Лен Дейтон - Рассказ о шпионе

— Проклятье, — сказал Ферди.

— Ты должен был знать, что может случиться, Ферди, — сказал я. — Тебе это, конечно, нравилось, но ты должен был осознать, что из этого выйдет.

— Еще есть время, — сказал Ферди.

Но времени уже не было. Ферди нужно было первым делом сделать обычный в этой ситуации ход: сначала уничтожить подлодку радиоэлектронной разведки. Эти лодки, которые используются нашими постами обнаружения, имеют решающее значение в любой игре. Ферди знал лучше любого со стороны «синих», что могут эти подлодки и почему от их действий так зависит использование американских ракет. Теперь таких подлодок было две, и они корректировали другие подлодки в наведении ракет на Москву, Ленинград и Мурманск, в то время как подводные лодки с более современными ракетами и разделяемыми РГЧ нацеливались уничтожить шахтные пусковые установки — как возмездие за наши западные города.

— Ты что, собираешься доиграться до Страшного Суда? — спросил я. Но если Ферди и задумал пойти на максимум разрушений без выигрыша в войне, он наверняка не стал бы информировать меня об этом.

— Да пошел ты… — буркнул Ферди. Если бы он мог знать, на каких подлодках есть ракеты с разделяющими РГЧ, то у него бы еще были шансы на победу. Подлодки с ракетами «Поларис», стартующими из глубины океана через ледовое покрытие, не могут достаточно точно поразить цель меньшую, чем город. Поэтому именно ракеты с разделяющимися головными частями представляли реальную угрозу для Ферди.

— Время запуска ракет прошло, Ферди. Ты можешь пыхтеть здесь хоть целую неделю, но чтобы выиграть, тебе необходима только жуткая удача.

— Я тебе сказал, пошел ты к… — бросил Ферди.

— Ладно, не горячись, — сказал я. — Это всего лишь игра.

— Этот Шлегель старается изо всех сил, чтобы насолить мне, — сказал Ферди и поднялся на ноги.

Его огромная фигура могла с трудом протискиваться между пультом и панелями.

— Это же только игра, Ферди, — повторил я. Он неохотно и слабо улыбнулся, как будто признавая извечный закон подлости, знакомый ему еще по Центру стратегических исследований. Если там и удосужатся дать нам медаль или погоны, то они как раз успеют на твою похоронную подушечку на надгробье.

Я наблюдал, как Ферди водил пальцами по карте Арктики.

— В следующем месяце у нас запланирован новый поход.

— Я тоже слышал, — ответил я.

— Со Шлегелем, — усмехнулся Ферди.

— Он никогда не был в Арктике. Поэтому он хочет все узнать.

— Мы будем в море не меньше месяца.

— Я думал, что ты любишь долгие походы.

— Только не с этим ублюдком Шлегелем. Нет уж.

— А что такое?

— Я ждал целую неделю, когда мне обновят пропуск в библиотеку.

— В прошлом году я ждал целый месяц. В этом виновата старая английская бюрократия. Это вовсе не Шлегель.

— Ты вечно его защищаешь.

— Ферди, ты иногда бываешь немного нудным.

Он сокрушенно покачал головой.

— Задержись на минутку, — сказал Ферди. Он был странным одиноким человеком, который привык чувствовать себя в своей тарелке только в узком кругу людей, кому были понятны его странные цитаты из латыни и из стихов полузабытых поэтов Китса и Шелли, и кто разделял его вкус к старым шуткам и кухне студенческих времен. Я не был одним из них, но я хотел бы войти в их круг.

— Задержись на пять минут.

Картинка на дисплее компьютера быстро сменилась, как только Ферди притронулся к клавиатуре.

Мы отработали пять усовершенствованных сценариев военных игр: русские противолодочные силы (Северный флот) имели 24 часа «военной опасности» для нейтрализации англо-американских подводных лодок на арктической базе. В этом случае сценарий начинался в сотне миль севернее Шпицбергена с действий подводной лодки, имеющей на борту ракеты с разделяющимися РГЧ. Если бы «синие» (или одна из их ракетных подлодок) находились ближе к Мурманску, то Ферди не смог бы атаковать их без риска, что взрывная волна не уничтожит и его собственный город. В этом и заключалась основная тактика 24-часовой военной игры: суметь разместить подводные лодки «синих» ближе к русским городам. Тогда Ферди, играя, по словам Шлегеля, в «шашки для сумасшедших», никогда бы не смог отыграться.

— Они, наверное, думают, что игра уже сделана? — спросил Ферди.

