Операция «Канкан» - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
— Слушаюсь, герр штурмбаннфюрер!
— Меня называйте по имени или просто дядей Вальтером… Вольдемар.
Он обращается так впервые и с некоторым усилием.
— Да, дядя.
— Хорошо. Утром представлю Гейдриху. Тебе заготовлено местечко в СД.
— Простите… Но моя фотография в личном досье, группа крови, воспоминания? Стереть человека из документов и памяти неизмеримо проще, чем ввести нового…
— Ты это мне объясняешь, разведчику с двадцатилетним стажем? Я все продумал. Да, предстоит потрудиться и подчистить детали. Начнем сегодня же, не теряя времени. Поработаем над внешностью. Как будешь готов — приступай к службе в «четверке» штурмбаннфюрера Отто Олендорфа.
Воистину удачный день. Насколько мне известно, а об этой секретной организации вообще сведений очень мало, там что-то вроде аналитического отдела. Рай для разведчика: купание в море информации и отсутствие операций в духе Абвер-2, никого не надо убивать. Но родственник щедро скармливает новую ложку дегтя.
— Олендорф будет в курсе, что я вправе выдернуть тебя из кабинетной синекуры ради особых заданий — моих и Гейдриха.
— Как прикажете! — преданно скалюсь в предвкушении особо специального задания. Чеботарева я изуродовал после того, когда он тихо сдох от потери крови, мерзавец уплыл на тот свет без мучений. А где гарантия, что перспективному унтерштурмфюреру не поручат провести мастер-класс интенсивного допроса? Хотя бы задержанных по списку Демиса.
Но первое спецзадание не требует мясницких навыков.
— Знаешь, племянник, одна из самых интересных персон, установленных тобой в Швейцарии, это британский маркиз.
— Он так глупо засветился! Не думаю, что сей джентльмен — серьезная фигура в английской резидентуре. Дилетант с рыцарскими замашками.
Граф улыбается, но отнюдь не саркастически-уничижительно.
— Будь снисходителен. Руководство иностранной разведки вечно стоит перед дилеммой: отправлять за рубеж профессионала-нелегала, чтобы десятилетиями врастал во вражескую среду, или вербовать дилетанта, уже находящегося на нужном месте. Как ты догадываешься, чаще прибегают ко второму методу. Поэтому агентурная разведка кишит вопиющими непрофессионалами.
— Но элементарный здравый смысл…
— Он как раз присутствовал. Кого Колдхэм изображал в Швейцарии? Богатого делового человека, совмещающего бизнес с горным отдыхом в компании племянницы. То есть самого себя. Естественный образ, ты не находишь? Но когда его план, примитивный и без подстраховки, провалился, англичанин сорвался, устроил автогонку. Засветил себя в качестве шпиона МИ6? Полно тебе, он догадался о провале русского, следовательно — знал, что уже был раскрыт вашей группой.
Британский недотепа вызывает во мне смешанные чувства. Надо же, целый маркиз! Небось, из семейства, что уходит корнями чуть ли не к нормандскому завоеванию. Осторожно высказываю свое видение его положения.
— Выходит, для него начинается сложный и опасный этап. Мы теперь в курсе, что он работает на иностранную разведку. Колдхэм знает о нашей осведомленности, о возможности ареста или ликвидации в любую минуту. И ему, абсолютному новичку в шпионских играх, придется сесть за одну доску с командой мастеров?
— Именно! — граф описывает в воздухе круг тлеющим кончиком сигары. Как символ адского кольца, замкнутого вокруг британской шеи. — Англичанин надеется на признательность за заслуги перед Рейхом в период экономической изоляции.
— Но изоляция уходит в прошлое.
— Да, к несчастью для него. Заработков и безопасности меньше. Если хватит благоразумия, сбежит за Канал вовремя. Если нет…
…То меткая пуля Дюбеля поразит не колесо. Тут без иллюзий.
