Евгений Федоровский - «Штурмфогель» без свастики
— Оцепить мастерские! Никого не впускать и не выпускать! — приказал Зандлер. — Где Зейц? Через несколько минут прибежал Зейц.
— Господин оберштурмфюрер, здесь только что кто-то был. Дежурный инженер спал, но, когда я зашел сюда, мне показалась тень вон там.
— Здесь никто не появлялся, клянусь вам, — пробормотал позеленевший от страха инженер.
— Молчать! — оборвал его Зейц и махнул солдатам.
Те бросились шарить по мастерской. Зандлер осмотрел взволнованных служащих. Взгляд его остановился на Пихте:
— Как попали сюда вы?
— Как все, по тревоге.
— Но ведь по тревоге вам полагается быть у своей машины, а не в мастерских.
— Все бежали сюда, ну и мы не удержались! — вышел из толпы Вайдеман, вытирая запачканный маслом рукав френча.
— Вы были вместе с Пихтом?
— Нет, я его не заметил… Впрочем, и вас-то недавно разглядел.
— А вы, Пихт, видели Вайдемана?
— Я?.. Нет.
— Какой двигатель работал на полную мощность? — спросил Зандлер дежурного инженера.
— Третий слева. «Юмо».
— Что нужно сделать, чтобы заставить его работать на полную мощность?
— Двинуть вот этот сектор на пульте. — Инженер потянулся к рычажку с оранжевой рукояткой.
— Не трогать! — крикнул Зейц.
— Около двигателя есть такой же сектор. Управление здесь спаренное, — сказал инженер.
— Мы найдем преступника по отпечаткам пальцев, — проговорил Зейц.
Осмотрев все закоулки мастерской, эсэсовцы никого не обнаружили. Зейц вызвал специалиста по отпечаткам пальцев, переписал всех, кто оказался в этот момент рядом. Оставив усиленную охрану, он проводил Зандлера, вернулся к себе и срочно вызвал Берлин, чтобы доложить штандартенфюреру Клейну о происшествии.
…Профессор плохо спал в эту ночь. Только несколько рюмок коньяка сморили его. Однако проснулся он, как всегда, и появился у себя в кабинете ровно в восемь. Затянувшись сигаретой, Зандлер посмотрел в окно на одинокий бук. «Может быть, у меня вчера была галлюцинация? Просто от сильного утомления причудились чертики?» — подумал он и приказал продолжать испытания двигателей.
Снова по аэродрому покатился грохот запущенных «Юмо». На них больше всего надеялся Зандлер. Они работали хорошо.
«Конечно, показалось». Профессор шагнул к телефону, чтобы сказать Зейцу об этом и вдруг услышал взрыв. С треском вылетело стекло. Зандлер бросился к окну и увидел дым, окутавший мастерские.
— Взорвался на взлетном режиме двигатель, — доложил дежурный инженер.
— Какой?
— «Юмо», на стенде третий слева.
«Все ясно», — прошептал Зандлер, бледнея.
Рядом действовал агент. Мысленно Зандлер перебрал всех инженеров, техников, летчиков, которых знал: «Кто-то из них, в рабочей куртке или мундире люфтваффе, — враг…»
Дверь в кабинет отворилась, и на пороге вырос Зейц.
— Как я и ожидал, преступник не оставил отпечатков своих пальцев, — возбужденно сообщил он, — но агент все же не успел скрыть следов!
Зейц, стуча каблуками своих великолепных сапог, подошел к столу Зандлера и бросил перчатки:
— Мои люди нашли их в баке с топливом! Профессор покосился на перчатки — обычные армейские перчатки из темно-серой искусственной кожи.
— Таких перчаток, наверное, у каждого по паре, — усмехнулся он.
— Нет и нет, господин профессор, — засмеялся Зейц. — Во-первых, мы знаем размер руки преступника. Во-вторых, вряд ли кто из техников получал такие перчатки на складе, а если получал, мы легко установим. В-третьих, видите чуть треснутый шов? Преступник имеет привычку сжимать кулаки. Это не все, но уже многое. А вы, господин профессор, не волнуйтесь и продолжайте работу. Как поживает фрейлейн Эрика?
— Спасибо, хорошо.
— Передайте ей привет от меня. — Зейц улыбнулся и, прощаясь, приложил руку к козырьку.
Но Зандлеру не понравился оптимизм оберштурмфюрера. Оставшись наедине, он подумал о неприятностях, которые наверняка свалятся на его несчастный «Штурмфогель». Даже несмотря на явную диверсию, двигатели «Юмо» и «БМВ» не годились для летных испытаний. Они требовали серьезной доводки.
