Кингсли Эмис - Полковник Сун
18.00–19.30 Прибытие делегатов.
20.30 Приветствия, тосты. (Проверка оцепления).
20.30 Ужин
ДЕНЬ 5
00.30 Заседание.
03.00 Закуски, перерыв на отдых. (Проверка оцепления).
04.00 Заседание.
05.30–06.00 Благодарственные речи, отбытие делегатов.
06. 30 Желтая степень готовности. (Возвращение морского патруля).
12.00 Отбытие министерской группы, синяя степень готовности (Снятие оцепления, прекращение радиосвязи).
17.00 Отбытие персонала.
Однако сам Аренский и его люди не покидали остров вместе со всеми. Близился его десятидневный отпуск, который Аренскому предложили провести здесь, на Враконисе, хоть целиком. Сейчас он склонялся к мысли провести весь отпуск здесь. Ведь мальчишка так удивительно смеется…
Стук в дверь вывел генерала из задумчивости.
— Да? — отозвался он с раздражением. В кабинет вошел один из тех двух мужчин, которые занимали дом с самого начала, и с немыслимым украинским акцентом поздоровался.
— Доброе утро, товарищ генерал.
— Доброе утро, Милый. Садись.
Генерал быстро унял свое раздражение и говорил теперь вполне дружелюбно. У него было правило — никогда ни с кем не ссориться, даже с таким никчемным дегенератом, как Милый, годным разве что раздавать в лагере баланду заключенным.
Милый присел на краешек скверной копии венецианского стула возле пустовавшего камина.
— Замечено лишь одно происшествие. В порту говорят, что около пяти часов утра в море случился пожар. К месту происшествия были направлены два катера. Они обыскали весь квадрат, но ничего не нашли. Им удалось выловить только одного члена экипажа, он получал сильные ожоги. Его доставили в местный госпиталь. По его словам, у них в машинном отделении вспыхнул пожар.
— Невеселая история. Милый. Но я не вижу, каким образом она имеет к нам отношение, а? Какой-нибудь идиот-грек бросил в резервуар с бензином окурок и взорвался катер. Было бы странно, если бы в такой отсталой стране, как Греция, нечто подобное не происходило бы каждую неделю. Ты зря ходишь в порт собирать сплетни. Такой хороший ленинец, как ты, должен с первого взгляда видеть, где главное, а где второстепенное. Милый покраснел и смущенно промямлил:
— Извините, товарищ генерал, я не подумал.
— Ничего, ничего. Что-нибудь еще?
— Борис продолжал прослушивание афинской частоты в обычное время. Никаких сигналов не зафиксировано.
— Прекрасно. Узнай-ка, в чем там дело. На внешней террасе происходило какое-то движение, оттуда доносился возмущенный шепот. Затем мужской голос что-то прокричал по-гречески. Милый подошел к двери, открыл ее, впустив в погруженную в тень комнату луч яркого солнечного света и душную волну зноя, и на секунду вышел. Когда он снова вошел в комнату, было видно, что он взволнован.
— Сюда приближается шлюпка с девушкой и мальчишкой лет шестнадцати. Направляются прямо к нашему пирсу.
С момента прибытия Аренского на островок подобные ситуации возникали часто — то наведывались туристы, чтобы узнать, можно ли, и если можно, снять дом, то коммивояжеры в надежде сбыть залежалый товар. Эти ситуации легко улаживались, как он это и предвидел, одним местным сотрудником в соответствии с разработанной легендой. Как правило, во время таких процедур генерал даже не покидал кресла, но на этот раз решил пронаблюдать лично. Он встал, одернул зеленую в бирюзовую клетку рубашку и неторопливо вышел из кабинета.
Солнце жгло кожу, яркие блики на воде слепили глаза. Он прикрыл их ладонью. Прямо на него на расстоянии в сотню ярдов плыла окрашенная в белый цвет шлюпка. Старший из греческой обслуги, у которого в руках был бинокль, осведомился относительно дальнейших указаний, но Аренский где-то еще с минуту наблюдал за игрой мышц на обнаженных плечах сидевшего на веслах юноши. Наконец он сказал по-английски, к несчастью, это был единственный язык, на котором он мог изъясняться со стоявшим рядом мужчиной:
— Вы узнавали, что они хотят?
— Пытался, товарищ генерал. Но они не отвечают.
— Попробуйте еще раз. Узнайте, кто они такие и скажите, что это частное владение и прочее.
Грек выполнил то, что ему велели. На этот раз девушка ответила. Из ее ответа, произнесенного на чужом языке, Аренский не разобрал ни слова, кроме одного, услышав которое он мгновенно насторожился.
— Товарищ генерал, она говорит, что ее послал товарищ Гордиенко, и что она хочет переговорить с живущим в доме господином.
