасий облегчённо перевёл дыхание, тыльной стороной кисти смахнул пот со лба и выглянул за дверь.
Там никого не было.
Путь свободен!..
Павлюк выскользнул на лестничную площадку, запер за собою дверь и бросился вверх по лестнице.
Взбежав на чердак, он ударился головой о переплёты стропил, но не почувствовал боли. Нащупывая в темноте руками дорогу, спотыкаясь на каждом шагу о балки наката, он добрался до слухового окна.
Снизу донеслись частые и сильные удары.
— Спохватились, — испуганно и в то же время со злорадством подумал Павлюк: — Растяпы. Поздно!
Он быстро вылез на крышу и, пригибаясь, побежал по гребню.
Недалеко от трубы он споткнулся, упал и скользнул по гладкой наклонной плоскости железной кровли.
От падения с высоты пятого этажа его спас водосточный жёлоб, в который он упёрся ногами.
Трясясь всем телом от испуга, беглец не смог заставить себя подняться на ноги и продолжал свой путь на четвереньках.
Добравшись до края крыши, он спустился по пожарной лестнице на землю, не оглядываясь добежал до угла здания и скрылся за ним.
XVI
БЕРЕГИТЕ СЕБЯ, РОДНЫЕ
Лейтенанты добросовестно колотили кулаками по створкам двери до тех пор, покуда не щёлкнул замок.
Дверь открылась, и на пороге появился майор Кочетов.
— Хватит, хватит, товарищи, — сказал он. — Дети у соседей уже спят, разбудите.
Он прошёл в комнату, посмотрел на разбросанные по столу карты и спросил:
— Кому везло?
— С переменным успехом, товарищ майор, — вытянул руки по швам Рудницкий.
— Отлично. Первая часть как будто удалась нам. Во всяком случае, Павлюк поверил, что ему представился удобный случай бежать из-под ареста, и воспользовался им. Он так спешил, что едва не свалился с крыши, но потом благополучно добрался по лестнице до земли и без оглядки побежал. Что ж, — с сожалением вздохнул майор, — он сам выбрал себе судьбу.
— Прямо за шиворот хотелось схватить подлеца, когда он с ключом в кулаке уходил из комнаты, — закипел Шовгенов и, растопырив пальцы, брезгливо поморщился: — Где бы руки помыть? Я вообще не терплю карт, а тут ещё, как назло, попались грязные, засаленные.
— Ты ведь знаешь, — улыбнувшись, напомнил Рудницкий, — вода в прихожей.
— Ах, верно, — засмеялся Шовгенов и обратился к Кочетову: — Разрешите, товарищ майор.
— Мойте, только быстрее. Нам нужно торопиться...
— Расчёты наши оправдываются, — сообщил полковник Чумак, когда майор и лейтенанты вошли для доклада в его кабинет. — Павлюк уже на железнодорожной станции и прячется за поленницами дров. Один поезд он пропустил. Видимо, ожидает какой-то другой.
— Через тридцать шесть минут отправляется местный, затем Ленинградский, — взглянув на часы, пояснил Рудницкий.
— Возможно он их и ждёт. Так что вам, товарищи, надлежит быть готовыми к поездке.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — за себя и за лейтенантов ответил майор.
— Пока вы занимались Афанасием Павлюком, — продолжал Чумак, — я побывал у Забелиной. Могу сообщить для всех нас приятную весть. Жизнь девушки вне всякой опасности.
Лейтенанты удовлетворённо переглянулись.
— Но она ещё настолько слаба, — полковник достал из портсигара папиросу, — что профессор разрешил мне очень
