Лев Овалов - Медная пуговица
На тот случай, если бы у немцев оказался на нашей стороне какой-нибудь осведомитель, в целях полной дезинформации был пущен слух, что Гашке проник в штаб полка, убил начальника штаба и похитил секретные документы.
Выждав, когда в постоянной перестрелке между противными сторонами наступало недолгое затишье, начальник разведотдела и Пронин вышли на линию расположения роты.
Они стали за кустами жимолости. Пронин в последний раз измерил глазами расстояние, которое ему предстояло прибежать, пожал своему провожатому руку — в его лице он прощался со всем тем, ради чего шел рисковать своей жизнью, — шагнул было из-за кустов, и в этот миг немцы снова открыли стрельбу.
Нет, не по перебежчику, его они не успели еще увидеть, и, однако, один из выстрелов поразил Пронина.
Он покачнулся и прислонился к ветвям жимолости, которые не могли служить никакой опорой.
— Вы ранены? — тревожно воскликнул начальник разведотдела, хотя это было очевидно без слов.
— Кажется, — сказал Пронин. — Где-то под ключицей…
— Ну, в таком разе пошли в госпиталь, — предложил начальник разведотдела. — Операция отменяется.
— Ни в коем случае! — возразил Пронин. — Надо идти.
— А как же рана? — спросил начальник разведотдела.
— А может, она и послужит мне лучшей рекомендацией, — сказал Пронин. — Вы сами видите, обстановка не для госпиталя!
— Не советую, товарищ Пронин, — сказал начальник разведотдела. — Может, еще и кость задета…
— Ничего, сегодня командую я, разведчик должен уметь пользоваться обстоятельствами, рискну, — сказал Пронин. — Кланяйтесь там…
Он поморщился, отстранил от себя ветку с багровыми волчьими ягодами, рванулся и побежал в сторону противника.
С нашей стороны по перебежчику, разумеется, открыли стрельбу; стреляли, как это заранее было приказано, холостыми патронами, хотя для Пронина риск все равно был большой: и с той и с другой стороны кто-нибудь всегда мог пустить настоящую пулю.
Немцы сразу поняли, кто к ним устремился, и прекратили обстрел.
Остальное было понятно. Пронину удалось осуществить свой замысел. Он упал перед самыми позициями немцев, обессиленный, истекающий кровью, счастливый, что добежал до «своих»…
В нем погиб талантливый актер, в этом я убедился, наблюдая его в госпитале.
С самим Прониным за всю зиму я встретился всего лишь один раз, да и это свидание навряд ли состоялось бы, если бы Эдингер не поставил меня, что называется, в безвыходное положение.
Да, Эдингер становился все настойчивее, все чаще и чаще требовал он от меня реальных доказательств моего сотрудничества с немцами. От меня ждали многого и поэтому относились ко мне с известной снисходительностью, но в конце концов я должен был предъявить свою агентурную сеть и свои средства связи, именно это и должно было быть моим вкладом в фирму, именовавшуюся «Германский рейх».
Как и ожидалось, Эдингер припер меня к стене.
— Милейший Блейк, вы злоупотребляете нашей снисходительностью, — сказал он, пригласив меня как-то к себе. — Но больше мы не намерены ждать. Мы понимаем, что вашу агентуру надо подготовить для новых задач, серьезных агентов не перебрасывают из рук в руки, точно мячик, но ваши связи с Лондоном мы хотим теперь же взять под свой контроль. Я желаю, чтобы вы предъявили нам свою рацию. В среду, или, скажем, в четверг вы дадите нам это доказательство своего сотрудничества, или мне придется переправить вас в Берлин…
Вечером я сообщил об этом требовании Железнову.
— На этот раз господин обергруппенфюрер от вас, пожалуй, не отвяжется, — сказал Виктор. — Доложу начальству, что-нибудь да придумаем.
На следующий день Виктор передал, что Пронин хочет со мной встретиться и назначает свидание в кинотеатре «Сплендид».
Я пришел в назначенный день на последний сеанс (в это время всегда бывало мало публики: для хождения по городу после десяти часов требовались специальные пропуска), взял билет — двадцатый ряд, справа, — и ряд и сторона были названы заранее. Зал погрузился в темноту, сеанс начался; минут через двадцать кто-то ко мне подсел.
— Добрый вечер, — тихо сказал Пронин. Он крепко пожал мою руку. — Ну, что случилось? Какую еще там рацию требует от вас Эдингер?
Я повторил все, о чем уже рассказывал Железнову, и со всей возможной точностью изложил свой разговор с Эдингером.