Аренский потеребил пальцами свою отвислую нижнюю губу. События, похоже, принимали непредвиденный оборот, каким-то шестым чувством он понял, что не может отказать в приеме девушке. Были у него и другие соображения. Заметно повеселев, он приказал:
— Передайте, что нам ничего не известно ни о каком мистере Гордиенко, но мы приглашаем девушку и ее… спутника сойти на берег для короткой беседы.
Спустя две минуты, генерал, сунув руки в карманы брюк, уже стоял на причале и наблюдал за прибывающими. Девушка — гречанка или болгарка — была вульгарно симпатичной, с чересчур развитым бюстом. Мальчишка, которого он успел разглядеть краем глаза, нравился ему значительно больше мускулистый, загорелый. Аренский ждал — он никогда не заговаривал первым.
Девушка смотрела ему в лицо.
— Вы говорите по-английски?
— Да.
— Меня зовут Ариадна Александру. Я работала в Афинах в группе мистера Гордиенко. У меня есть срочное сообщение для человека, который здесь отвечает за успех операции.
— Я занимаю этот дом, если вы это имеете в виду. С вашего позволения, я покину вас ненадолго.
Оставив гостей на солнцепеке, Аренский, семеня своими короткими ногами, удалился в комнату, где только что сидел, и достал желтую папку с надписью «Личный состав», в которой были подшиты фотокопии досье всех сотрудников. Александру. Вот ее досье. Волосы на фотографии длиннее, но остальное совпадает. Он захлопнул папку и вернулся к дверям.
— Проходите, пожалуйста. Не стесняйтесь. — Когда Ариадна и ее спутник подошли, Аренский продолжал. — Проходите внутрь. — Затем, жадно ощупав взглядом маленьких глаз смуглое тело мальчика, добавил. — И спросите вашего юного друга, не желает ли он выпить чего-нибудь прохладительного.
Пока девушка переводила вопрос, юноша не сводил глаз с Аренского. Его взгляд красноречивее любых слов говорил, что юноше известны помыслы генерала, и что они внушают ему отвращение. Сказав что-то девушке в ответ, он отвернулся и отошел прочь.
Аренский сделал глотательное движение и выпрямился. С трудом заставив себя улыбнуться девушке, он представился и сказал:
— Поговорим здесь, в прохладе.
Удовлетворенность, которую он чувствовал еще полчаса назад, полностью улетучилась. С какой бы стороны ни смотреть, во всей советской спецслужбе он был, по-видимому, самым неподходящим человеком, которого можно было представить в этой изменившейся ситуации. Тем не менее, Аренский дослушал Ариадну, не прерывая ее.
Когда она замолчала, Аренский еще некоторое время сидел в своем вращающемся кресле без слов и без движения, заложив руки за голову. Затем он повернулся в кресле к столу и снова открыл папку с досье сотрудников. Наконец, глядя в окно, он произнес.
— Вы завербованы Главным разведывательным управлением.
— Совершенно верно.
— Как это случилось? Почему такая девушка, как вы, стала агентом Красной Армии? Не естественнее было бы, если бы вы с самого начала попали под опеку КГБ?
— Наверное, вы правы. Но вышло так… ну, человек, который убедил меня работать на Россию, был резидентом ГРУ в Афинах.
— Понятно. — Аренский по-прежнему смотрел в окно. — Этот человек был вашим любовником.
— Прошу вас, товарищ генерал, это важно?
— Он был вашим любовником? — вопрос прозвучал, как перемотанная назад магнитофонная запись.
— Да. Был.
— И именно он-то и… обратил вас, думаю, точнее тут не скажешь, в марксистский социализм?
— Да.
— А приходилось ли вам прежде заниматься контрразведывательной работой?
— Немного. В основном, на тех участках, где требовались девушки с моими данными.
— В качестве соблазнительной приманки, — усмехнулся Аренский. — Да уж, иногда мы ведем себя так, словно все еще живем в дореволюционную эпоху. А ваш отец… — он заглянул в досье, — … он ведь служит в авиакомпании «Паллас». Преуспевающий буржуа.
Не дождавшись ответа, он вновь покрутился в кресле и продолжал без интереса изучать досье. Наконец он глубоко вздохнул и тоном, который, по его мнению, не должен был обидеть Ариадну, произнес:
— Видите ли, мисс Александру, вы не тот человек, от которого естественно ожидать борьбы за дело мира в такой неразвитой стране, как Греция. Разве у вас есть опыт классовой борьбы? Где ваши корни в рабочем движении? Знаете, кто вы? Вы — романтическая барышня… привлеченная к коммунистической идеологии сентиментальной жалостью к угнетенным, а к работе разведчика — ложными представлениями романтики. А это значит…