Я ничего не ответил.

— Ну что ж, посмотрим, — сказал Ферди.

Дважды мигнул телефон. Я поднял трубку.

— Шлегель у телефона. Ты не мог бы принести данные по Средиземноморскому флоту?

— Они еще не готовы. Мне сказали, что эти данные будут подобраны вместе с другими в библиотеке. Так что они могут быть сейчас в библиотеке. Я их принесу.

— Тебе не нужно таскать книжки из отдела обработки информации. У нас есть для этого посыльный.

— Прогулка пойдет мне только на пользу.

— Как хочешь.

— Мне нужно идти, — сказал я Ферди. — Мы поболтаем попозже.

— Если тебе твой шеф разрешит.

— Это точно, Ферди, — ответил я с плохо скрываемым раздражением, — если мой шеф разрешит.

Здание отдела обработки информации находилось в 300 ярдах от нас. До дневного оперативного скачка во времени вряд ли можно было ожидать важных тактических перемещений. Я оделся потеплее и вышел на свежий зимний воздух Гампстеда. Воздух был прекрасен. После сидения в Центре любой воздух был прекрасен. Я даже удивился тому, сколько времени я мог без передышки работать над программой, по которой военные корабли прихлопывали, как мух, а выигрыш измерялся в «ликвидированных» городах.

Глава 13

«Мнение, выраженное любым из членов команды посредников, контролирующих проведение военной игры, считается секретным, независимо от того, касается ли это мнение самой игры».

Отдел обработки информации выглядел, как переоборудованное административное здание, но стоило только пройти вовнутрь его через центральный вход, как сразу бросались в глаза многие различия. Около входа в стеклянной будке стояли двое полицейских в униформе министерства обороны, в стене с большими часами были вделаны ячейки со множеством карточек-пропусков, которые всю свою смену эти полицейские скрупулезно рассматривали и компостировали, прежде чем засунуть их в соответствующую ячейку.

Полицейский около двери взял в руки мою карточку-пропуск.

— Армстронг, Патрик, — объявил он другому полицейскому и повторил мою фамилию медленно по буквам. Другой полицейский шарил глазами по карточкам в ячейках.

— Вы только что выходили? — спросил первый полицейский.

— Я? — спросил я.

— Да. Вы.

— Я? Выходил?

— Да.

— Нет, конечно. Я только что пришел.

— Наверное, опять старая смена все карточки перепутала. Присядьте, пожалуйста, на минутку.

— Я не хочу сидеть здесь ни минуты, — терпеливо ответил я. — Я не собираюсь сидеть здесь ни секунды. Я должен идти.

— Вашей карточки нет в ячейке, — ответил он.

— Это уже ваша проблема — разбираться с этими карточками, — сказал я. — Мне еще не хватало разбираться с ними.

— Он и так старается найти вашу карточку как можно быстрее, — сказал полицейский у входа. Другой продолжал шарить глазами по карточкам в ячейках. При этом он произносил «К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т» подряд, пытаясь сконцентрироваться на нужной алфавитной ячейке.

— Мне нужно только подняться в библиотеку, — сказал я.

— Ага, — сказал полицейский у входа и недоверчиво ухмыльнулся, как будто именно эту фразу он слышал от множества иностранных шпионов.

— Все равно вам нужно в это здание. Библиотека находится на третьем этаже.

— Тогда вы пойдете со мной, — ответил я.

Он покачал головой, как бы сочувствуя моим проблемам. Потом пригладил ладонью свои седые усы и полез в карман униформы за футляром с очками. Он надел очки и снова уставился на мою карточку-пропуск. Когда этих карточек не было, не было и всяких проволочек. Теперь я стал жертвой закона Паркинсона о мерах по безопасности. Полицейский записал кодовый номер моего учреждения и стал искать его в папке-скоросшивателе со списками абонентов. Оттуда он выписал номер телефона и вернулся в стеклянную будку позвонить. Набирая номер, он покосился на меня, потом плотно захлопнул стеклянную дверь, чтобы я не мог подслушать разговор.

По его губам я понял, что он сказал:

— Эта карточка уже была использована сегодня утром, на ней проставлено время входа посетителя, а времени убытия нет… Этот посетитель… В нем вообще-то нет ничего подозрительного… около сорока лет, в очках, гладко выбрит, темные волосы, ростом около шести футов…

Он запнулся, как только я услышал раздраженный голос Шлегеля даже через закрытую стеклянную дверь. Полицейский открыл дверь.