Димитр Пеев - Вероятность равна нулю
Стив и его мать остались вдвоем. Жили они хоть и без прежнего довольства и блеска, но все же прилично, хотя и не работали. Возможно, помогал кто-нибудь из прежних друзей – но и все они тоже находились в незавидном положении. Скорее всего, у госпожи Марии Мирославовой была припрятана шкатулка с драгоценностями, которые она потихоньку сбывала. Так или иначе, но Стив поступил на юридический факультет Софийского университета. Скоро и здесь он оказался в числе первых студентов…
Второй сокрушительный удар в судьбе Мирославова последовал в 1952 году. При очередной чистке его исключили из университета как социально чуждый элемент, как сына «бывших». Исключили перед самой летней сессией, когда он готовился сдать (как всегда, с блеском) экзамены. Можно представить, какая буря разразилась в душе честолюбивого юноши, какой бурлил в нем вулкан ненависти к новой власти.
Начался новый этап в его жизни. То ли не найдя более подходящего занятия, то ли из-за оскорбленного самолюбия и всем назло, но многообещающий молодой юрист переквалифицировался в чернорабочего. Несколько месяцев работал возчиком, свозя кости из мясных лавок на фабрику, вырабатывающую клей. Затем довольно долго был землекопом – рыл песок и гравий на берегах Марицы.
При раскрытии шпионско-диверсионной организации католических кюре в июле 1952 года органы засекли встречи Стефана Мирославова с Павлом Джиджовым, священником, бывшим главой католическо-униатской семинарии при коллеже святого Августина. По архивам оказалось трудно установить, насколько эти связи были серьезны, противозаконны, во всяком случае, на процессе Стив не фигурировал. Либо следователь проявил небрежность, либо Мирославов тогда и впрямь не лез в политику.
Два года проходил он в чернорабочих, не предприняв ни одной попытки найти более подходящее занятие. Люди, знавшие его в те времена, вспоминали, что поначалу он был в страшном отчаянье и даже подумывал о самоубийстве, но постепенно успокоился – возможно, свыкся с новым своим положением. А возможно, злоба перевесила в нем все остальные чувства, и, стиснув зубы, парень замкнулся в себе, намеренно избрав работу потяжелей… Так прозябал он, живя вместе с матерью, без любимой и даже без случайных подруг, погруженный в одиночество и озлобленность, пока в мае 1954 года не исчез. В одно прекрасное утро, как всегда, ушел из дому на работу, но там не появился. И с тех пор будто в воду канул.
Пришлось порыться в архиве Пловдивского окружного управления. Там обнаружилось заявление Марии Мирославовой о том, что ее сын в среду, 7 мая, ушел из дому и не вернулся. Заявительница просила милицию установить, не случилось ли с ним несчастья. Как ни странно, заявление датировано 14 мая – неделю спустя после исчезновения человека! Почему озабоченная мать не подняла тревогу сразу на другой день? Такая забывчивость объяснялась легко: они с сыном сговорились, у парня была целая неделя для осуществления задуманного плана, и лишь затем – для оправдания матери – последовало заявление.
По данным архива госбезопасности и пограничных войск тоже нельзя было узнать что-то определенное. В первой половине мая 1954 года на границе было вроде бы спокойно, а имевшие место инциденты носили совершенно иной характер.
Так в биографии Стефана Мирославова образовался пропуск в целых 23 года. Невероятно, чтобы все эти годы он скрывался в Болгарии. Значит, сбежал за границу – допустим, во Францию, – чтобы с семилетним опозданием получить свою стипендию? Ясно, что вращался он за рубежом в эмигрантских кругах. Это давало следствию некоторые надежды…
Ковачев долго трудился над соответствующим запросом, сводя воедино все предположения и догадки, все фотографии резидента в разных позах и ракурсах, не только сегодняшние или из альбома коллежа, но и из семейного архива Мирославовых в Пловдиве, фотографии, которые предоставила следствию смущенная мать Стива…
Ответ на запрос наконец пришел. Назван он был справкой, что не соответствовало действительности. Толстый пакет с густо исписанными листками напоминал скорее научную монографию. Судя по всему, над «справкой» трудился не один человек и не одно дело в архиве было тщательно пересмотрено.
Вступительная глава, названная «Идентификация», была целиком посвящена отождествлению Георгия Михайлова Петрова с личностью Стефана Йозефа Мирославова и с разными фигурами, подвизавшимися в период 1954–1975 годов в болгарской эмиграции и среди шпионов. Оказывается, через два месяца после исчезновения Стив появился в Риме под собственной фамилией. И здесь навсегда с ней распрощался. Сначала он стал французом Анри Лекоком, затем итальянцем Филиппо Таламо, затем, оставаясь священником, это был отец Джузеппе Паван, отец Пьетро Коффи, а возможно, и известный эмиссар Ватикана отец Густаво де Реджис.