Через несколько дней, не выдержав взлетного режима, взорвался мотор «брамо». Мессершмитт, занятый совершенствованием модифицированного винтомоторного истребителя «Ме-109» все же нашел время, чтобы серьезно поговорить с Зандлером о будущем «Штурмфогеля». Главный конструктор был недоволен моторостроительными фирмами.
— Вы видите, что нам пишут с фирмы «Юнкерс»? — Мессершмитт швырнул Зандлеру телеграмму.
В ответ на просьбу ускорить постройку новых двигателей фирма сообщала, что она сможет это сделать не раньше, как через восемь месяцев.
— А война идет! — Мессершмитт кулаком ударил по столу, и серебристая модель его любимца «Ме-109» свалилась на пол. — Война идет! Она требует новых и новых машин — надежных и прочных. Лучше, чем у русских!
Глава девятая
Голоса лета
С весны 1942 года после затяжных дождей по всей Европе установился устойчивый антициклон. Трупы после зимних боев успели закопать местные жители, но сладковатый запах мертвых остался. Он и мутил двадцатитрехлетних солдат многотысячной армии Паулюса, наступающей на Волгу. Эти кадровые солдаты прошли по Европе, но впервые видели такие моря полей, такое богатство земли, еще не тронутой огнем войны.
5 апреля Гитлер подписал директиву, составленную генштабом вермахта: «Все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет».
Для рейха нужна была пшеница Украины, Кубани, Ставрополья, донецкий уголь, бакинская нефть. В перспективе снова рождались заманчивые планы: вступление в войну Турции на стороне Германии, захват Москвы, вторжение в Иран и далее в Индию. Под командованием генерала Фельми был сформирован специальный корпус «Ф», предназначенный для действий в странах Ближнего Востока. Он укомплектовывался солдатами и офицерами, знающими восточные языки.
Таранным ударом полевая армия Паулюса и танковая Гота прорвала Юго-Западный фронт русских и ринулась на восток.
1
На утро 18 июля 1942 года Мессершмитт назначил новое испытание «Штурмфогеля», но его задержали дела в Берлине, и в Лехфельд он приехал лишь к вечеру. Сам Зандлер без главного конструктора проводить испытания «Штурмфогеля» на этот раз не решился. Мессершмитт вернулся из Берлина в самом радужном настроении.
— Профессор, скоро я вам смогу предоставить отпуск, — объявил он Зандлеру, — вы поедете в Швейцарию или на Средиземное море.
Зандлер в недоумении потер свой шишковатый лоб:
— Я не понимаю вас, господин конструктор…
— Скоро поймете. На Востоке у нас идут дела превосходно, с Россией к началу зимы все же мы покончим, а потом, дорогой профессор, очередь за Индией, Америкой, даже Южной…
— Тогда придется свернуть работы над «Штурмфогелем»? — уныло протянул Зандлер.
— Наоборот! — Мессершмитт возбужденно прошелся по бетонной полосе. — «Штурмфогель» — это прародитель тех самолетов, которые я вижу в будущем. А те машины будут иметь стремительную скорость, может быть сверхзвуковую, и огромную бомбовую нагрузку! Они сотрут в пыль все небоскребы янки.
Зандлер подумал, что Мессершмитт, очевидно, в Берлине был на каком-то заседании, где обсуждались новые перспективы, открывающиеся перед авиапромышленниками.
«Штурмфогель» стоял на краю аэродрома. Около него утро и день возились инженеры и механики. Все было проверено и перепроверено, но они не могли уйти от самолета по той лишь причине, что вложили в «Штурмфогель» слишком много своего труда.
Мессершмитт и Зандлер повернули к самолету.
— Разрешите начать испытания? — спросил Зандлер.
— Разумеется, но перед этим я хочу поговорить с пилотами Вайдеманом и Пихтом.
Зандлер послал за ними механика.
Мессершмитт оглядел пилотов с явным удовольствием:
— Как вам нравится работать у меня, господа?
— Благодарим, господин конструктор, — ответил Вайдеман.
— Я придумал такую штуку… Если «Штурмфогель» взлетит, то со стороны в воздухе за ним будет присматривать другой пилот. Вы, Пауль.
— Понятно, — кивнул Пихт.
— А вы, Альберт, по расчетам, очевидно, взлетите вот здесь. — Мессершмитт топнул по бетонке. — По расчетам… Но, к несчастью, иногда бывает, что и мы, конструкторы, ошибаемся.
Вайдеман криво усмехнулся. В душе он недолюбливал и конструкторов и инженеров. Ему казалось, что они слишком много времени проводят за бумагами, а не около своего самолета. Но Мессершмитт в это время глядел за аэродром, туда, где начинался кустарник.