— Мне завязать с ним знакомство?
Сигара рисует знак вопроса.
— Он тебя видел?
— Сомневаюсь. Я и то его — мельком, из салона «опеля». Больше разглядывал племянницу.
— И как она?
— Заносчивая, самоуверенная. Витает в горней выси и скучает в ней от одиночества. По крайней мере, так это выглядит со стороны через автомобильное стекло.
Валленштайн откровенно веселится.
— Психоанализ глубже Фрейда на основании секундного наблюдения? Браво! Поручаю тебе составить более точное представление об этой парочке. Гейдрих дал добро на их оперативную разработку.
Что-то подсказывает: граф заготовил задание по линии СД еще до получения моего согласия на легализацию под личиной Вольдемара. Уверен в предсказуемости новоявленного племянника? Когда-нибудь придет время его удивить.
Глава 17. Волльвебер
Шторма в осеннем Северном море опасны не только для мелких судов. Сухогруз «Лейпциг» водоизмещением двенадцать тысяч тонн держался носом к волне, самые высокие валы перекатывались через палубу. Бросало немилосердно; даже опытные члены экипажа высчитывали часы, когда пароход минует голландские берега и достигнет сравнительно спокойной воды между Британией и Францией. Их расчетам не суждено было оправдаться.
Жестокий взрыв встряхнул корпус. Из пролома в палубе к низкому небу ударил султан пара. Вслед за лопнувшим котлом начал терять давление и второй, буквально через десять минут «Лейпциг» потерял ход, подставив волне борт.
Неуправляемое судно, сильно побитое непогодой, село на мель у бельгийского побережья и через сутки переломилось. Спасти удалось лишь половину экипажа.
Когда весть о гибели парохода попала в прессу, в домике на восточной окраине Гамбурга собралось несколько человек, до странности не соответствующих друг другу с точки зрения принадлежности к общественным кругам. Капитан Кребс, морской волк в отставке, курил в углу почерневшую от времени трубку, дым от которой был резче, чем от сигарет и папирос всех остальных участников встречи. Он представлял морскую аристократию — капитанов и судовладельцев, не голодавших даже в страшные двадцатые: какой-то спрос на перевозки сохранялся всегда. Высокий и толстый Хельмен из Осло был выходцем из корабельного пролетариата. За два десятка лет скитаний между портами он дослужился от помощника механика до механика. Портовый чиновник с бесцветной фамилией Штраух и столь же невыразительной внешностью молчал весь вечер, тревожно поглядывая на товарищей поверх круглых стеклышек очков. Еще здесь присутствовала фройлян Хельга из припортового кабачка; девушка и ее заведение пользовались дурной репутацией. С ней соседствовали полицейский с привычно свирепой усатой физиономией, торговый агент и еще трое разных господ, словно труппа провинциального театра, готовая исполнять любые роли.
— Эрнст! Судовой кок на «Лейпциге» не выжил, двое в критическом состоянии. Счет погибших идет на десятки! — доктор Михаэлис, хозяин этого дома, обвиняющее ткнул розовым пальцем в сторону Волльвебера, вожака странной компании. — Мы с самого начала условились: никаких жертв! Уничтожаем судно и груз. Почему его не утопили аккуратно, как «Бокаччо»?
Голос подал Баргштедт, главный подрывник Волльвебера.
— Остынь. Итальянец затонул у Бреста, медленно, в хорошую погоду. Кэп на «Лейпциге» поперся в самый шторм. Кто ж знал…
— Товарищи! Не время для сожалений. Идет война, а война требует жертв. И наших, и посторонних людей. Подумайте, сколько человек бы погибло, попади винтовки и пулеметы франкистам, — Волльвебер расстегнул жилетку и обмахнулся платком. Вечно мерзнущий в портовой сырости Михаэлис растопил камин, будто за окном стужа. Но атмосфера накалялась и без огня. — Поэтому лучше подумаем о