Анри Лекоком он стал в Венеции, в спецшколе иезуитов, где готовили шпионов-радистов и шифровальщиков. Его явно предназначали для Болгарии, но он, как и везде, оказался среди первых учеников, и наставники решили использовать его для других целей святого ордена.
Так Стив попал в стены новициата Иисусова общества в Галлоро, возле Ариччи, в 30 километрах от Рима. Сведения о его деятельности в этом иезуитском воспитательном учреждении отсутствовали: «святые братья» умело хранят свои тайны. Но известно, какова главная задача новициатов – полностью стереть, уничтожить личность новобранца и заменить ее новой, искусственной. Судя по всему, операция прошла блестяще. Когда в 1957 году Стив под личиной Филиппо Таламо покинул новициат, он был уже другим существом.
Затем последовали годы учебы в иезуитском университете в Риме, на улице Карло Каэтано. Здесь он, разумеется, тоже блистал знаниями. Здесь же, видимо, постригся в монахи и стал членом иезуитского ордена, поскольку на выпускной церемонии в 1961 году ректор коллегии отец Густаво Веттер вручал диплом не Стефану Мирославову, и не Анри Лекоку, и даже не Филиппо Таламо, а отцу Джузеппе Павану.
Далее явствовало, что он активно участвовал в деятельности комитета содействия беженцам из Болгарии. Затем следы исчезали. Было лишь известно, что он отбыл на тайную виллу иезуитского ордена в Альпах. Потом опять полная неизвестность. В начале семидесятых годов он подвизался под именем отца Пьетро Коффи на знаменитой вилле «Мальта» – известном гнезде иезуитских шпионов, опекаемом отцом Роберто Цюлигом…
Странным, необъяснимым выглядело то обстоятельство, что после двух с лишним десятилетий безоблачной жизни в Италии, когда Стиву было уже под пятьдесят, он решил вернуться в Болгарию, чтобы превратиться в техника Петрова. Если, разумеется, он руководствовался собственным желанием. Вышестоящие отцы иезуиты умели блюсти железную дисциплину ордена и заставляли платить старые долги.
Заброска Стива в Болгарию ставила ряд важных вопросов.
Во-первых, что случилось с настоящим Георгием Михайловым? Почему он согласился на «размен» с Мирославовым и отдал ему свой паспорт? И куда делся потом? Уехал на Запад? Или нашел свой конец в диких зарослях, в горах? Такие размены – один прибывает с иностранным паспортом и остается в Болгарии, а другой с этим же паспортом убывает на Запад, предварительно переклеив фото, – были известны. Но что могло склонить Георгия Михайлова к измене родине?..
Другую загадку представляла личность Евлампии Босилковой. Она, несомненно, знала о нелегальной деятельности мужа. Без нее он не смог бы соорудить в доме хитроумные тайники и пользоваться ими. Да и постоянное пребывание кого-либо из супругов в доме – не означало ли это, что Ева выполняла свою задачу на вверенном ей посту? Не следовало забывать, что индивидуальное строение, столь пригодное для шпионской деятельности, принадлежало Еве, что брак с нею дал возможность резиденту получить в столице и прописку, и работу. Что толкнуло женщину на этот брак? Только ли желание увядающей вдовушки раздобыть себе любою ценой супруга, пусть даже шпиона! Или же глубоко верующая, фанатичная сектантка получила соответствующее внушение – нет, приказ – от своего пастора?
Тогда возникал вопрос: зачем протестантский пастор заставил послушную овечку коренным образом изменить жизнь, заключив брак с указанным ей чужим человеком – католиком, иезуитом? Какая сила смогла принудить извечных заклятых врагов – католиков и протестантов – объединиться в общей борьбе против коммунизма?..
22 сентября, понедельник
Первый серьезный допрос был назначен на следующее утро. Под вечер, покончив с текущими делами, генерал Марков вызвал к себе для последних уточнений Ковачева и капитана Консулова. Было решено, что допрашивает полковник в присутствии капитана, а Марков будет слушать в своем кабинете.
– Ну, товарищи, как думаете начать поединок с этим типом? – спросил генерал. – Какую увертюру ему сыграете? Не забывайте, как он вышколен, как нас ненавидит. Дуэль придется вести по всем правилам единоборства, пуская в ход самые хитроумные приемы.