— Н-да, — задумчиво протянул Пронин, выслушав мой рассказ. — Предлог для отлучки придуман неплохо, но нетрудно было предвидеть, что немцы заинтересуются рацией…
Судя по его тону, мне показалось, что Пронин укоризненно покачал головой, хотя я и не видел его в темноте.
— Однако вам нельзя выходить из игры, придется бросить им эту подачку, — проговорил он. — Надо тянуть с немцами как можно дольше и ждать, ждать…
— Чего? — спросил я, подавляя возникающее раздражение. — Не кажется ли вам, что я напрасно провожу время? Вокруг меня все бурлит, я чувствую, какой интенсивной жизнью живет Железнов, в то время как меня держат в состоянии какого-то анабиоза.
— Не тревожьтесь, анабиоз скоро кончится… Спрашиваете, чего ждать? Видите ли, терпение — одна из главных добродетелей разведчика, хотя терпеть бывает иногда ох как трудно! Это только в кино да в романах разведчики непременно участвуют в приключениях, на самом деле они иногда годами выжидают, пока узнают какую-нибудь тайну.
— Но так можно ждать, ждать и ничего не дождаться, — возразил я.
— Да, можно и не дождаться, — немедленно согласился Пронин. — Но это уже не ваша забота. Вам приказано ждать, и ваше дело — ждать. Будьте Блей ком. Как можно лучше играйте роль Блейка. Проникните в его подноготную, изучите каждую книжку, каждую бумажку, каждую половицу в его квартире. Будьте Блейком и ждите. Это все, что я могу вам сказать. В один прекрасный день жизнь раскроет нам тайну Блейка. Это могло бы показаться случайностью, если бы мы не ждали этого случая в течение трехсот шестидесяти четырех дней. И возможно, в один из этих дней его агентура окажется в наших руках.
Он еще раз пожал мне руку.
— Так вот… — Даже здесь, в темноте, в отдалении от других зрителей, он не называл меня по имени. — Возвращайтесь — и побольше выдержки. Вы сами понимаете, что находитесь на острие ножа. Но приходится балансировать. Слишком велик выигрыш, чтобы стоило отказаться от борьбы. Наберитесь терпения, что-нибудь придумаем. Завтра Железнов передаст вам команду. Спокойной ночи!
Он отодвинулся и исчез в темноте так же, как расплывались передо мной на экране кадры какого-то детективного фильма.
Странное дело, хотя я в течение всей зимы совершенно не видел Пронина, если не считать этой пятиминутной встречи, у меня все время было ощущение, точно он находится где-то поблизости от меня. Впрочем, так оно и было в действительности; ощущение того, что в случае нужды, в исключительных обстоятельствах я всегда могу обратиться к нему за советом и получить от него помощь, делало меня самого более уверенным и решительным.
На другой день Железнов велел мне сказать Эдингеру, что рацию тот получит; от меня требовалось только оттянуть встречу с Эдингером на неделю.
Я так и поступил.
— Господин обергруппенфюрер, вы получите то, что хотите иметь, — сказал я ему по телефону. — Но я не могу сейчас покинуть Ригу, я прошу отложить нашу поездку на неделю.
— Хорошо, господин Берзинь, пусть будет по-вашему! — угрожающе ответил Эдингер. — Но помните, мое терпение истощается, больше вы не получите отсрочки ни на один день.
Я передал ответ Эдингера Железнову, и тот удовлетворенно вздохнул.
— Не беспокойтесь, Пронин не подведет!
И действительно, через четыре дня после моего свидания с Прониным Виктор подошел ко мне и сказал:
— Все в порядке, рацию можно предъявить. В воскресенье осмотрим ее сами, а в среду свезете Эдингера.
В воскресенье мы поехали на взморье.
Был серенький день, в небе клубились сизые тучи, с моря подувал неприятный холодный ветерок.
Мы ехали по невеселой, заснеженной дороге, мимо необитаемых дач, хозяева которых были разметены ветром войны в разные стороны.
— Кажется, за мной снова установлена слежка, — высказал я Железнову свое предположение. — Эдингер вот-вот готов сорваться.
— Вы не ошибаетесь, хотя он никогда не обходил вас. своим вниманием, — согласился Железнов. — Он боится, как бы вы вообще не замели следов к своей рации.
— Значит, за нами следят? — спросил я.
— Разумеется, — подтвердил Железнов. — Ну и пускай. Доставим немцам удовольствие перехитрить английского разведчика.
Перед одной из самых унылых и невзрачных дач Железнов остановился.
Вдалеке на дороге маячила неподвижная фигура какого-то долговязого субъекта.
Железнов, не обращая на него внимания, распахнул незапертую калитку.
